Что случилось с амритой, тоже прекрасно известно. После того как ведийские боги обрели бессмертие и победили своих сводных братьев асуров и дайтьев, они отдали напиток бессмертия на сохранение одному из божественных мудрецов. В индуистских мифах хранителем божественного напитка бессмертия чаще всего называется Нара[20]. Но это по позднейшим представлениям. Таким хранителем бессмертия вполне мог быть и другой божественный мудрец, тот, который нас и интересует, – Кашьяпа, другими словами, русский Кощей. Вот и найден вполне приемлемый и достаточно обоснованный ответ на вопрос о происхождении этого зловещего для современных людей образа. Зловещность и злокозненность – это обычный результат позднейшей дискредитации и демонизации, что происходит обычно в условиях распада былой этнолингвистической общности и возникающей на этой основе непримиримой идеологической вражды. Впрочем, применительно к политической борьбе от античности до наших дней это не менее справедливо. Кровопролитные религиозные войны, происходившие в любые эпохи, также лучшее тому свидетельство. Варфоломеевские ночи случались во все времена, причем нередко.
Однако вырезать непримиримых противников хотя и приятно, но вовсе не обязательно и даже невыгодно: жертва мученической смерти зачастую на все времена становится героем. То ли дело дискредитация или демонизация образа врага, даже если он побежден. Так произошло с греческими титанами. То же самое случилось и с индоиранскими божественными гигантами асурами (или ахурами). Когда-то индоевропейские верования были общими. Пантеон богов и их окружения тоже был общим. Но в процессе этнолингвистической дифференциации и социокультурного обособления возникал идеологический раздор, непременно завершавшийся низвержением кумиров противника и превращением позитива в негатив. Естественно, боги моих врагов становились такими же (если не бо́льшими) врагами. Это закреплялось в языке, точнее – старые понятия наполнялись новым и, увы, негативным смыслом. В результате уже в древнем мировосприятии обособившихся этносов прежние общие теонимы стали восприниматься с противоположным знаком. Так, асуры – демонизиpованные противники ведийских богов – оставались в представлении иранцев высшими и светлыми божествами – ахурами (и величайший среди величайших – верховный небесный владыка и первотворец Ахурамазда).
Точно так же древнеиндийские благостные богини деви (откуда и славянские девы) у древних иранцев и ираноязычных этносов превратились в чудовищных и кровожадных дэвов. Правда, в последнем случае наслоилась еще и борьба матриархата и патриархата. Божественные деви ведут свое происхождение из тех невообразимо далеких глубин человеческой истории, когда главным объектом поклонения считалась Великая мать, а идеология была насквозь матриархальной. После победы патриархата произошла полная переоценка ценностей и ревизия прежнего пантеона. В результате, по крайней мере, в рамках древнеиранского общества, прежние женские кумиры оказались демонизированными. По той же схеме – но уже в границах другой, славяно-русской культуры – происходила демонизация прежних объектов поклонения и почитания, таких, как Кощей – хранитель тайны бессмертия, схороненной на острове Буяне[21], и Баба-Яга, в прошлом славяно-русский вариант Великой богини, но впоследствии превратившейся в злокозненную демоницу и людоедку (к этому персонажу русского фольклора мы еще вернемся).
Так кто же он такой, в конце концов, – Кощей Бессмертный? Злобный демонический монстр или оболганный завистливыми конкурентами хранитель древних тайн (включая тайну живой и мертвой воды, делающей любое существо молодым и бессмертным)? Когда речь заходит о наидревнейших мифологических персонажах, к тому же наидревнейшего происхождения, – обычные мерки и критерии, как правило, не срабатывают. Ясно одно, в случае Кощея и других подобных ему культурных героев мы имеем дело не с чистым вымыслом, а с отражением – пусть даже в сильно искаженной форме – реальной истории и предыстории, фактическая сторона которой давным-давно утрачена.
Глава 3
Тридесятое царство: мир земной и мир подземный
Там лес и дол видений полны…
Александр ПУШКИН
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?..
