рассказывали, один раз напоролись, и этого хватило. Веришь?
— Верю, — искренне сказал Тарик, уже давно заключивший, что Тами — девчонка гордая, своенравная и прямодушная.
— Ну, я пошла немного похозяйничать, не скучай, я быстренько...
Она встала с постели, не озаботившись накинуть пеньюар. Чиркнула спичкой, ловко зажгла вторую свечу, ее огонек поколыхался, прежде чем успокоиться и гореть ровным пламенем, — ив этом колышущемся мерцании, слившемся с серебристым светом, грациозно прошла к двери — обнаженная, прекрасная, как пламя (именно это сравнение Тарик помнил у Митраля Тубара). Оставшись один, уставился в потолок, широко улыбаясь, ^ыбка, он знал, была малость глуповатой, но Тарик ничего не мог с собой поделать, к тому же не было сторонних глаз...
Вот ты и стал мужчиной, Тарикер Кунар. Не с умелой годовичкой или, наоборот, потаенно блудившей девушкой постарше — как бывало с иными, причем сплошь и рядом в неуютных местах вроде амбара или лесочка на берегу реки. И не с веселой девкой, пусть даже не взявшей денег ради грязного удовольствия сделать мужчиной невинного. С красавицей твоих годочков, пусть уже ставшей женщиной, но что поделать, если таковы гаральянские нравы — невинности там лишаются раньше, чем в Арелате... С жаркой, искусной красавицей, которую ты заставил достичь небес — а это и в книжках, и в жизни на грешной земле считается нешуточным достижением мужчины и служит к его законной гордости. А главное — эти отношения, Тами сама сказала, у них всерьез и надолго. Влюбился ли Тарик? Он сам в точности не знал. В одном был уверен: по собственной воле никогда не оставит прелестную девушку с сиреневыми глазами и смешным гаральянским говором, отдавшуюся ему так же просто, как бьет родник или как после проливного дождя на небе зажигается неощутимая радуга чистейших цветов...
Тами вернулась вскоре с круглым подносиком, определенно из палотара37, — высокая черная бутылка, две чарки, тоже явно из палотара, на блюдце горка незнакомых сладостей, наверняка
37 Палотар — мельхиор. Служит в первую очередь для имитации серебра — как законной, так и преступной.
гаральянских. Поставила его на низкий столик у постели, присела в изголовье, похлопала ладошкой по смятым простыням рядом с собой:
— Что ты валяешься? Иди сюда.
Тарик поднялся. Глубоко въевшиеся правила политеса напомнили о себе, и в первый миг он хотел прикрыться ладонью, но тут же устыдился этого побуждения: они принадлежали друг другу, женщина и мужчина, у них не осталось тайн телесных друг от друга, и нагота лишь сближала.
Тами блеснула глазами:
— Вино положено разливать мужчине...
Усевшись рядом с ней, Тарик взял черную бутылку с алыми прожилками, наклонил горлышко над стопкой Тами. Полилась искрящаяся багровая струя с резковатым, но очень приятным запахом.
— Гаральянский шалинак трехлетней выдержки, — пояснила Тами. — Одно из самых лучших наших вин. Из того сорта вино-грона, что растет только в одном месте, а потому его вывозят редко и за бешеную денежку...
— Никогда о таком не слышал и не читал даже, — признался Тарик. — А в иных книжках столько вин описано... И в порту — я там прирабатываю — никогда не слышал, а уж тамошние грузали во всем, что крепче сока, разбираются лучше любого виноторговца или книжника...
— Вот и похвастайся им, что пил шалинак, — улыбнулась Тами. — Завидовать будут, точно.
— А ведь правда! — припомнил Тарик. — Есть приговорка про выпивох: «Он так пыжится, словно ковшами пьет шалинак». Один раз ее слышал случайно, и никто не объяснил, а работа закрутила так, что я не успел спросить, что за шалинак такой, — мы пошли разгружать трюм, а тот Матрос ушел своей дорогой, и больше я его не видел...
— Редкое вино, — кивнула Тами. — Половина княжеских винных подвалов попала в Арелат, а половина там осталась: Ромерик часто ездит в Гаральян, останавливается, понятно, в своем дворце — он
ведь по-прежнему гаральянский князь тоже. Дядя устраивал охоты для придворных, они и отблагодарили... — Она подняла чарку на уровень глаз: — Вино хорошее, не бьет по голове... Ну, за нас с тобой!
И лихо осушила свою чарку до донышка. Тарик обычно пил такие чарки до половины за раз, но не хотел уступать девчонке, пусть и гаральянской, и последовал ее примеру. Редкостное вино и в самом деле не особенно ударило в голову, но знакомое действие оказало.
— Ежели подумать... — начала Тами, не прикоснувшаяся к сладостям (а потому и Тарик не стал закусывать, благо нужды и не было), — ша...
И замолчала, встрепенувшись. Тарик тоже насторожился. Во дворе незнакомо залаял Лютый — неумолчно, зло, прямо-таки остервенело. Судя по звукам, пес метался вдоль забора из конца в конец, исходя бухающим лаем.
Тами спрыгнула с постели, ее движения стали скупыми, отточенными. Выдвинула верхний ящик шкафчика и, к немалому удивлению Тарика, выхватила оттуда большой кинжал. Настороженно замерла, хватко держа оружие острием к окну. Такими, должно быть, были алиранты38 древних времен, разве что они скакали в доспехах. А Тами стояла обнаженная — но ничуть не выглядела смешной или нелепой. В ее прекрасном личике появилось что-то незнакомое...
Рукоять кинжала другой формы, и лезвие других очертаний — клинок не похож на тот, что подарил брат, но точно так же покрыт затейливыми серебряными узорами, точно так же кажется, что они слегка пошевеливаются. Это, конечно же, настоящее серебро — с незапамятных времен повелось, что оружие отделывают серебром, золотом, а порой и самоцветами, безо всякого палотара и обманок. Разбойники, пираты и ночные шустрилы тоже это соблюдают. Говорят, можно встретить захудалого дворянина всего в заплатах, но у него на поясе будет висеть оружие знавших лучшие времена
38 Алиранта — амазонка, девушка-воин древних времен. Теперь женщин на военную службу давно уже не берут.
о прадедов, порой в золоте и самоцветах, продавать его или закладывать — позор несусветный, падение на самое дно...
Мгновения ползли томительно медленно. Наконец Лютый испустил короткий клокочущий вой и умолк, что словно послужило неким сигналом: Тами на глазах расслабилась, на лице появилось облегчение. Вновь став прежней, знакомой, милой, она положила кинжал на шкафчик у зеркала, вздохнула глубоко:
— Обошлось, точно...
Села на прежнее место, наполнила свою чарку
