не в нору змеиную, а к городу Рязани. Летел Змей Горыныч над городом и случилось ему увидеть молодую Купавну, невесту Добрыни Никитича. Схватил он её и унес в нору глубокую.
Возвратился Добрыня, узнал, какая беда на него свалилась, и поехал Змея искать. А матушке сказал:
– Ожидай меня три года. Если же в три года не буду, то жди ещё три. Как пройдёт шесть лет, и не вернусь я домой, почитай меня, Добрыню, убитым.
День за днём идёт, как дождь дождит. Неделя за неделей, как трава растёт. Год за годом, как река бежит. День ехал Добрыня Никитич под красным солнышком, ночь ехал под ясным месяцем. И вот выехал он в чистое поле. Посмотрел на все четыре стороны. В одной стороне леса стоят тёмные. В другой, северной, высятся горы ледяные. В третьей, позади, город его родной. А в четвёртой – норы Змея Горыныча.
Ударил Добрыня Никитич коня плёткой шёлковой, и понёсся конь богатырский по чисту полю.
Целые вёрсты перемахивает, копытом комья земли с копну выворачивает, за три полёта стрелы камешки с дороги откидывает. Подъехал к норам змеиным.
Сошёл с коня Добрыня, взял в руки саблю острую, копьё долгое, на плечо вскинул палицу булатную, а под кушак засунул топор калёный.
Видит, стоит перед норами богатырь на добром коне, но в женском платье. Что такое? Тут и разглядел Добрыня злую великаншу Поляницу. Заслонила она вход в норы змеиные, не шелохнётся. Ударил её богатырь палицей. Сидит в седле Поляница, не пошевелится.
«Знать, повыбился я из сил, Змея побивая да дорогу длинную одолевая, – подумал Добрыня. – Растерял силу прежнюю».
Наехал на дуб в обхват человеческий, ударил палицей и расщепил надвое.
«Э, нет, – думает, – сохранилась ещё во мне сила богатырская!»
Снова наехал на Поляницу и как ахнет по голове, только звон по округе пошёл, а великанша сидит на коне, не ворохнётся.
«Видно, сила у меня всё же не та, что была», – сокрушается Добрыня Никитич.
Увидел дуб в два обхвата человеческих. Ударил он дуб и расшиб в щепки. Разогнался тут он на коне богатырском, ухнул Поляницу, что есть мочи. Наконец оглянулась Поляница:
– Думала я, комарики покусывают, а то русский богатырь пощёлкивает!
Ухватила Добрыню, сдёрнула с коня, опустила в глубокий кожаный мешок и поехала прочь. Но полоснул саблей ловкий богатырь Добрыня изнутри кожаный мешок и выскользнул на землю.
Конь его – тут как тут. Вскочил на коня Добрыня и в один скок вернулся к норам змеиным. А норы затворены медными затворами, подпёрты подпорами железными. Он подпоры откинул, затворы отодвинул.
Вошёл и видит, в норах много-множество народу сидит – полон русский. Выпустил Добрыня Никитич бояр-князей да торговых людей:
– Выходите-ка из нор змеиных, ступайте по своим местам да по своим домам.
Дошёл он до глубинной норы Змея Горыныча, а там сидит Купавна.
– Вставай, Купавна, – говорит Добрыня, – за тобой я странствовал далёко-далече по чистым полям, по густым лесам, по высоким горам, ходил по норам змеиным.
Тут и Змей Горыныч приполз.
– Не отдам, – шипит, – тебе Купавну без бою, без драки-кровопролития. Потоптал ты змеёнышей малых, выпустил полон русский. А теперь и девицу хочешь увезти!
Дрались они три дня и три ночи. И не мог Добрыня Змея одолеть. Бился он ещё три часа и победил Змея проклятого. Кровь Горыныча землю затопила.
Тогда взял Добрыня копьё и ударил тупым концом о сыру землю, приговаривая:
– Расступись, мать сыра земля! На четыре расступись четверти, пропусти всю кровь змеиную!
Повторил три раза, и через три часа расступилась земля, вобрала в себя всю кровь змеиную. Сел на коня Добрыня, посадил сзади Купавну и поехал в чистое поле.
Ехали они, ехали. Притомился Добрыня Никитич.
– Лягу, – говорит, – отдохну.
Только лёг, тут же и уснул. Три дня и три ночи спал. Наехал на них лихой человек*, увидел спящего богатыря и Купавну. Перекинул её через седло и увёз.
Явился он в город Рязань и сказал матушке Добрыни, что спас Купавну от Змея, а Добрыня погиб и лежит в чистом поле. Но не поверила матушка:
– Три года прошло, три ещё подождём.
Ждут они, ждут. Опали сады. С дерев осыпались листья зелёные. Леса оголились. Лежит наверное Добрыня в чистом поле головой в ракитов куст, ясные очи вороны выклевали, сквозь белую грудь трава проросла.
День за днём спешит, как дождь дождит, неделя за неделей встаёт, как трава растёт, год за годом летит, как река бежит. Проснулся Добрыня.
Припал он к матушке сырой земле и слышит – стонет земля. Вскочил богатырь на коня, ударил его плёткой между ушей и понёсся напрямик. Реки да озёра перескакивал. Не в ворота въехал, а через городскую стену перепрыгнул.
А в городе Рязани к свадебному пиру готовятся.
Переоделся Добрыня в скоморошье платье и пришёл на пир свадебный. Стоят столы белодубовые, вёдра с зелёным вином, угощения богатые. Сунулся молодой Добрыня к столу, а ему и говорят:
– Твоё место скоморошье – на печке да на запечке!
Вскочил он на печку муравленую*, заиграл в гусельки яровчатые и запел:
– Шёл детинка по лужочку,
Он не в шубе, не в кафтане,
В белом балахоне.
Несёт гусли под полою,
Под полою правою.
Ой вы, гусли, поиграйте
Да хозяев позабавьте!
Смеются гости, а матушка глянула и узнала сына своего Добрыню Никитича. Тут и Купавна его признала. Изгнали лихого человека, а молодого богатыря Добрынюшку за стол сажали, вином угощали и великой честью чествовали.
Зародился светел месяц в небе, а на земле, в славном городе Ростове родился русский богатырь Алёша Попович. Стал он скоро ходить, как сокол летать. Громко говорить, как в трубу трубить. Копьём он играл, будто прутиком, а стрелу пускал в цель за семь вёрст. И собрался он по свету побродить, людей посмотреть, себя показать. И напутствовала его матушка такими словами:
– Не хвались, Алёша, со двора едучи, а похвались, ко двору приезжаючи.
Был у них дома конь. На сухом корму питался. Хороший конь. Вывел Алёша коня из конюшни, сел на него, тот и пал на колени.
– Этот конь не для меня, – сказал Алёша и пошёл пешим.
Долго ли, коротко ли шёл, привелось ему ночевать под дубом в лесу. Прилетел ворон, сел на дуб
