Авентюра XIII
О том, как Зигфрид с женой приехали на пир
Теперь мы, предоставив бургундов их трудам,
Расскажем, как Кримхильда с толпой придворных дам
Из края нибелунгов на Рейн держала путь.
Навряд ли зрелище пышней видали где-нибудь.
Шёл вслед обоз огромный с одеждой дорогою.
Так ехал смелый Зигфрид со свитой и женою,
Чтоб к шурину и другу поспеть на торжество.
Увы, он не подозревал, что ждёт беда его!
Его сынку в ту пору так мало было лет,
Что переезд ребёнку пойти бы мог во вред,
И первенца оставил король в родном краю,
И больше отрок не видал отца и мать свою.
Сопровождал героя его отец седой.
Когда бы ведал Зигмунд, что кончится бедой
Весёлый пир на Рейне, он сына и невестку
Не отпустил бы ни за что в опасную поездку.
Гонцов послал с дороги к трём королям их зять,
И люди Уты гостя поехали встречать.
Отправил с ними Гунтер своих богатырей,
А сам стал думать, как принять приезжих потеплей.
Пошёл в покой к супруге и молвил государь:
«Ты помнишь, как Кримхильда тебя встречала встарь?
Не менее радушной теперь ты быть должна». —
«И буду: я ж её люблю», — ему в ответ она.
«Я жду их завтра утром, — сказал король жене, —
И выехать навстречу велит учтивость мне:[129]
Не принимал я в жизни гостей столь дорогих.
Сбирайся, если ты со мной желаешь встретить их».
Брюнхильда приказала, созвав придворных дам,
Им всем принарядиться так, чтоб предстать гостям
В одежде самой лучшей, богатой и красивой,
И выполнять её приказ взялись они ретиво.
На лошадей вельможи им пособили сесть.
Встречать гостей желанных весь двор и город весь
Помчались за Брюнхильдой и Гунтером вослед.
Столь тёплой встречи родичей ещё не видел свет.
Была с высокой гостьей Брюнхильда так мила,
Что в этот день невестка золовке воздала
За прежнее радушье и ласковый приём.
Дивились их учтивости все, кто стоял кругом.
Вслед за женой и Зигфрид с дружиной подскакал.
Тяжёлый конский топот на поле не смолкал,
И тучей чёрной пыли заволоклось оно.
Повсюду было витязей и дам полным-полно.
Когда король бургундский увидел, что пред ним
Неустрашимый Зигфрид с родителем своим,
Он так обоим молвил: «Привет мой вам, друзья!
Вас видеть в Вормсе счастливы моя родня и я».
Сказал почтенный Зигмунд: «Воздай вам бог, коль так.
С тех пор как сын мой Зигфрид вступил с Кримхильдой в брак
Я о свиданье с вами мечтал неоднократно».
Ответил Гунтер: «Слышать мне такую речь приятно».
Был Зигфрид принят с честью, как государь и друг.
Его расположенья искали все вокруг.
Млад Гизельхер и Гернот пеклись о госте так,
Что большего радушья он желать не мог никак.
Вот съехались вплотную супруги королей,
И дамам, пожелавшим на землю слезть с коней,
Поторопились помощь герои предложить.
Хватило дела всем, кто рад был женщине служить.
Перемешались свиты обеих королев,
И умилились сердцем воители, узрев,
Как обнялись при встрече супруги их владык.
Свели знакомство меж собой немало дам в тот миг.
И гостьи и бургундки с учтивостью такой
Друг к дружке устремлялись с протянутой рукой,
Так нежно целовались по многу раз подряд,
Что восторгались витязи, на них бросая взгляд.
Но счёл державный Гунтер, что в Вормс пора скакать,
А по пути, чтоб видел его отважный зять,
Как глубоко он всеми в краю бургундском чтим,
Турнир устроить приказал король мужам своим.
Бойцов в той схватке славной взял Хаген под начал,
И Ортвин за порядком с ним вместе наблюдал.
Им все повиновались — их мощь внушала страх.
А как они заботились о дорогих гостях!
Пока шёл бой потешный у городских ворот,
Хозяева с гостями не двигались вперёд.
Под свист калёных копий и звон щитов стальных
Казались долгие часы минутами для них.
