— Почему не покажется Бог ваш людям хоть бы раз в году? Увидев Его, прониклись бы они страхом и почитали бы Его повсеместно.
— Не могут видеть Господа люди, — отвечал бен Ханания. — Ибо не вынесут их глаза сияния славы Божьей.
— Не стану я поклоняться вашему Богу, — сказал император, — пока сам Его не увижу.
А гуляли они в тот раз в царском саду, и был полдень. Указал Иошуа Адриану на солнце и говорит:
— Вглядись‑ка, царь, в него хорошенько, если Бога нашего хочешь видеть.
— Какой же глупец станет в полдень смотреть на солнце?! — возразил Адриан.
— А ведь оно всего лишь слуга Господне и отраженье славы Его. Если великий кесарь не может взирать на солнце, как же будут люди смотреть на Того, чей свет оно отражает?
Не нашел, что сказать, Адриан и удалился в свои покои. Но слышала их разговор царская дочь и, удивляясь мудрости слов тайная, захотела сама взглянуть на него. Вышла она к бен Ханании и, пораженная его простоватым видом, вскричала:
— Может ли быть такое? Прекрасная мудрость в дрянном сосуде!
Спросил ее Иошуа:
— Скажи мне, о дочь, в каких кувшинах храните вы драгоценные вина?
— В глиняных, — отвечала та.
— Разве и царские вина хранят в таких же?
— Именно так мы делали до сих пор. А в чем же его хранить?
Молвил девушке Иошуа:
— Если прекрасному только в прекрасном место, надлежит редкие вина держать в драгоценных вазах.
Приказала царская дочь, чтоб перелиты были лучшие вина в золотые кувшины. Исполнили это слуги, и вскоре скисло вино. Когда ж попробовал его император и узнал, в чем дело, спросил он у дочери:
— Кто подсказал тебе сделать так?
Отвечала царевна:
— Иошуа бен Ханания.
Призвал кесарь Иошую. И объяснил таннай Адриану, что не совет он царевне давал, а говорил притчу.
Посмеявшись, сказал кесарь:
— Но ведь встречаются и с красивой внешностью мудрецы.
Отвечал бен Ханания:
— Да, кесарь, но только, будь они некрасивы, куда б мудрее были.
Покоренный мудростью бен Ханании, разрешил Адриан иудеям возвести новый храм в Иерусалиме. Возликовал народ Израиля, и во множестве городов собирали для этого деньги, и не мало их уж собрано было. Но внушил дьявол самаритянам оклеветать евреев. Узнав, что уехал из Рима Иошуа, отправили они тайно посольство к кесарю и сказали:
— Не для постройки храма собирают евреи деньги, а готовят восстание против тебя. Пока не поздно, отбери золото, а строительство запрети.
— Но как его запретить? — задумался император. — Ведь дано разрешение им от народа римского и сената.
— Прикажи, кесарь, — сказали самаритяне, — чтобы строили они новый храм не на прежнем месте. Или пусть размеры его изменят — больше прежнего сделают или меньше. Откажутся сами они тогда от постройки.
Так Адриан и сделал. Но вызвал новый его указ всеобщий плач среди иудеев. Собрался народ в долине Бет–Римон, и говорили многие, что не следует больше кесарю подчиняться. Дошел слух об этом до римских властей. И, чтоб беды избежать, поспешил Иошуа бен Ханания в Бет–Римон и сказал людям:
— Подавился однажды лев огромной костью. Как ни вертелся, избавиться от нее не мог. И стал он на помощь звать. Прилетел, услышав стоны его, журавль, клюв свой длинный в глотку зверя засунул и вытащил кость, а потом стал о награде просить. «Убирайся немедля! — прорычал ему лев. — Довольно тебе и того, что можешь теперь похвастать — был, дескать, я в пасти у льва, но ушел невредимым». Так вот и мы, братья, — будем довольны и тем, что, оказавшись под властью Рима, жизнь свою сохраняем.
Разрушение Адрианом Бетара
Проезжала однажды дочь императора Адриана через город Бетар [428], и сломалась ось в ее колеснице. Срубили тотчас царские слуги ближайший кедр и сделали из него новую ось. Но едва собрались римляне дальше ехать, прибежала вдруг большая толпа бетарийцев и избила путников.
