его приезда! Царица осознавала эту силу нетерпения, с которой ждала его возвращения. И сейчас поняла как он ей дорог. Ей вспомнилось последнее утро в день его отъезда, его молодое крепкое тело. Неужели он приехал, чтобы не замечать её? Чтобы быть только царём? Сия чаша слишком тяжела для неё.
Она не услышала, скорее почувствовала его приближение. Он остановился.
— Это ты, мой царь? — почти прошептала бессознательно Иокаста. В груди, словно что-то оборвалось, Иокаста напряжённо ждала, всем своим существом разрываясь между желанием броситься к нему и страхом содеять это, боясь, что Эдип отдалился за время отсутствия и безразличен к ней. И всё же, женское чутьё подсказало ей в следующее мгновение единственно правильный шаг. Царица медленно повернулась. Эдип стоял совсем близко, она увидела его глаза. Её пальцы коснулись его висков, соскользнули на щёки, шею…
Едва Эдип ощутил на своих щеках прикосновение её пальцев, то- страшное по своей силе напряжение, вдруг ещё возросло, хотя, казалось и это уже предел человеческих возможностей и, разом что-то рухнуло в нём, в его груди, мозгу… Он пошатнулся, однако совладал с собой. Эдип даже не сразу понял, что обнимает женщину, которую давно хотел; целует глаза, губы, руки женщины, которую боялся обнять даже в мыслях.
ГОРЕ НАД ФИВАМИ
Полиник и Этиокл сидели в зале для приёма гостей и ожидали прихода отца.
Этеокл-высокий, стройный, с утончёнными чертами лица и манерами, лирик и мечтатель, очень был непохож на своего старшего брата Полиника — широкоплечего, высокого, плотно сбитого — истинного бойца. Да и характеры их сильно разнились.
Будучи ещё маленькими, они нередко ссорились. Полиник, задира и драчун, бывало, заставлял Этеокла драться с ним на деревянных мечах или копьях. Когда же Этеокл делал робкие попытки отвертеться от сражений, в результате которых обязательно ходил с синяками и ссадинами, Полиник давал ему такие подзатыльники и затрещины, что голова потом ещё долго гудела.
Как-то Этеокл, придя из гимнасий раньше Полиника, уселся играть на лире. Ему нравился сладкозвучный голос этого инструмента и он с удовольствием и наслаждением упражнялся в игре на нём. Этеокл так увлёкся занятиями музыкой, что не заметил, как к нему сзади подкрался Полиник и дерзко вырвал из рук лиру. Этеокл попытался отнять у брата инструмент. Получилось так, что Полиник схватился рукой за струны и одна из них с жалобным и надрывным стоном лопнула. Держась руками за лиру, Этеокл оцепенел. Встретив его взгляд, Полиник, отпустил инструмент и отступил назад. Гнев и боль в глазах брата напугали его. Этеокл, не помня себя, неотрывно глядя на Полиника, ударил его лирой. Полник взревел и бросился бежать, плечо страшно ныло. Но после этого случая он больше не трогал младшего брата.
Когда они подросли, их отношения выровнялись Полиник любил подшутить над Этеоклом, иногда зло, однако, Этеокл не обижался и они неплохо проводили время вместе.
Братья долго сидели молча.
— А как себя чувствует Астинакт? Ты был у него?
Этеокл вздрогнул и не сразу ответил.
Необычайно жаркое лето высушило землю, виноградные лозы засохли. По всей Беоти деревья стояли чахлые, трава выгорела, погибал скот, страшная болезнь поражала людей. Тяжёлый выдался год. Вот и Астинакт несколько дней назад внезапно заболел. Этеокл любил этого юношу. Они вместе проводили большую часть времени, подолгу беседовали, декламировали…
— Астинакт, — Этеокл замолчал. Ком застрял в горле, продолжать было трудно. Он боялся выговорить слово, которое повергало его в ужас.
— Астинакт умер. И теперь в царстве Аида бродит его тень в поисках друзей…,-глаза Этеокла стали влажными, но он сдержался.
— И Долона не стало, — грустно произнёс Полиник, — А как он управлял колесницей! — в его голосе слышались нотки восхищения и неподдельного горя. Ведь Долон был лучшим стрелком из лука лучшим возницей и лучшим другом Полиника.
В зал вошёл Эдип. Братья встали, приветствуя отца. Все трое, молча уселись. Эдип перевёл взгляд с Полиника на Этеокла и тихо изрёк
— Народ собрался у дворца.
Последующее молчание долго никто из троих не решался прервать. Наконец, Полиник стукнул о ладонь кулаком и, глядя из-подлобья на отца, разразился речью, что с ним редко случалось.
— Отец! Что с нашей землёй приключилось? Отчего боги отвернулись от Фив? Это же один из самых прекрасных и богатых городов Эллады! Что иссушило нашу землю? Какое зло приключи лось, в чём провинился народ фиванский перед богами? Мы теряем друзей, лучших мужей города..
Полиник так же внезапно замолчал, как и начал.
— Что я могу тебе ответить, сын? — горестно опустив голову, казал Эдип, — Я тоже всё время обращаюсь к Громовержцу с теми же вопросами.
Эдип сильно изменился за последнее время. Он строен, высок, только стал чуточку худощав, волосы и бороду его пробороздили серебряные нити, лицо осунулось, глаза спрятались глубже под брови.
В это время вошёл Креонт, брат Иокасты, красивый, ещё не старый муж с крупными чертами лица. Он был немногим старше Эдипа.
— Эдип, народ требует своего царя. Там, на площади собрался весь город. Ты должен говорить с людьми. Ты их царь, ни тебя любят, верят тебе.
Эдип печально покачал головой, опёрся большими ладонями о стол и, тяжело поднявшись, направился к выходу.
— Да, — оборачивается он — Креонт, теперь же скачи в Дельфы, в храм Аполлона. А ты, — повернулся он к Этеоклу, — проси ко мне придти перед закатом прорицателя Тиресия.
Эдип стоит наверху дворцовой лестницы, где когда-то, очень давно, он впервые предстал перед Иокастой. И как тогда, толпа запрудила площадь и прилежащие улицы. Народ шумел, волновался. Постепенно всё стихло.
— Фиванцы! — громко и отчётливо произнёс царь, — наш город, прекрасные, благословенные Фивы, ныне в беде. Боги гневаются за что-то на нас.
Он сделал паузу, провёл рукой по бороде. — И я не знаю причины этого гнева, — последнее Эдип сказал негромко, но вокруг была такая тишина, что сказанное услышали все.
— Спаси нас, царь, — раздался зычный голос, вышедшего вперёд торговца, — наши поля опустели, деревья не приносят плодов, злаки полегли, не успев заколоситься, стада пали, мор косит людей. Ты нас уже спас однажды, ты — сделал Фивы цветущим и богатым городом, ты — мудр и добр и ты должен, если не знаешь, узнать причину бед, постигших наше царство.
В толпе раздались крики одобрения, всхлипывания матерей, потерявших детей; жён, лишившихся мужей; детей, оставшихся без родителей. Все эти звуки переросли в ропотный гул.
Эдип поднял руку. — Фиванцы, вы правы! Я обязан сделать всё для своего царства, для своего народа. Сегодня я отправил Креонта к оракулу. Пусть боги сами
