Обхватываю плечи руками и отвожу от него взгляд, ожидая услышать о себе всю правду. Кусаю губы и шмыгаю носом в попытке сдержать новый соленый ливень.
Минута молчания и я срываюсь с места, собираясь пробежать мимо укоризненного взгляда и немого осуждения. Но выскочить за дверь мне Артем не дает. Он ловит меня и сразу крепко прижимает к своему телу, почти держа на весу мою, содрогающуюся от рыданий тушку. Утыкаюсь носом в его свитер, тону в любимом апельсиново-медовом запахе. Так и стоим, пока я не успокаиваюсь.
- Поехали домой, - устало говорит мой любимый муж, и я киваю. Он снимает свой свитер и надевает его на меня, потом толкает дверь.
- Настя! У тебя два дня выходных, - кричит мне Лейла через весь зал, но я думаю про себя, что вряд ли приду в этот бар снова. Я машу девушке рукой, прощаясь, и она кивает. – Отдохни! Завтра снегопад должен прекратиться, можно будет на лыжах пробежаться.
В машине молчим снова. Я репетирую то, что должна сказать. Я рада вернуться в этот маленький дом, оказывается. Так уютно, пахнет счастьем. Для меня это запах Артема. Он сажает меня в угол дивана, укутывает теплым пледом и уходит в кухню. Я чувствую аромат горячего шоколада и вдруг все, что сегодня произошло, кажется просто дурным сном.
Просто сон…
Глава 42
Артем
Зная, как моя любимая девочка любит согреваться горячим шоколадом, сразу отправляюсь варить его для нее. И мне еще нужна пара минут, чтобы собраться с мыслями и придумать правильные слова, чтобы убедить ее в том, в чём сам ни хрена не уверен.
Беременность. Именно она занимает сейчас наши мысли. И мой мозг вопит, противится принять чужого ребенка. Все моё существо отторгает его. Но я не хочу терять любимую девушку, без которой задохнусь в вакууме этого мира. Она – глоток свежего воздуха в моей жизни.
Но это может быть и мой ребенок. И я почти уверен, что так и есть.
Приношу ей ароматный напиток. Она вцепляется в горячую кружку, греет об нее ледяные пальцы. Они бледные, с голубыми венками вдоль фаланг, поэтому кажутся особенно хрупкими. Даже ее изнуренный вид, отрешенный взгляд и припухшее от слез лицо вызывают прилив желания.
Я встаю на колени, чтобы не смущать Настену видом каменного стояка в штанах. Сегодня не до него.
Но, похоже, местонахождение мозга в данный момент именно там, в гудящих яйцах. Иначе как объяснить то, что я не могу придумать ни единого слова, чтобы успокоить свою юную жену. Я просто оглаживаю ее бедра, прикрытые пледом, и смотрю в блестящие аквамариновые глаза, которые готовы снова выдать соленый фонтан. Думай, сука, пора начинать серьезный разговор, пока Настена снова не сбежала.
- Почему ты вернулся? - тихий нежный голос вызвал новый прилив желания.
Я чуть не взвыл. Делаю глубокий вдох и выпускаю воздух медленно, пытаясь успокоить взбесившееся естество. Я соскучился по своей любимой жене, уже забыл, когда у нас был секс в последний раз.
- Я и не собирался уходить. Просто вышел за дверь. Понял, что ты не прекратишь свой... свое представление, если я смотреть буду.
Да, я это сразу понял, не дятел же. И как только я ушел, моя девочка сползла со стойки и, не слыша никого, не обращая внимания на лапающие ее мужские руки, как зомби двинулась в сторону туалета.
Я видел все в окно. Сразу кинулся за ней, но в нерешительности остановился у дверей. Вздрогнул, когда услышал дикий вопль - мое имя, которое Настена прокричала в отчаянье. Слушал ее истерику, не решаясь войти. Потом все стихло.
Я напряжено вслушивался в звуки, доносившиеся из помещения. Вернее, в их отсутствие. Тишина напугала меня, и я вошел, ожидая увидеть свою жену в обмороке. Но она стояла спиной к двери, склоняясь над раковиной. Восхитился ею в тот момент. Какая сильная девушка!
- Я уеду завтра... прости...
Ну вот бля! Домолчался, сука!
- Никуда ты не уедешь. Все у нас будет хорошо, - я придвигаюсь ближе и кладу ладонь на ее плоский живот.