Гостей король оттуда повёз к себе в палаты.
Роскошные попоны, расшитые богато,
У женщин из-под сёдел свисали до земли.
Вновь у дворца воители слезть дамам помогли.
Отвёл приезжим Гунтер покои сей же час.
С золовки не спускала меж тем Брюнхильда глаз.
Кримхильда красотою пленяла всех кругом —
Светлей и чище золота была она лицом.
А гости всё стекались, шумя, толпясь, пыля,
Пока конюший Данкварт по слову короля
Над Зигфридовой свитой не принял попеченье.
Для каждого сумел найти он тотчас помещенье.
Затем гостей хозяин велел просить за стол.
Пир и в дворцовом зале, и во дворе пошёл.
Король богатый задал на славу торжество:
Ни в чём приезжим не было отказу у него.
Исполнен дружелюбья, он с ними пил и ел,
А зять его с женою, как встарь, напротив сел.
К столу их провожало немало удальцов —
Двенадцать сотен доблестных, испытанных бойцов.
Когда позанимали они места кругом,
Красавица Брюнхильда подумала тайком,
Что мир вовек не видел столь сильного вассала,
Но к Зигфриду в тот миг враждой ещё не воспылала.
Веселье затянулось в тот вечер допоздна.
У многих даже платье промокло от вина:
Гость поднятую чару допить не успевал,
Как чашник влагу пенную в неё уж подливал.
Как на пирах ведётся, хозяева велели
Постлать для дам приезжих удобные постели.
Всех, кто на праздник прибыл, ждал ласковый приём.
С большим почётом каждый гость был встречен королём.
Когда же день забрезжил сквозь толщу облаков,
Открыли дамы крышки дорожных сундуков
И вынули одежду, хранившуюся в них.
Она слепила взор огнём каменьев дорогих.
Ещё не отбыл Гунтер к заутрене в собор,
А уж от звона стали гудел дворцовый двор:
Сошлись оруженосцы и рыцари толпой,
Чтоб в честь хозяина начать большой потешный бой.
Над рейнскою столицей разнёсся громкий звук —
То трубы загудели, запели флейты вдруг,
И Вормс проснулся разом, хотя он был велик,
И на коней воители вскочили в тот же миг.
Излюбленной забаве герои предались.
Сердца их молодые отвагою зажглись.
Щитами прикрываясь и горяча коней,
Кидались витязи туда, где бой гремел сильней.
Сражался сам хозяин и все его друзья,
А из дворцовых окон, дыханье затая,
За круговертью схваток, вскипавших там и сям,
Следило много милых дев и благородных дам.
Всех увлекла потеха, за часом час летел,
Но колокол соборный призывно загудел,
И подвели к воротам коней для дам и дев,
И в храм вельможи повезли обеих королев.
У паперти их сняли воители с седла.
К золовке не питала ещё Брюнхильда зла.
Рука в руке вступили они под кров святой,
Но обернулась их приязнь раздором и враждой.
Окончилась обедня, и во дворец опять
Поехали хозяйка и гостья пировать,
И дружбу их ни разу не омрачила тень,
Пока над Вормсом не рассвел одиннадцатый день.
Авентюра XIV
О том, как королевы поссорились
В тот день, перед вечерней, потехой ратной вновь
Погорячить решили себе герои кровь.
От топота и кликов гудел дворцовый двор,
А из дворца на витязей бросали дамы взор.
Сидели королевы бок о бок у окна,[130]
И вдруг о двух героях пришла им мысль одна.
Промолвила Кримхильда: «Супруг мой так силён,
Что мог бы подчинить себе и вашу землю он».
Брюнхильда возразила: «Напрасные мечты!
Вот если б пережили всех нас твой муж да ты,
Наш край и впрямь достался б супругу твоему,
Но раз мой Гунтер здравствует, вовек не быть тому».
Ответила Кримхильда: «Ты лучше посмотри,
Насколько Зигфрид краше, чем все богатыри.
Меж ними он — как месяц меж звёзд порой ночной.[131]
Горжусь я тем, что он меня назвал своей женой».
Брюнхильда не смолчала: «Как Зигфрид ни хорош,
Ни храбр, ни прям душою, признать должна ты всё ж,
Что Гунтер, брат твой смелый, — знатней и удалей.
