– Ужасно, – сказала Дидона. – В Тире я слышала много о чудовищах океана, что нападают на корабли. Здесь же, к югу от нас, лежит средь песков озеро Тритонида, где гнездятся драконы[67]. Но кто мог подумать, что они, такое пройдя расстояние, могут стать орудием кары.
– Змеи, – продолжил Эней, – не удалились туда, откуда пришли, не провалились под землю. Они поползли по скале к храму Афины Паллады. Недавно, на корабле, один из служителей храма поведал о том, что увидел своими глазами. Змеи, уменьшившись втрое, в храм заползли и легли в ногах у богини.
Смахнув со лба капли пота, Эней продолжал:
– Но перейду к тому, что случилось немного позднее. Юноши наши привели пленника. Он назвался Синоном, родичем Паламеда[68] и врагом Одиссея. Уши развесив, мы внимали лживым словам. Он рассказал, что, отплывая, греки его назначили в жертву богам, но он спрятался в болоте и ожидал, пока из виду скроются паруса, затем вышел и сдался. Именно этот Синон, змея в человечьем обличье, рассеял наши сомнения. Он сообщил, что деревянный конь воздвигнут в дар богам, чтобы вернуть их милость, в надежде, что из-за огромных размеров его не удастся внести в город.
Троянский конь по изображению на античном резном камне.
Так, ослепленные враждебными к Трое богами, с молитвенным жаром мы принялись за работу. Поднят конь на катки. Обвязан крепким пеньковым канатом. Мы, как волы, к нему припряглись и повлекли себе на погибель. Колыхаясь, словно живая, катилась громада к воротам. Стену разрушив, ибо конь был выше ворот, мы потащили его в пролом. Выйдя навстречу, девы и юноши, ставшие в круг, пели гимн Афине Палладе, славя коня как великую жертву, как дар наступившему миру. Трижды в движенье своем конь коснулся стены. Трижды внутри загремело оружье. Преодолевая преграды, переступил конь роковую черту.
И тут появилась Кассандра. Пылали ее глаза, обжигая презрением и гневом. Как поток раскаленный с вершины вулкана, лились слова. Но были они нам непонятны. Только теперь я смысл их могу передать. Она призывала очнуться от наваждения, уверяя, что ночь, эта ночь будет для Трои последней. Но мы, как всегда, были к речам ее глухи. Вскоре убит был Приам. Жребий выпал тому, кто в Азии был владыкой многих земель и народов, в пламени Трою узреть и крушенье Пергама[69].
О том, что случилось потом, лучше не вспоминать. Предатель, бывший средь нас, помог ахейцам выйти наружу. Им на помощь пришли корабли, стоящие за Тенедосом. Теперь я расскажу о себе. После отчаянной схватки мне удалось по воле и с помощью той, о которой не место здесь говорить, добраться до дома, вынести отца на плечах, вывести супругу и сына. Пенатов Трои я друзьям поручил, приказав им в бой не вступать, чтобы не утратить святыню. Молча мы Трою прошли. У ворот, оглянувшись, я не увидел Креусы. Подумав, что она затерялась или отстала, как бывало в нашей жизни не раз, я рванулся в горящий город. Но вдруг она вышла из воздуха ростом выше той, какую я знал и любил. Хотел я ей что-то сказать, но мой голос пресекся на первом же слове «Креуса». Она ж обратилась ко мне с речью, ее я слово в слово запомнил: «Не предавайся печали, мой милый супруг! Рядом с тобою в скитаньях мне быть не дано. Ведь мне и так оказана милость богами. Не буду я рабыней данайцев, не стану, подчиняясь их воле, рожать им рабов. Тебе же придется долгие годы скитаться, прежде чем попадешь в Гесперию, где Тибра меонийского струи привольно текут между пашен. Там свое счастье отыщешь. Разделит его с тобою супруга из царского рода. Обо мне же слезы не лей и вовсе не думай. Прощай и храни любовь нашу общую к сыну». Но нет, я не мог, не хотел примириться с тем, что устами Креусы мне вещала судьба. Трижды я пытался ее удержать, сжимая в объятья, трижды она ускользала. И тогда ко мне подбежали те, кому поручил я пенатов. Мы двинулись в горы и, пройдя через них, пришли к кораблям…
Гибель Приама.
Небо светлело. Слуги погасили лампады. Но никто из тех, кто возлежал за столом, не шевельнулся. Эней взглянул на царицу. Слезы катились по бледным щекам. Губы что-то шептали. Казалось, она была еще вместе с Энеем в Трое и повторяла слова тени, какие к себе отнесла: «Там ты найдешь свое счастье. Его с тобою разделит супруга из царского дома».
Сестры
Распорядившись о ночлеге для гостей, царица отослала слуг. Сон не шел. Бросало из жара в холод. Она то вставала, то садилась. В памяти стояло божественное лицо Энея. Одна за другой сменялись картины его рассказа. Не находя себе места, она вышла в коридор, соединявший ее покои с горницей сестры Анны.