Случилось же так потому, что в Бетаре был обычай: если рождался сын — сажали кедр, а рождение девочки акацией отмечали, и когда вырастали дети, строили им из этих деревьев свадебный балдахин. Такой вот свадебный кедр и срубили римляне.
Но донесли тотчас в Рим императору Адриану, что взбунтовались против него бетарийцы и едва дочь его не убили. Приказал разгневанный царь своим легионам сровнять тот город с землей.
Обложили римляне Бетар со всех сторон [429]. Думали голодом жителей заморить. Но месяц за месяцем не сдавался город, и защищали храбро его воины Бар–Кохбы [430]. Был каждый из них столь силен и ловок, что на всем скаку мог дерево из земли вместе с корнями вырвать. Сильнее же и отважней всех был сам Бар–Кохба. Не боялся он ни мечей, ни копий, стрелы ловил на лету, камни пращников ладонями отбивал.
Два с половиной года осаждали Бетар войска Адриановы [431]. И не взять бы им города никогда, если б не помогли им демоны. Но убит был Бар–Кохба, и когда ворвались римляне в город, истребляли они всех подряд, не щадя ни детей, ни женщин, так что кровь лилась через пороги домов, и тонули в кровавых потоках кони.
А потом прибыл в разрушенный Бетар сам Адриан. Не позволил он хоронить убитых, повелев привязать их к кольям и поставить рядами вдоль виноградников, чтобы отпугивали они осенью птиц. И лишь когда воцарился в Риме другой император, были несчастные погребены.
Иудейские мудрецы в Риме
Отправились в Рим защищать веру отцов десять великих законоучителей. Происходил каждый из них от одного из десяти колен Израиля [432]. Добрались они морем до Путеол и, сойдя с корабля, двинулись дальше пешком. Находясь еще в сотне миль от Рима, услышали мудрецы гул и поняли, что шумит это римский Форум. Вспомнив разрушенный Иерусалим, опечалились девять из них, только один раби Акиба засмеялся.
— Как ты смеяться можешь? — укорили его таннаи. — Разве не слышишь: шумит, будто море, Рим Вавилонский?
— Так чего же плачете вы? — спросил их Акиба.
Отвечали они:
— Наслаждаются миром язычники. Процветает и благоденствует их погрязший в пороках город. Святой же Иерусалим — подножье престола Божьего сожжен и разрушен.
Возразил на это им Акиба:
— Коль допускает Господь, чтоб вкушали счастье злодеи, даст Он в тысячу раз больше тем, кто заветам Его следует. Потому‑то и радуюсь я.
Когда же пришли мудрецы в Рим и провели там несколько дней, узнал префект города Руфус, что наставляют они римских евреев Торе, и добился вместе с супругой своей Руфиной указа от кесаря, запретившего жителям Рима изучать Тору.
Повстречался вскоре префекту раби Акиба, и спросил Руфус тайная:
— Скажи, иудей, за что нас так не любит ваш Бог? Ведь возвестил же Он, что ненавидит Исава. И записаны, как говорят, эти слова одним из пророков ваших [433].
Отвечал ему Акиба:
— Коли позволишь, завтра об этом тебе скажу.
На другой день встретились они снова, и спросил префект:
— Ну что, нашел ты в Торе ответ? Или, может, видение сонное тебе было?
— Было, префект! — отвечал ему Акиба. — Видел сегодня я двух собак во сне. Кобеля Руфусом звали, а Руфиной — суку. Уж не Руфиной ли супругу твою зовут?
Возмущенный дерзостью его слов, закричал префект:
— Ах бездомный бродяга! Других кличек не мог собакам своим придумать! Завтра же будешь смерти предан!
— Велика ли разница между вами? — возразил ему Акиба. — Вы с женой едите и пьете, и собаки делают то же. Подобно вам, производят они потомство. Срок земной и у вас и у них отмеряй. Но стоило мне назвать их вашими именами, в неистовство ты пришел. А теперь о Всевышнем подумай, который небо и землю создал. Безначален и беспределен Он, незрим и тварным разумом непостигаем. Вы ж бесстыдно и Его богом зовете, и какой‑то чурбан раскрашенный или камень. Потому‑то и ненавидит Он вас, потомков Исава.
