утвердившую босую ногу на
том месте, которое любой мужчина бережет пуще всего. Она произнесла все так же почти ласково:
— Лежи смирненько, как веселая девка под гостем. А то давану. Раздавить не раздавлю, но орать будешь так, что на том берегу услышат, а уж на этом...
У Тарика не нашлось ни мыслей, ни чувств — так неожиданно происходящее повернулось совершенно другой стороной, словно карты в руках фокусника. Тами повернула очаровательное безмятежное личико к тому из близнецов, что пытался подняться с четверенек:
— Живенько развяжи Тарика! И не скули, смертельно раненным не прикидывайся! Я тебя чуть погладила, не помрешь! Живо! А то как следует стукну!
Неопознанный по имени близнец, скуля и всхлипывая, послушно доплелся до Тарика, пал на колени и принялся живо распутывать веревки трясущимися пальцами. Почувствовав себя свободным, Тарик вскочил и сокрушительным ударом с правой отправил его наземь. По-прежнему утвердив ногу на драгоценном местечке Бабрата, Тами прикрикнула:
— Бежите отсюда, корявые, со всех ног, а то кишки вытяну! Через рот или через жопу — мне без разницы! Бууу!
И скорчила гримасу, сделавшую бы честь демону из последнего жутика Стайвена Канга. Трое — казалось бы, смертно ушибленные — подхватились и, мешая друг другу, вломились в узкий проход. Недолгое время слышался хруст веток, но он быстро умолк: беглецы вырвались на простор.
— А тебе отдельное приглашение нужно, соска помойная? — тоном ласковой угрозы осведомилась Тами.
Оторопело глянув на нее, Шалка сорвалась с места, потеряла туфельки, едва не упала, нелепо взмахнув руками, но удержалась на ногах, и через пару мгновений ее и след простыл. Тами весело воскликнула, улыбаясь Бабрату:
— Ну вот мы и остались в тесном дружеском кругу! Таричек, тебе нужно, чтобы этот овечий выкидыш извинялся долго и красиво, землю ел, на четвереньках ползал?
— Да нужны мне его извинения, как козе флейта, — сумрачно откликнулся Тарик. — Отойди, пусть он встанет, а там уж я сам...
Тами убрала ногу и отошла подальше, всем видом показывая, что она в стороне. Стала столь же аккуратно приводить в порядок подол. Тарика захлестывала злая радость, но он сдержался превеликим усилием воли: бить ногами лежачего, даже такого подонка, не мог — слишком хорошо усвоил благородные традиции честной мальчишеской драки. Сказал сквозь зубы:
— Вставай, гад, поговорим душевно один на один...
Судя по лицу, Бабрат был воспитан в других традициях, где бить ногами считалось обычным делом. Не сводя с Тарика испуганного взгляда, отполз немного, уставился куда-то вбок: ага, увидел свой поблескивающий в траве «коготь». Тарик подошел, босой пяткой отбросил нож подальше, брезгливо поморщился:
— Вставай, скотина, поговорим...
Дождался, пока Бабрат поднимется, подождал еще немного — и налетел, как вихрь. Ярость застилала глаза, но он работал кулаками расчетливо и метко. Безусловно, Бабрат не хлюпик, но отвечал скверно, ни разу не приложив Тарику качественно. Вполне может быть, он не умел честно драться один на один, привык нападать с такими же, как сам, стаей на одного. Довольно быстро Тарик сбил его на землю и, видя, что правильной крепкой драки не дождаться, прикрикнул:
— Вали отсюда, пока я добрый!
Бабрат поплелся прочь, зло оглядываясь и ворча что-то невразумительное, а там и с глаз пропал. Подошла Тами, весело сказала:
— Ну вот, все обошлось...
— Ничего себе, — покрутил головой Тарик. — Это что, «бешеная карусель»?
— Еще почище. «Бешеная пляска». У нас в Гаральяне и девушки ее разучивают — в маленьких городках вроде нашего и вообще
в глуши. В таких местах особенно пригождается. Даже разбойники стараются с большой оглядкой нападать на одиноких девушек — может так прилететь... Что ты насупился?
— В жизни в такой поганый переплет не попадал, — признался Тарик. — Ежели бы ты этого не умела...
— Ежели бы у бабушки был торчок, она была бы дедушкой! — засмеялась Тами и тут же стала серьезной. — Ежели подумать трезво... Таричек, я плохо знаю все ваши негласки, но сдается мне, что это было неправильно...
— Насквозь неправильно, — убежденно сказал Тарик. — Подумал я об этом сразу. Немыслимо и неслыханно — такое вот устраивать. От залетных шуршал и не того можно ждать, но от ватажки с соседней улицы... Да как только об этом узнают, против них поднимется не только наша улица, но и их собственная Аксамитная. Объявят Изгоями — и те долго будут вдоль заборов красться, если не переберутся подальше от наших мест, такое и во взрослые года не забывается. Ну ладно Бабрат — он отпетый и чужак, но остальные-то здесь родились и всю жизнь прожили. Болваны редкостные, но не настолько уж... Чем их Бабрат взял? Уж не карточными проигрышами — иные вещи и ради карточного долга ни за что не сделают...
Тами прищурилась, на сей раз без тени веселости:
— Тарик, я не читаю голых книжек про сыщиков, а ты, сам говорил, одолел кучу... Что на твоем месте сказал бы хваткий сыщик? Подумай добросовестно...
Тарик задумался добросовестно и думал недолго — быстро вспомнил, что в книжке «Растяпы умирают по будням» был очень похожий случай, ну прямо один в один...
— Сыщик Слодер сказал бы... — медленно начал он, приобретая все больше уверенности. — Они не сами по себе на такое решились, за ними стоит кто-то, кого они считают очень сильным, способным прикрыть и вытащить из любой неприятности...
— Умница ты моя! — Тами звонко чмокнула его в щеку. — Вот и я так думаю. А ежели оглядеться, поблизости отыщется одна-
единственная сила, которой ты перешел дорогу, другой не усматривается... Кто?
— Ковен. Если ты правильно думаешь, что тут есть ковен.
— Вот именно. И как красиво! Сами они перемирие соблюдать будут, никаких сомнений, но ведь тебе ведьма клятву не давала, что не позовет других...
— Не давала, — кивнул Тарик. — Нельзя ж было предусмотреть все хитрости, на какие они пойдут, и все лазейки. И они не могут все насчет меня предусмотреть...
—
