Вот как описывает Аммиан Марцеллин посещение форума Констанцием II в IV веке: «Когда император пришел на форум Траяна, это единственное в мире сооружение, достойное, как я полагаю, удивления богов, он остолбенел от изумления, обводя взором гигантские творения, которые словами описать невозможно и которые никогда не будут еще раз созданы смертными людьми».
На Востоке император прошел от гор Армении вдоль берегов Тигра до Персидского залива. Всем последующим императорам при вступлении в должность желали «быть счастливее Августа и лучше, чем Траян».
Однако завоевания Траяна оказались как бы уже свыше сил Империи.
Наследник Траяна Адриан задумался над тем: а можно ли удержать то, что завоевано, и как управлять этой махиной? И он отказался от внешних завоеваний, более того, завоеванные Траяном земли на востоке он оставил фактически в руках местных властителей, находящихся в подчинении у Рима. Отныне главной заботой Адриана стала оборона рубежей, возведение огромных оборонительных валов и поддержание легионов в боеспособном состоянии. Наследник Траяна объездил все провинции, решая проблемы на местах. Для него империя — единая огромная страна, организованная римлянами и пронизанная греческой культурой, ибо Адриан был филэллином, поклонником Греции, не лишенным талантом архитектором.
Впрочем, не забудем о ряде гуманных эдиктов этого принцепса: Адриан запретил господам убивать своих рабов, отныне за провинности рабам выносили приговор судьи. Смягчен был и жестокий закон, по которому всех рабов казнили, если господин был убит у себя в доме: отныне казни подлежали лишь соучастники преступления. Запрещено было по собственному усмотрению господам продавать рабынь в публичные дома, а рабов — в гладиаторские школы. Император подверг 5-летнему изгнанию одну из матрон за то, что та жестоко наказывала рабынь за ничтожные провинности.
По поручению Адриана африканский судья Юлиан пересмотрел и издал эдикты, накопившиеся в течение столетий.
«Он бывал строгим и веселым, приветливым и грозным, необузданным и осмотрительным, скупым и щедрым, простодушным и притворщиком, жестоким и милостивым; всегда во всех проявлениях он был переменчивым» (Элий Спартиан).
Но по-прежнему слишком велика печать личности на том, что происходит в империи. Траян — полководец, он воюет. Адриан обожает греков и не любит воевать. Значит — отныне в империи появляется мода на греческие бороды, и больше не устраиваются триумфы.
Годы его правления наверное лучше всего символизирует фактически построенный заново Пантеон. Огромное купольное здание освещается через отверстие в потолке. Яркое пятно света скользит по стенам и полу Пантеона — божественное солнечное око. Мир под римским управленческим гением, пронизанный греческой культурой, в котором каждому должно быть место — таким видел империю Адриан. К сожалению, этот мир был болен.
Тяжело заболел и Адриан, он страдал от мучительных болей и умолял дать ему меч, чтобы покончить с собой. Но императору отказали в этой милости. Болезнь изменила в худшую сторону и без того непростой характер императора. Он отдавал приказы казнить и убивать. Правда, его наследник Антонин Пий старался не давать ход этим приговорам. Адриан, один из умнейших императоров Рима, умер, «ненавидимый всеми», оставив империю усыновленному Антонину Пию, человеку во всех отношениях достойному, которого сменит Марк Аврелий.
Антонин Пий не только подтвердил запрет Адриана убивать рабов, но и предписал наместникам провинций, если жестокость господ представлялась невыносимой, заставлять таких хозяев продавать рабов. Несчастные в случае жестокого обращения могли искать защиты у статуй принцепсов.
Марк Аврелий пошел еще дальше и настаивал, чтобы дела о вине рабов рассматривали в судах.
«Марк Аврелий Философ», — называет его Юлий Капитолин, один из историков эпохи Августов. Философия действительно была подлинным увлечением этого императора. По приказу Марка Аврелия в Афинах были основаны четыре оплачиваемых из средств императоров кафедры философии: академиков, перипатетиков, стоиков и эпикурейцев. Вечерами в лагере, во время походов, Марк Аврелий записывал свои размышления, чтобы «исправлять и подлечивать свой нрав», и так получилась написанная исключительно для самого себя «автобиография внутренней жизни», одна из лучших книг античности.