Меня вдруг окутывает странная радостная волна, будто осознание, что там, внутри теплого и мягкого чрева находится мой ребенок, которого я давно хотел и работал над этим, втайне от своего сладкого пломбирчика. Я не говорил Насте о своей мечте, о ребенке.
- Он не твой, Темушка... мне так жаль... – тихий безжизненный голос вымораживает мои внутренности. Я не хочу слышать его. Хочу ее хрустальный смех, который колокольчиком разносится по дому, хочу искры смеха в ее глазах.
- Мой! Я чувствую. Не знаю, как объяснить...
- Ты чувствуешь то, чего хочешь на самом деле. Но я могу доказать... Сейчас.
Она отставляет кружку и пытается встать. Но я удерживаю ее на месте.
- Ты куда?
- Сумочка. В прихожей...
- Я принесу, сиди.
Я быстро выхожу из гостиной и ищу взглядом маленькую черную сумочку, похожую на портфель в миниатюре. Вижу ее возле зеркала на полке и тут же хватаю вещь.
- Вот, - протягивает мне маленький цветной кусочек картона, который вытащила из своего красного девчачьего кошелька.
- Что это? – спрашиваю я, разглядывая на картинке влюбленную парочку, которые запускают в небо бумажный фонарь с желанием. Может тоже запустить такой? А лучше сотню. Настя протягивает руку и переворачивает картинку. А, календарь.
- Мой график. Месячные. Последний раз в октябре, за месяц до того, как я познакомилась с тобой.
- И это все твои доказательства? - улыбаюсь я, вздыхая с облегчением.
Но тут же моя улыбка испаряется, как только вижу горестный взгляд. Черт! Я должен ее успокоить и убедить, что мне плевать, чей это ребенок, а не искать доказательства, что он мой.
- Этот твой календарь ничего не значит. Я как врач, могу сказать, что много причин может быть, чтоб сбился график. Стресс, болезнь, смена климата… да что угодно, Насть! Может ты просто забыла отметить эти дни. В ноябре.
- Не надо меня уговаривать, Артем, я уже все решила, - упрямо твердит пломбирчик и настойчиво разглядывает содержимое своей кружки.
- Что? Что ты решила?
- Я вернусь на берег Черного моря… завтра. Устроюсь на работу, в любом городе. Там тепло… Рожу этого ребенка и отдам на усыновление. Аборт не смогу… не смогу убить. Многим бездетным парам нужен малыш…
- С ума сошла?! Отдать своего ребенка чужим людям! – я вскочил и стал ходить по комнате. В голове не укладывалось, решение Настены – абсурд.
- Я уже все решила… - потерянно бормочет моя жена, трясясь от нервной дрожи и стуча зубами о край кружки с горячим шоколадом, остывшим уже. – Я не Злата, вешать на тебя чужого ребенка не буду.
- Хорошо. Решила отдавать на усыновление? Отдай. Мне.
Не знаю, с какого перепугу я брякнул это, но эффект произвело. Настя удивленно уставилась на меня, даже трястись перестала.
- Ну чего смотришь? Мне по хрену, чей это ребенок. Он наш с тобой, - присаживаюсь на корточки перед любимой девочкой, честно гляжу ей в глаза и пытаюсь вложить максимум уверенности в свои слова. Только поверь, родная. – Воспитаем, Настен!
- Ты будешь его ненавидеть. Это ты сейчас так говоришь, а потом попрекать меня станешь. Да и я тоже…
- Что ты тоже? – ее неверие вызывает у меня желание так стиснуть зубы, чтобы от них осталась одна пыль.
Тихо выругиваюсь, не сдержавшись и пломбирчик застывает, испуганно глядя на меня. Да, я тоже употребляю нецензурщину. Особенно, когда обычных слов не хватает.
- Я ненавижу этого… от этого придурка если… лучше отдам… - снова заходится в истерике Настя.
Успокоил, сука!
- Послушай. Вот представь, что тут, - я снова положил руку на живот моей любимой истеричке, - тут девочка, которая похожа на тебя. Глазки красивые, цвета морской волны, румяные щечки и локоны светлые. Вот как ее отдать чужим людям, м?!
Я говорю и говорю, целый час убеждаю свою отчаявшуюся жену, подбираю слова, внушаю ей уверенность. Только вот сам ни хрена не уверен. Мечтаю, чтобы малыш оказался моим, потому что если родится пацан, похожий на того ублюдка, то это будет попадалово по полной программе.
