Елена Чудинова - Робин Гуд

Стучат кубки, доволен шериф Ноттингемский, ухмыляется в усы смуглый гость. Чему ж они так рады — небось птичка еще не в клетке?

Другая, тайная, радость есть у них, другой сокол угодил в клетку, покрупнее Роберта из Локсли!

Важные вести принес шерифу под покровом ночи гонец из Йорка. Уже успели перемолвиться о том шериф и гость наедине. Отчего бы им не пировать. Никогда не вернется король Ричард!

Однажды, в крестовом походе, в далеких песках, поссорился Ричард с Леопольдом, герцогом Австрии. Дерзко ответил Леопольд скорому на гнев Ричарду, и король тут же вызвал его на поединок. При свидетелях Ричард с позором свалил Леопольда с коня, разрезал ремешки его шлема, но пощадил — не нанес «милосердного удара».

— Ох, не смешите меня, милорд шериф! Глупец Ричард, трижды глупец — сперва нажить врага, а потом оставить живым! Уж я бы нипочем такой глупости не сделал!

— Это что, сэр Гай! Возвращаясь домой через Австрию, встретил Ричард Леопольда! Тот, не будь дурак, приветливо да вежливо его встретил, да в свой замок пригласил! Вы ведь знаете, Ричард любит путешествовать без свиты — с одним оруженосцем! Простого рыцаря из себя строит, эдакого защитника вдов и сирот да заколдованных принцесс!

— И что ж, милорд шериф, он так и поверил Леопольду? И сам к нему в замок въехал, даже не подумав, что тот может припомнить ему зло?

— Готов поспорить, сэр Гай, он вообще забыл о той ссоре!

— Забыть о ссоре?! Поверить в добрые намеренья врага?! Глупец Ричард, ох глупец!

— Пусть пожинает, что посеял! Кто теперь знает, что сидит он в каменной башне под замком — пленник Леопольда! Если кто что и видел — по доброй воле безвестный рыцарь въехал в замок! Кто на такое обратит внимание! А уж Леопольд его не выпустит, к радости нашего принца Джона!

— Ох и потеха, милорд шериф!

— Одно плохо — тысячи людей из всякого простонародного сброда рыщут по свету в поисках Ричарда! Ну как кто на след выйдет?

— Ну и что с того, милорд шериф? Ведь герцог Австрии — вассал германского императора. А уж тот скряга каких свет не видывал! Даже если и найдут Ричарда — не даст его император без такого выкупа, что во всей английской казне не найдется!

— Ваша правда, сэр Гай, ваша правда! Никогда не вернется Ричард!

Гнутся столы от олова и серебра, от зажаренных целиком бараньих туш, от блюд с птицей. Весело Гаю Гисборну, весело шерифу.

Топот копыт, тяжелый галоп по мостовой. Падая от усталости, входит в залу всадник.

— Сэр Гай, беда! Беда, сэр Гай Гисборн! Саксы осадили с вечера твой замок и готовятся к штурму!

Побледнел сэр Гай так, что смуглое лицо его стало желтым как мед — ни дать, ни взять — сарацин! Вмиг стало тихо — слышно, как вьеся над столом оса.

— Ты белены объелся, дурень!! Мы не при Вильгельме Завоевателе живем — слыхано ли такое?! Саксы, саксы штурмуют мой замок?! Откуда у них оружие?! Кто их ведет?!

— Откуда оружие — неведомо. С вечера десятки, сотни саксов стали стекаться к замку. К ночи зажгли костры вокруг. К утру пошли в атаку. Я еле ушел подземным ходом, а коня забрал в деревне.

— Кто их ведет?! Говори!!

— Робин Гуд, сэр Гай, Робин из Локсли.

— Проклятье, милорд шериф!! Все мои люди — в лесах!

— Не горячитесь, сэр Гай! В таком замке даже малый гарнизон безопасен от разбойников! Им нипочем не взять его!

— Будь это ваш замок, милорд шериф, вы бы не были так в том уверены! Проклятый Робин Гуд!!

Взглянул Рейнольд Гринлиф на монаха. Взглянул монах на Рейнольда Гринлифа. И заторопился, встал из-за стола, скользнул к двери. Не иначе, поспешил Божий человек помолиться о конце смуты. Впрочем, никто и не заметил его ухода. Шериф ова дружина поднималась из-за столов, спеша собраться и седлать коней. Пир был кончен.

Робин Гуд шел лесом напрямик. На сердце у него было весело, ноги ступали легко — бесшумной походкой человека, привычного пробираться по чащобе.