С ним не идёт в сравнение никто из королей».
Воскликнула Кримхильда: «Поверь, сестра моя,
Превозношу супруга не без причины я:
Себя он так прославил в дни мира и войны,
Что Зигфрид с Гунтером твоим величием равны».[132]
«Тебя я не хотела, Кримхильда, оскорбить,
Но с Гунтером не может супруг твой ровней быть.
Об этом я узнала от них самих в те дни,
Когда искать моей руки приехали они.
Тогда твой брат отвагой любовь мою стяжал,
И Зигфрид мне признался, что он — простой вассал.
А коли так, вассалом он должен и считаться».[133]
Красавица Кримхильда ей: «Как это может статься?
Не верю я, чтоб братья и вся моя родня
За подданного выдать осмелились меня,
А потому покорно прошу тебя, подруга,
Не говорить подобных слов про моего супруга».
«Я говорить их буду, — Брюнхильда ей в ответ. —
Мне с мужем отрекаться от подданных не след:
Пускай и впредь нам служат, как долг и честь велят».
Тут на невестку кинула Кримхильда гневный взгляд.
«Придётся всё ж отречься тебе от одного:
Мой муж слугою не был вовек ни у кого.
Знатнее, чем твой Гунтер, его отважный зять,
И ты должна свои слова назад немедля взять.
Вот что ещё мне странно: коль впрямь он ленник твой
И ты повелеваешь по праву им и мной,
Как он посмел так долго вам дани не платить?[134]
Тебе надменный свой язык пора б укоротить».
Воскликнула Брюнхильда: «Свой чванный нрав уйми!
Ведь мы ещё посмотрим, кто больше чтим людьми —
Ты или я, чьей воле покорён каждый здесь».
И тут уж вовсе королев объяли злость и спесь.
«Пусть будет так, Брюнхильда, как ты сейчас сказала.
Ты моего супруга считаешь за вассала,
А я при всех, кто службой обязан вам и нам,
Перед тобою, первая, войду сегодня в храм.[135]
Сегодня ж ты увидишь, что выше родом я
И что славней, чем Гунтер, тот, кто мне дан в мужья.
Отучишься ты думать, что я — твоя раба.
А коль воображаешь ты, что это похвальба,
Я повторяю снова, что первой в храм войду
У всех твоих вассалов и женщин на виду,
Чтоб моему величью дивился вормсский двор»,
Вот так меж королевами и начался раздор.
Брюнхильда заключила: «Коль ты убеждена,
Что верностью вассальной пренебрегать вольна,
Ты от меня отдельно со свитой в храм пойдёшь».
И ей вдогонку бросила Кримхильда: «Ну, так что ж?»
Затем велела дамам: «Оденьтесь сей же час.
Пускай в восторг бургунды придут, увидев вас,
И знают, что не в меру их госпожа горда,
И я от чванства отучу Брюнхильду навсегда».
Принарядились дамы, и, свиту оглядев,
Из всех на праздник в Вормсе прибывших с нею дев
В собор взяла с собою Кримхильда сорок три.
Шли с ними люди Зигфрида, бойцы-богатыри.
Шёлк яркий аравийский на женщинах сверкал,
Но даже он, казалось, бледнел и померкал,
Как только на Кримхильду бросали вормсцы взгляд —
Так царственно роскошен был в тот день её наряд.
Народ давался диву: знать, что-нибудь стряслось,
Коль обе королевы идут к вечерне врозь —
Ведь раньше их, бывало, не разольёшь водой.
Увы, кто знал, что их раздор для всех чреват бедой!
Тем временем Брюнхильда со свитою своей
Направилась к собору и встала у дверей.[136]
Беседа завязалась у витязей и дам,
А тут и гостья подошла ко входу в божий храм.
Наряд её прислужниц был сказочно хорош —
Такой вовек не снился и дочерям вельмож.
За Зигфридом не бедно жила его жена:
Богатством тридцать королев могла затмить она.
Вам подтвердил бы каждый, кто был в тот миг у храма,
Что в жизни он не видел пышней одетой дамы,
Чем спутницы Кримхильды, пришедшие в собор.
Она принарядила их невестке вперекор.
