были добрыми, а наоборот, отличались редкой злобностью, хитростью и жадностью, хотя были достаточно богаты.
В городе цвели сады, люди не ходили пешком, а ездили на сытых и холеных лошадях, над городом летали красивые птицы, а дикие звери подходили совсем близко к городским стенам. Женщины нарядно одевались и богато украшались, а мужчины сытно ели, проводили время в пирах и азартных играх. Самые экстравагантные таскали с собой не собачек или певчих птичек в клетках, а обезьянок на поводке. А любители женщин обзаводились целыми гаремами и ходили по городу, окруженные стайкой чаровниц.
Вино лилось рекой и в запрокинутые глотки выпивох, и на землю — из опрокинутых со столов бутылей и кувшинов, и никто не обращал на это внимания. Что же касается азартных игр, то в этом китайцев не может перещеголять никто. Просадив все наличные деньги, проигравший мог поставить на кон и дом, и жену, и собственного маленького сына.
Такое впечатление, что в том городе существовала индульгенция на разврат и распущенность. Боги были разгневаны, и Яшмовый император велел морскому дракону "спустить с привязи" наводнение, чтобы потопить всех жителей. Однако именно Ли Тхе-гуай возразил, заметив, что среди горожан, возможно, есть и хорошие люди, и будет несправедливо, если они погибнут вместе с негодниками. "Будь по-твоему, — согласился Яшмовый император. — Отправляйся в этот город и отыщи всех праведников".
В помощь Ли был послан еще один из восьми бессмертных — молоденький Хань Сян-цзы. Оба приняли облик нищих, чтобы в таком виде незамеченными проникнуть в город.
Они попали на оживленную площадь, которая и была центром бурной, беспечной жизни. В бесчисленных лавочках шла оживленная торговля, в многочисленных питейных заведениях пели песни или играли на деньги. Кто-то прогуливался, разинув рот, рассматривая все и всех вокруг; кто-то гордо вышагивал, демонстрируя себя и свое богатство. Кто-то натравливал, забавляясь, свою собаку на соседского кота; кто-то радовался щебетанию птиц, развешанных в клетках на ветвях деревьев, и спорил, чья канарейка пропоет без перерыва более долгую руладу; кто-то взвешивал сладости, кто-то отводил душу, пиная слугу…
И тут появились двое нищих, один — молодой, другой — старый, сутулый и хромой. Несмотря на зажиточность горожан, никто и не подумал поделиться пищей с несчастным худым стариком, опиравшимся на костыль. Тут у одной молодой матери ребенок, которого она несла на руках, справил большую нужду. Недолго думая, она отломила половинку сдобной булки и, подтерев попку малыша пышным куском хлеба, бросила его нищим.
Хань Сян-цзы подобрал булку и обратился к Ли: "На сей раз даже мое терпение истощилось. Мы можем использовать этот хлеб как доказательство крайней безнравственности и злобности горожан. Пожалуй, их все же стоит стереть с лица земли". Но Тхе-гуай Ли был старше и терпимее. Он решил придумать еще одно испытание для совести этих людей. На следующий день бессмертные приняли вид торговцев маслом и, прикрепив к коромыслам жбаны на веревках, сели посреди площади, призывая: “Масло, продается масло! Всего десять монет за полную тыкву и пять монет за два полных сосуда из тыквы?”
Народ бросился к ним со всех сторон. И хотя у всех дома было вдоволь масла, упустить такую дармовщину никто не хотел. Люди толкались, давились, спорили и ссорились. Наполнив одни емкости, бежали за другими. Несмотря на то, что сосуды на коромыслах были небольшими, масло в них не убывало. Остановить поток возбужденных людей было невозможно, и оба небожителя работали до седьмого пота, разливая черпачком масло в бесконечные банки и кувшины. Лишь наступившая ночь угомонила жителей города. Все они считали продавцов масла придурками, и каждый покупал по две тыквы, а не по одной, радуясь удаче. Лишь одна стеснительная девушка, протянув кувшинчик, произнесла:
— Вот вам десять монет, налейте мне, пожалуйста, тыковку масла.
Черпачок представлял собой половину пустотелой высушенной тыквы, прикрепленной к длинной рукоятке, отсюда и название меры объема — "тыковка". Однако Ли Тхе-гуай намеренно налил ей две тыковки на пять монет. Через некоторое время девушка вернулась со словами:
— Мой дедушка сказал, что вы ошиблись, подсчитывая, поэтому я принесла вам недостающее, вот еще 15 монет. Ведь если одна тыковка стоит десять, то две — двадцать монет.
— Ха, ха, ха! — Довольно рассмеялся Ли Тхе-гуай. — Мы нашли порядочных людей в этом городе!
Хань Сян-цзы тоже улыбнулся, любуясь смущением девушки.
— Этот город вскоре постигнет беда. На улице Десяти иероглифов стоят каменные львы. Как только увидишь, что из глаз львов закапают кровавые слезы, беги в горы, как можно выше, — сказал Ли.
— Я должна предупредить дедушку, — испуганно прижала ладошки ко рту девушка.
С тех пор дед не только ежедневно ходил на улицу, где стояли каменные львы, но и всем, кого встречал по пути, рассказывал, что должно случиться несчастье. Однако горожане лишь бранились или смеялись над ним и советовали не молоть чепуху. Даже малыши, глядя на взрослых, дразнили доброго старика. А один недоросль решил подшутить и ночью, когда никто его проделки не видел, намазал глаза каменных львов свиной кровью.
Утром, увидев следы крови, старик в волнении закричал: "Спасайтесь, бегите в горы! Боги решили затопить город!" Конечно, никто ему не поверил, зато смеху было столько, что у некоторых даже штаны промокли. Однако старик с внучкой, захватив мула с пожитками и любимого песика, поднялись высоко в горы, как и советовали небожители.
А тем временем Ли и Хань доложили Яшмовому божеству о своих наблюдениях и общении с жителями города, показали и оскверненный кусок булки. В результате Царь драконов получил приказ, и на город обрушился потоп. Вода лилась нескончаемыми струями и с небес, заставив всех жителей укрыться в домах; она хлынула и из озера, и из моря, заливая дома все выше и выше. Кто-то пытался спастись, удержаться на воде, ухватившись за какой-нибудь плавающий предмет, но высокие волны выбивали из рук последнюю опору. И вскоре весь город вместе с жителями оказался глубоко под водой.
Народное волшебное средство
И у небожителей случаются промахи. Вот что однажды произошло с Ли Тхе-гуаем. Спустился он в очередной раз к людям и шел от одной деревни к другой,