В десяти шагах от него, на небольшой поляне, мирно паслись два оленя. Только куст разросшегося шиповника загораживал от них подошедшего так близко человека, но звери, словно зачарованные летним, полным цветочных запахов днем, продолжали щипать траву. Верный выстрел и для мальчишки, впервые взявшего лук в руки! Робин Гуд рассмеялся, спугнув оленей: пусть себе живут, сегодня под Дубом-Королем и так не будет места от добычи!

Ах, до чего ж хорош Шервуд ранним летом! Шиповник сменяется боярышником, разросся непролазный орешник… Молодые клены шелестят веселой листвой. Сплелась шарами омела на стволах — ядовито-зеленая, колдовская-наговорная омела, которую так любили в старину друиды. А над всем этим — темная надежная крыша — дубовые кроны.

Ах, как поют птицы! Кажется, впрочем, не только птицы поют погожим днем в лесу. Робин остановился, придержав ветку орешника: три юных девушки собирали в лесу хворост. Босоногие, простоволосые, в грубых платьях из домашнего холста: а щеки цветут, как лесные розы. Девушки, без устали кланяясь каждой сухой веточке, пели на три голоса песню. Улыбка застыла на губах Робин Гуда. Он знал эту балладу, ее сложил лесной певец Алан э'Дэйл, и называлась она «Дева Марион».

Робин повернулся и пошел прочь. Яркий день померк в его глазах, словно тяжелые мысли были закрывшими солнце облаками.

«Грустная песня, невеселая песня. Не все в ней — так, и не все в ней — правда. Но что тогда правда, Роберт из Локсли? Правда то, что спас ты однажды знатную девицу саксонку от негодяя норманна, похитившего ее, чтобы силой взять в жены. Правда, что звали ее лэди Марион. Что ты полюбил ее, а она — тебя. И что ты оставил ее, потому, что не мог иначе. Правда, что ты разбил ее сердце, и она ушла в монастырь. Что нет больше лэди Марион, а есть сестра Матильда. Ах, Марион, Марион, хотел бы я знать, о чем молишь ты Бога в темной обители? Простишь ли ты меня когда-нибудь? Думаю, что нет. Саксонки не прощают сердечной обиды.»

Размышления Робин Гуда нарушил лихой стук копыт. Ноги вывели его на дорогу. Разбойник отступил в заросли и вскинул лук, чтобы не застать врасплох того, кто вот-вот появится из-за поворота.

Но вместо рыцаря на сытом коне глазам его предстало на диво странное зрелище. Поднимая облака белой пыли, навстречу Робину мчался братец Тук, взгромоздившийся на неоседланную клячу, такую тощую, что казалось, ее хребет вот-вот перережет тучного монаха надвое. Изо всех сил молотя ногами по ребристым бокам лошади, благочестивый отшельник умудрялся гнать ее галопом.

— Клянусь Хенгистом, отче, где ты раздобыл такого резвого скакуна? — расхохотался Робин.

— Клянусь мощами Эдварда Исповедника, — ответил монах, спешиваясь так же легко, как упал бы с телеги мешок зерна. — Ты сам ржешь как жеребец, а между тем впору плакать. Уф-ф, думаю, что эта развалина лет десять не бегала так резво! Я купил ее у какого-то возницы, который вез камыш. Боюсь, что для него сделка оказалась выгоднее.

— Так с чего ты вздумал упражняться в верховой езде, отец Тук?

— С того, что самое малое через час после меня из Ноттингема выехали люди шерифа! Ей же ей, Робин, ты считаешь себя умнее всех! Допустим, твои парни заманили молодчиков Гисборна далеконько в чащобу, и они на помощь не поспеют! Да только, если осаждаешь замок, надо все ж-таки поглядывать, нет ли у лисицы запасного выхода из норы! Чума на вас, как вы проворонили подземный ход? С шерифовыми людьми вам не совладать под стенами замка — придется уносить ноги подобру-поздорову!

— Не горячись, святой отец, — с широкой улыбкой ответил Робин. — Спасибо за службу и дружбу, но ни тебе, ни людям шерифа, спешить уже некуда и незачем. Лиса пока жива, но мы разорили ее нору. Приходи лучше вечером к Дубу-Королю, где мы будем делить добычу так, как велит разбойничий закон.

— Ты взял неприступный каменный замок, Робин Гуд?! — от изумления брат Тук даже побледнел от тройного подбородка до тонзуры. — Быть не может — у тебя бы просто не хватило людей!