Итак, столкнулись свиты обеих королев,
И тут хозяйка гостье, от злобы побелев,
Надменно приказала не преграждать пути:
«Пускай супруга ленника даст госпоже пройти».[137]
Разгневанно Кримхильда воскликнула в ответ:
«Молчи! Твоё злоречье тебе самой во вред.
Как саном королевским кичиться может та,
Кто подданным своим была в наложницы взята?»
«Кого же ты, Кримхильда, наложницей зовёшь?» —
«Тебя, и ты не смеешь сказать, что это ложь.
Впервые насладился твоею красотой
Не Гунтер, твой законный муж, а милый Зигфрид мой.
Ужель тебе рассудок в ту ночь не подсказал,
Что, к хитрости прибегнув, возлёг с тобой вассал?
Уймись и грех свой тайный не ставь себе в заслугу».
Брюнхильда ей: «Твои слова я передам супругу».
«Изволь! Ты не уронишь меня во мненье брата.
Сама ты возгордилась, сама и виновата.
Коль подданной своею ты смела счесть меня,
Меж нами больше дружбы нет с сегодняшнего дня».
Заплакала Брюнхильда, и первой, перед ней,
Вошла в собор Кримхильда со свитою своей.[138]
Вот так вражда меж ними и началась с тех пор,
И помутнел от горьких слёз у многих ясный взор.
Какою благолепной вечерня ни была,
Брюнхильда с нетерпеньем конца её ждала.
В надменной королеве кипели жёлчь и злость,
Из-за которых многим смерть потом принять пришлось.
Из церкви божьей выйдя, подумала она:
«Бранчливая гордячка мне объяснить должна,
За что меня дерзнула наложницей назвать.
Коль Зигфрид впрямь расхвастался, ему несдобровать!»
Тут вышла и Кримхильда с толпою удальцов.
Брюнхильда ей: «Постойте! Из ваших бранных слов
Мне видно, что назвали наложницей меня вы.
Кто, дерзкая обидчица, вам дал на это право?»
Кримхильда ей: «Дорогу! Ответ на ваш вопрос
Даёт вот этот перстень, что Зигфрид мне принёс
В ту ночь, когда на ложе вы с ним взошли вдвоём».
Да, для Брюнхильды этот день стал самым чёрным днём.
Она в ответ сказала: «Не спорю, перстень — мой,
Но у меня украден он чьей-то злой рукой,
И кем он был похищен, теперь я вижу ясно».
Тут обуял обеих гнев, безмерный и ужасный.
Воскликнула Кримхильда: «Нет, не воровка я.
Умолкни, иль навеки погибла честь твоя.
Да, ты принадлежала супругу моему,
И пояс, что на мне надет, — порукою тому».
Из шёлка Ниневии был этот пояс свит,
Каменьями унизан и жемчугом расшит.
Заплакала Брюнхильда при взгляде на него
И так сказала подданным супруга своего:
«Пускай властитель рейнский сюда придёт сейчас
И от меня услышит, как я вот здесь, при вас,
Его родной сестрою была оскорблена.
Наложницею Зигфрида я ею названа».
Пришёл державный Гунтер и с ним весь цвет страны.
Король спросил с участьем у плачущей жены:
«Кто вам посмел обиду, любовь моя, нанесть?»
В ответ Брюнхильда: «У меня для слёз причины есть.
Твоей сестрой бесчестью я предана при всех.
Она твердит, что тайно я совершила грех
И что не ты, а Зигфрид со мною первый лёг».
Король вспылил: «Несправедлив и лжив её упрёк».
«Она бесстыдно носит мой перстень золотой
И драгоценный пояс, что был потерян мной.
От горя и обиды мне белый свет не мил,
И я молю, чтоб ты с меня пятно позора смыл».
Сказал ей муж: «Мы зятя к ответу призовём.
Коль он в бахвальстве грешен, пусть повинится в том;
А нет — пусть опровергнет слова жены своей».
И повелел он Зигфрида позвать к нему скорей.
Явился нидерландец, в слезах увидел дам
И молвил удивлённо собравшимся мужам:
«Что заставляет женщин так горько слёзы лить
И для чего меня король просил к нему прибыть?»
В ответ державный Гунтер: «Скрывать не стану, зять.