Николай ГУМИЛЕВ
Главные герои волшебных сказок и былинного эпоса почти никогда не сидят на месте. Они постоянно куда-то стремятся (идут, бегут, скачут, плывут, летят), кого-то разыскивают и догоняют (или, напротив, от кого-нибудь убегают). Путешествуют на чем угодно: пешком, на коне, на сером волке, на корабле (обычном или летучем), на ковре-самолете или верхом на гигантской птице. Лишь бы вперед (рис. 18)! Лишь бы цели достичь! Но что это за цель? Куда это так неотвратимо несет русских Иванов (царевичей, купеческих и прочих сынов – коровьих, кобыльих, медвежьих, сучьих и т. д.), а также разных там Финистов Ясных соколов, Никит Кожемяк, Андреев-стрелков, Катигорошков, Мальчиков-с-пальчиков и пр. (былинных витязей перечислять не стану)? Сказочный маршрут прописан четко, хотя у современного читателя или слушателя он никаких конкретных ассоциаций не рождает. Тридесятое царство, что расположено за тридевять земель (иногда сказители еще добавляли: «за тридевять озер»), да еще Море-океан переплыть надобно. Ничего себе адресок – письма не напишешь, посылки не отправишь, самолично требуется идти! А куда идти-то? И докуда? В сказке хоть Баба-Яга волшебным клубочком снабдит, который и приведет куда надо.
Рис. 18. Иллюстрация к «Сказке об Иване царевиче и Сером Волке». Художник Иван Билибин
А нам что делать? Успокаиваться мыслью, что сказочная реальность – всего лишь фантом? На самом деле она такой же фантом, как и виртуальная реальность в компьютере и на экране дисплея, за которой обязательно скрывается некоторая подлинная реальность. А за сказочной реальностью – что? То же самое! Только кодировка неизвестна – на первый взгляд. Да и лень вроде бы разбираться во всех тонкостях далекого прошлого. Кому они нужны сегодня? И все же интересно! Тогда я помогу немного тем, кто интуитивно чувствует, что за кажущимися фантастическими сюжетами и образами таится какой-то глубокий и неразгаданный смысл.
Если читатель принимает тезис, что в любом фольклорном образе закодирован некоторый сакральный смысл, имеющий ноосферную природу, то тогда неизбежен следующий вопрос: кто был носителем, хранителем и транслятором тайного знания с момента его возникновения и до той поры, когда ключ к его пониманию был утрачен? Это сегодня мы, ничего не подозревая, свободно знакомимся с фольклорными текстами и сюжетами при помощи книг, кино, радио, телевидения, через Интернет. А в далеком прошлом все было иначе и гораздо серьезнее. Сокровенным знанием владел не кто угодно, а вождь или жрец. Нередко эти роли совмещало одно и то же лицо, в русской истории, например, – князь Олег Вещий (эпитет «Вещий» как раз и указывает на его жреческие функции). Магическая деятельность русских волхвов (рис. 19) по сути своей мало чем отличалась от дожившей до наших дней шаманской практики. Тот же экстатический контакт с одушевленными и неодушевленными силами иных миров и непродолжительное по времени путешествие с их помощью по недоступным обычным людям сферам природного и духовного бытия с целью прогнозирования будущего, прорицания, изгнания болезней или гипнотического воздействия на свою паству.
Для подобной шаманской практики, распространенной по всему миру (не только в Евразии, но и в Африке, Австралии, Океании, обеих Америках), необходимы символические ориентиры, некоторая словесная «карта», помогающая перемещаться в пространстве ноосферы в настоящем, прошлом и будущем. Подобные ориентиры всегда аккумулировались, с одной стороны, в священных писаниях, с другой – в фольклорных текстах, смысловая нагрузка которых в прошлом значительно отличалась от нынешней. Сказанное трудно оспорить – достаточно чуть более внимательней взглянуть на знакомые с детства сказочные сюжеты. Львиная доля их (речь в данном случае идет о волшебных сказках) связана с путешествием в «другие миры», имеющие разную кодировку: это может быть и горизонтальный срез действительности (например, все то же «тридесятое царство»), но может быть также (что случается довольно-таки часто) вертикальный срез действительности (например, сакральное место, именуемое обобщенно «тот свет»).
Рис. 19. Встреча с волхвом. Иллюстрация к балладе Пушкина «Песнь о вещем Олеге»
«Тот свет» более чем четко прописан в русском фольклоре. Это выражается хотя бы в том, что речь идет о «свете», а не о «тьме», не о «мраке» и даже не о «сумраке». Никто из русских людей и никогда не говорил «та тьма». Темное царство тоже существовало, но не имело ничего общего с «тем светом». Вот, к примеру, как последний представлялся в народной сказке «Иван-царевич в Подземном царстве», записанной Н.Е. Ончуковым в начале ХХ века в Архангельской губернии (текст приводится с сохранением всех особенностей северного говора):