Возможно, Марк Аврелий не был самым дальновидным политиком, ибо был последователем скорее Траяна, чем Адриана. Он стремился не к сокращению, а к расширению империи. Но при этом он вел себя всю жизнь чрезвычайно достойно.
Надо сказать, что статуя Марка Аврелия уцелела случайно: кто-то вложил в протянутую руку бронзового Марка крест, и долгое время считалось, что это статуя Константина I. Потому христиане пощадили ее и не переплавили. Ну а когда много лет спустя сравнили изображения императоров на монетах, то поняли, что перед ними Марк Аврелий, а от Константина осталась монструозная стопа и огромная голова с безумно вытаращенными глазами.
Надо сказать, что в 1836 г. было написано две поэмы «Медный всадник», одновременно с Пушкиным итальянский поэт Джоаккино Белли сочинил поэму, посвященную бронзовому Марку Аврелию.
Веспасиан. С античного портрета. I в. н. э.
Стоя у подножия памятника Петру Первому — петербургского Медного всадника, — Адам Мицкевич посвятил такие слова его римскому собрату:
Народа друг, любимец легионов,
Средь подданных не ведал он врагов,
Доносчиков изгнал он и шпионов.
Им был смирен домашний мародер,
Он варварам на Рейне и Пактоле
Сумел не раз кровавый дать отпор, —
И вот он с миром едет в Капитолий.
Сулят народам счастье и покой
Его глаза. В них мысли вдохновенье.
Величественно поднятой рукой
Всем гражданам он шлет благословенье.
Удивительна судьба Марка Аврелия: фортуна к нему не была благосклонна, его победы сводили на нет эпидемии чумы. Мир будто восстал на него: набеги варваров, землетрясения, моровые язвы — каких только несчастий не было во время его правления! Был и мятеж, впрочем, быстро подавленный. Не желая увеличивать налоговое бремя, Марк Аврелий распродал сокровища императоров, чтобы пополнить опустевшую казну. Одинаково ровный со всеми и доброжелательный, в личной жизни он был несчастен: жена не любила его и изменяла с людьми низкого звания, гладиаторами и возничими, ходили слухи, что сын императора Коммод — незаконнорожденный и прижит от гладиатора, хотя портреты свидетельствуют о внешнем сходстве. К сожалению, внешним сходством все и ограничилось. Внутренне на своего отца-философа Коммод совершенно не походил. Однако это был его единственный сын — остальные умерли. Почему Марк Аврелий Философ не решился усыновить достойного наследника, а оставил империю сыну, наделив Коммода в 166 г. титулом Цезаря, а в 177 г. (когда тому было 17 лет) — титулом Августа — неизвестно. Он, который всегда и во всем руководствовался лишь чувством долга, почему-то проявил странную слабость. Другого наследника, кроме Коммода, он не желал.
Ворота Кельна
Большой цирк. Реконструкция
Народ и армия искренне оплакивали императора-философа. «Марк Аврелий всегда был чужд какого-либо искания популярности; теперь обнаружилось, на каких глубоких и подлинных чувствах держалась его популярность» (С. Котляревский).
При Антонинах
«Он (Адриан) установил правильно организованную казенную почту, чтобы не отягощать этими издержками провинциальных должностных лиц. Не упуская из виду ничего, что могло доставить ему расположение, он простил частным должникам императорского казначейства как в Риме, так и в Италии неисчислимые суммы, которые за ними числились, а в провинциях также огромные суммы оставшихся недоимок, и для большей уверенности велел сжечь на форуме божественного Траяна долговые расписки. Имущество осужденных он запретил забирать в свою частную казну, зачисляя все такие суммы в государственное казначейство. Мальчикам и девочкам, которым еще Траян назначил содержание, он сделал щедрые надбавки».
«Он не позволял трибунам брать от солдат какие-либо подарки, устранил повсюду всякие признаки роскоши, наконец, улучшил их оружие и снаряжение. Он вынес также решение относительно возраста воинов, чтобы никто не находился в лагере — в нарушение древнего обычая — будучи моложе того возраста, которого требует мужественная доблесть, или старше того, который допускается человечностью…» (Элий Спартиан).