Осмелилась невестке сестра моя сказать,
Что ты Брюнхильду первым познал в обиду мне
И этим не побрезговал похвастаться жене».
Вскричал могучий Зигфрид: «Коль ты, мой шурин, прав,
Поплатится Кримхильда за свой сварливый нрав,
А я великой клятвой при всём дворе готов
Поклясться, что не говорил супруге этих слов».[139]
Сказал властитель рейнский: «С тобою мы согласны.
Не будет эта клятва ни лишней, ни напрасной.
Она тебя очистит от подозрений в лжи».
Тут окружили Зигфрида бургундские мужи,
А Зигфрид поднял руку и смело клятву дал.
Тогда воскликнул Гунтер: «Теперь я увидал,
Что мне не причинили вы никакого зла
И что моя сестра на вас напраслину взвела».
Отважный Зигфрид молвил: «Весьма жалею я
О том, что оскорбила в сердцах жена моя
Пригожую Брюнхильду, чей муж — мой верный друг».
Переглянулись витязи, стоявшие вокруг.
Он продолжал: «Мой шурин, обязанность мужчины —
Укоротить супруге язык не в меру длинный.[140]
Ты дай урок Брюнхильде, а я Кримхильде дам.
Из-за её бесчинств меня постигли стыд и срам».
Но гордых женщин было уже не укротить.
Брюнхильда продолжала по целым дням грустить,
И жалость все вассалы почувствовали к ней,
И Хаген доблестный пошёл к владычице своей.
Он расспросил, в чём дело, о чём скорбит она,
И ей поклялся смело, что Зигфриду сполна
Воздаст[141] за поношенье, бесчестье и позор
Иль в жизни радости ему не видеть с этих пор.
Он с Гернотом могучим и Ортвином втроём
Лишить героя жизни задумали тайком.
Но Гизельхер услышал, о чём ведётся речь,
И молвил заговорщикам, чтоб друга оберечь:
«Вам, витязи, об этом невместно рассуждать.
За что хотите смерти вы Зигфрида предать?
Ужель заплатит жизнью прославленный герой
За то, что вздорят женщины по пустякам порой?»
Ответил Хаген: «В поле траве не место сорной.
Держать чужих ублюдков в своём дому зазорно.
Погибнет тот, кто клеплет на нашу госпожу,
И пусть не жить мне самому, коль слова не сдержу».
Тогда вмешался Гунтер: «От зятя никогда
Я с братьями не видел бесчестья и вреда.
За что же ненавидеть и убивать того,
Кто, кроме блага, мне и вам не сделал ничего?»
На это Ортвин Мецский дал королю ответ:
«Хоть он силён безмерно, ему спасенья нет,
И лишь мигнуть вам стоит, чтоб я его убил».
Так ими обречён на смерть безвинно Зигфрид был.
От слова к делу, правда, не перешёл никто.
Лишь Хаген государю нашёптывал про то,
Как много стран захватит по смерти зятя он.[142]
Молчал король, но явно был расстроен и смущён.
А гости в честь Кримхильды затеяли турнир
И много крепких копий, к ней едучи на пир,
Переломать успели от храма до дворца.
Бургундам же великий гнев переполнял сердца.
Сказал вассалам Гунтер: «Умерьте вашу злость.
Пусть здравствует и дальше наш благородный гость.[143]
К тому ж могуч он слишком — ему отпор не дашь,
Коль, на беду, он вызнает про тайный сговор ваш».
«Он нас, — ответил Хаген, — не заподозрит даже.
Беды не опасайтесь — я так всё дело слажу,
Что за позор Брюнхильды мы Зигфриду отметим.
Его до смерти буду я считать врагом своим».
Спросил король бургундский: «Но как убить его?»
«От вас я, — молвил Хаген, — не скрою ничего.
Пришлём мы неизвестных здесь никому гонцов
К вам с объявлением войны от имени, врагов.
Как только сообщите вы зятю про войну,
Вам вызовется Зигфрид помочь, как в старину,
И тут уж он погибнет по жениной вине,
Затем что тайну мужнюю Кримхильда выдаст мне».[144]
Так короля на низость сумел вассал подбить,
И Зигфрида бургунды решили погубить,
Пока он всё не вызнал и не убил их сам.
Да, много славных витязей унёс раздор двух дам!
