потоки глинистой воды. С крыш лились такие же потоки, только чистые. Как только мы въехали во двор, Николай Александрович закрыл за нами ворота, и мы прошли в дом. Пират радостно прыгал вокруг нас, пытаясь лизнуть руки. Я пожалела, что ничего вкусненького ему не привезла, совсем забыла.
— Сапоги у нас есть на всех. — Сказал Николай Александрович — Такие вот плащи тоже. Подождём, когда он немного поутихнет, тогда и поедем к карьеру. Конечно, там сейчас скользко, но ждать, когда высохнет, неразумно. Ничего, потихоньку спустимся.
— Темно там, опасно. — Покачала головой Лидия Афанасьевна — Не дай бог, оступиться.
— Да уж. — Поддержал Илья — Полгода в гипсе отдыхать будешь. И это в лучшем случае. Предлагаю всё оставить до утра.
На том и решили. Дождь лил всю ночь, я несколько раз просыпалась от гулких раскатов грома. Но к утру небо немного прояснилось, хотя солнца не было видно. Дождь капал неохотно, просто мелко моросил, изредка останавливаясь, а потом снова, будто спохватясь, барабанил по лужам. Мы встали рано, позавтракали, надели резиновые сапоги и плащи-дождевики, и Илья повёз нас к карьеру.
Лес был мокрый, каждая потревоженная нами ветка окатывала нас душем из холодных капель, трава насквозь промочила мне джинсы, и холодная сырость сразу прогнала тёплый комфорт. Мы подошли к краю карьера. И снова я удивилась. Третий раз смотрю на карьер, и каждый раз он разный, будто в разные места хожу. Сегодня карьер был тёмно-серый, суровый и неприветливый. Кругом блестели серые лужи, делая пейзаж ещё более неземным, чем он был на самом деле.
— Я не вижу обвала. — Сказала я.
— Так ты отсюда его и не увидишь. Надо спускаться. — Ответил Николай Александрович. — Сейчас всё промочило, его и так не видно, всё вокруг мокрое, серое. Если не знаешь, где он произошёл, то и не поймёшь, что он свежий. Все пласты стали одного цвета — мокрого.
— Эх, надо было, на всякий случай, захватить коробочку Реквили. — Вздохнул Сакатов.
— Какую коробочку? — Навострился Илья.
— Волшебная коробочка, с помощью которой можно получать ответы на все вопросы. — Ответил ему Сакатов.
— Надо было! Я бы спросил, будет у нас премия или нет.
Мы пошли к дороге, которая вела вниз карьера. У меня было странное чувство, будто кто-то был рядом, невидимый и осторожный. Я сказала об этом Сакатову.
— Знаешь, у меня тоже такое же чувство. Будто кто-то ждёт нас. Может мы не …
— Всё, хватит сомневаться! — Оборвала я его — Я решила для себя, если у меня получится, вернее, если со мной он захочет говорить, так тому и быть.
Мы подошли к обвалу. Правильно сказал Николай Александрович, я бы и не поняла, что это новый обвал. Кругом были кучи обвалившейся породы, только не такие большие, как тот, на который показал нам Николай Александрович.
— Я же говорил, что из-за дождя он по-другому выглядит, но позавчера я сразу его увидел, ещё сверху.
Пират, как и рассказывал нам до этого Николай Александрович, насторожился, мокрая шерсть на его загривке встала дыбом, и он нюхал камни, периодически отряхиваясь, разбрасывая от себя крупные капли, и фыркая, как конь.
— Эх, Пират! — Вздохнул Николай Александрович — Хороший ты пёс, только жалко, что говорить не умеешь! Ты, наверное, уже понял, что тут произошло.
Я склонилась над мокрыми камнями и потрогала их рукой. То ли дождь мешал мне почувствовать что-то необычное, то ли обвал на самом деле был просто природным, но я не почувствовала колдовства. Я прикрыла глаза и попыталась представить гору Благодать, когда она стояла среди леса, могучая, с той природной своей красотой, которая присуща всем горам, недаром людей всегда так тянет на их вершины. Есть что-то торжественное, великое и загадочное в их спокойной красоте. Они знают, что такое вечность. Мне показалось, что я снова очутилась в спокойном и добром потоке рядом с Лунным Шаманом, и он понёс меня куда-то в неведомую даль. И сразу в моих ушах запел ветер. Сильный, свободный, который не встречает на своём пути никаких преград. Мне показалось, что земля подо мной поднимается, и я вместе с ней. Я открыла глаза и поднялась. Дождя не было. Я стояла на вершине горы, а вокруг меня был только дремучий и густой лес, раскинувшийся во все стороны. Над ним возвышались несколько деревьев-исполинов, словно сторожевые башни, зорко охраняющие свою вотчину. Вдалеке виднелись горы, под снежными шапками, синие и фиолетовые, как на рисунках Рериха. Они цепью шли вдоль всей линии горизонта. Небо было серое, но не от того, что там были дождевые тучи. Серое небо было прозрачным и лёгким, свободным и светлым, оно не давило, а наоборот, казалось уходящим в бесконечную высь, излучая на лежащий под ним лес ровный свет. Мир передо мной сначала замер, будто испугавшись постороннего и нежелательного наблюдателя. Но потом снова заколыхался, послышался птичий гомон, шум листвы, стайки птиц поднимались над макушками сосен и перелетали по своим делам, больше не обращая на меня никакого внимания. Мне хотелось раскинуть руки, полететь до синих гор, пролететь над ними и увидеть снежные шапки, подуть на них, как ветер, чтобы они заискрились, потревоженные, и проснулись, выпустив на небо солнце из-за своих высоких вершин.
— Красиво? — Прозвучал рядом со мной голос.
Я обернулась и увидела невысокого человека в грубой крестьянской одежде, державшего в своей руке шапку. Он улыбался, и тоненькие лучики морщинок разбегались от его глаз цвета стали. Седые его кудри трепал ветер, короткие сапожки были все в пыли, как и длинная рубаха, подпоясанная красным поясом. Видя моё удивление, он сказал:
— Я тоже не ожидал здесь кого-то встретить. Обычно я тут один бываю. — Он подошёл и встал со мною рядом — Есть на что полюбоваться. А зимой как тут красиво! Всё белым-бело, только зелёные макушки выглядывают из-под пушистых шапок. А снег крупный, рыхлый, словно целыми охапками сыплется с неба. И спокойно так! Но если поднимется ветер, да завьюжит, тогда небо и земля, словно меняются местами, не поймёшь сразу, откуда снег летит. А осенью среди тёмной зелени красные костры рябин да калин горят, знаешь как! Глаз не отвести! Вот и любуюсь тут стою.
— Вы — Дух горы? — Осторожно спросила я, не веря, что это так. Уж больно простой вид у этого мужичка.
Он засмеялся. И смех его пронёсся раскатом над лесом, колыхнув макушки сосен, и подняв с веток сотни птиц. Они заметались над лесом, и тишина была нарушена их громкими криками. Но он отрывисто