Оставляя родной Тир, принесший ей столько горя, Дидона взяла Анну девочкой. Выросла она вместе с Карфагеном в трудах и волнениях о нем. Дитя странствий, она ничем не напоминала изнеженных царевен, окруженных бесчисленными нянюшками и рабынями. Встреться ей на побережье, как Европе, бык, она бы без малейших колебаний взобралась на его спину и поплыла на нем, болтая ногами над морской пучиной. Такой был у нее характер.
Приведись ей стать матерью, она бы наверняка родила и воспитала одного из тех финикийских мореходов, которым ничего не стоило на утлом суденышке выйти в океан и обогнуть Ливию. Но Анна – ей на десятый год от основания Карфагена исполнилось двадцать лет, – слава Юноне, не помышляла ни о замужестве, ни о материнстве. Где бы здесь отыскать ей супруга, могущего занять собой ее деятельную натуру. Она ни в чем не уступала тем воинственным девам, которые, если верить басням данайцев, живут где-то за северным ветром, проводят всю жизнь в охоте и чуждаются мужского общества и мужской ласки.
Нумидийцы, среди которых тирянам приходилось жить, словно в осаде, взирали на Анну с восхищением, смешанным со страхом. И девушке было поручено вести переговоры с наглым царьком Ярбой, вообразившим, что если город построен на его земле, то и царица должна быть его супругой. Анна вернулась уже после наступления темноты, и Дидона еще не знала о результатах переговоров.
Но нет, не за вестью шла Дидона к сестре. Ей не терпелось поделиться с нею нахлынувшими чувствами. Внезапно Дидона остановилась. «А поймет ли меня Анна? – подумала она. – И пристало ли мне, заменившей ей мать, делиться с девушкой самым сокровенным?»
Из-за стены, за которой находилась горница Анны, раздался какой-то странный звук, напоминающий львиный рык. Встревоженная и удивленная, Дидона толкнула дверь. На ковре обнаженная Анна боролась с почти взрослым львом. Конечно, это была игра, но на плечах алели свежие царапины.
– Анна! Что за безумие? Откуда этот зверь?
– Это твой львенок, – ответила Анна. – Я пробую его силы.
– Мой?! Мне еще не хватает зверинца!
– Но тем не менее он твой. Его тебе подарил Ярба, я не осмелилась отказаться от подарка. Это было бы величайшим оскорблением. Передавая мне клетку, Ярба сказал: «Моей львице!»
Анна схватила львенка за шею, затащила его в деревянную клетку и закрыла задвижку. Звереныш рычал и скалил зубы.
– Наглый варвар. Ты же должна была объяснить, что я не собираюсь вступать в брак, что я никогда не буду его женой.
– Он этого не хочет понимать. У нас пока еще нет войска, и с ним не нужно ссориться.
– А я получила другие дары, – проговорила Дидона. – От троянских беглецов. Они прибыли в наш город.
– Что это за люди? – спросила Анна.
– Их вождя зовут Эней. Как он прекрасен, как могуч и отважен! Говорят, что он происходит от бессмертных богов, и глядя на него, нельзя в это не поверить. Не из малодушия покинул он родину. На него ополчились беды. Его грозная доля гнала. Он прошел через страшные битвы и опасности. Не мне тебе говорить, что я испытала после горькой гибели моего супруга. Я дала зарок больше никогда не вступать в брак: ведь кто может заменить мужа, коварно убитого в первый год брака! И вот теперь пришелец склонил к себе мою шаткую душу, пробился огонь любви сквозь золу. Это великий дар. Но пусть подо мною разверзнется земля и всемогущий отец свергнет меня к бледным теням Эреба, если я решусь признаться ему в своих чувствах.
Поток слез прервал речь Дидоны, склонившей голову на колени сестры.
– Дорогая моя! – начала Анна. – Я давно с грустью наблюдаю за тобой. Мы оказались на чужбине в окружении необузданных варваров. А из-за моря тебе угрожает войною наш брат. И вот теперь впервые к нам повернулось счастье. Какой великий город ты создашь с таким мужем, как Эней! Мы сольем силы троянцев и финикийцев. И кто нам тогда сможет угрожать! Пока еще море опасно для плаванья, есть время для того, чтобы привязать чужеземцев к Ливии. Эта земля, как никакая другая, богата зверями. Судя по твоему описанию, Эней страстный охотник. Я устрою для вас охоту, какой еще не видывала Ливия.
– Но ведь это опасно! – воскликнула Дидона.
– Нет! Нет! – успокоила Анна. – Вы не будете охотиться на львов. Если хочешь, за несколько дней я изгоню с окружающих гор всех хищников. Пошлю к Ярбе за опытными ловчими. Пока же пойдем в храм и принесем жертву богам, и прежде всего Юноне, освящающей браки.
