— Глаза от такого количества позолоты не вылезут? — поинтересовалась Эвелина, которая в этой квартирке гляделась чуждо. Вот кто, скажите на милость, приходит клеить обои в габардиновом костюме? И в блузке с пышным бантом, который на ком другом гляделся бы глупо.
— Не нравится, не смотри, — огрызнулась Ниночка.
Она-то обои для новой своей квартиры выбирала со всем тщанием. И думать страшно, скольких усилий стоили ей эти вот золотые розы.
Но красиво же!
И фон желтоватый, неровный, с золотою крошкой. И розы тоже.
На кухню вот плиточка, тоже с золотым ободочком, хотя сперва Ниночке попытались втюхать обыкновенную, как у всех, коричневую для кухни и синенькую для ванной. Но она постаралась, пообещала кое-что, поделилась сбережениями и добилась своего.
Теперь кухня радовала глаз богатством.
А что некоторым не по вкусу, так они много на себя берут…
— Добрый вечер, — сказала Астра, скидывая тяжелое пальто, которое маг ее подхватил, ишь, вежливый какой, и попытался пристроить на вешалку. Правда, вешалка была маленькою, а шубы пышными, но у него как-то да получилось.
— Добрый, — отозвалась Антонина и, не удержавшись, пальчиком позолоту поскребла. Этак и дыру оставить недолго!
Ниночка нахмурилась: обоев-то было впритык, да и с тем расчетом, что за шкафом клеить не придется. И за софою тоже можно сэкономить, а в уголочке, возле двери, так и вовсе из нескольких полос если встык и аккуратненько…
— Стену мазать или обои?! — спросила Антонина, махнувши кисточкою.
Нашла у кого интересоваться. Что дива в ремонте понимать может? Но Астра подошла, разулась, в отличие от некоторых генеральских жен, что в туфлях уличных по квартирам ходят, и потрогала бумагу.
— Мягкая, — сказала она. — Если ее, то расползется.
— И я о том! — Ниночка погладила обои.
…а на новоселье Эвелинка сервиз обещала подарить, тот самый, который с картинками красивыми и блюдцами, что с полосочкою по краю.
Золотой, конечно.
Есть еще и в серебре, но серебро не под кухню будет.
…Анатолию Львовичу, который давно уже стал просто Анатолием, достались талоны в «Альбатрос», куда он записался на сервант. Вот как раз в комнате и станет, а в нем уже и сервиз можно, и хрусталь.
— Так, — маг вошел в комнату, огляделся, оценивая фронт работ, и сказал. — Давайте-ка разделимся… Ниночка, солнышко, ты будешь показывать, что и куда клеить. Ингвар, за тобой стены, мажь погуще, а то ведь не лягут. Леха, ты скребком разглаживаешь…
И Алексей, на которого Ниночка поглядывала с опаской, кивнул.
— А мы?
— А вы возвращаетесь к нам и готовите стол. А то здесь для всех тесновато будет, — маг встряхнул руками. — Заодно и за детьми присмотрите…
И Ниночка согласилась, что план хорош.
Да и прочие возражать не стали.
Астра не знала, счастлива ли она. Она просыпалась еще до рассвета, просто и легко, открывала глаза и лежала, лежала в тишине, слушая спокойное размеренное дыхание человека, который стал ее мужем.
Взял вот и стал.
И заявление подал. И мрачно так глянул на женщину, которая почему-то решила, что не хочет это заявление принимать, не станет, что недостаточно у нее полномочий и вообще неправильно на дивах жениться. А после его взгляда она передумала.
Приняла заявление.
Дату назначила.
А потом перенесла. И снова, сославшись на какую-то ерудну. И Астра почти решила отказаться от затеи: она уже замужем, зачем еще раз выходить? Но Святослав не позволил.
Он упертый.
И хмурится часто, особенно, когда что-то не выходит, причем не важно, отчет ли, которых пришлось писать множество, или поделка для детского сада. Почему-то оказалось, что поделки эти приходилось делать часто, Астра и не знала.
Она вообще о многом не знала.
О том, что рядом с другим человеком может быть настолько спокойно. И хорошо. И радостно просто от того, что этот человек есть.
О том, что можно говорить.
И гулять.
Держаться за руку. Или не держаться, но все равно знать, что, если будет нужно, руку эту протянут. Можно смеяться и не бояться, что смеешься слишком громко. Или вот плакать, как в тот раз, когда не вышло спасти… многих не выходило, и это горе, обычно неподъемное, необъятное, вымучившее Астру до дна, вовсе не исчезло. Но рядом с ним выносить это горе было легче.
Были дни.
И ночи.
Темные и длинные. Наполненные чем-то таким, чему Астра еще не нашла названия. Вспоминать о них днем было стыдно, но не вспоминать не получалось.
И не краснеть тоже.
И… выходит, она все-таки счастлива? Пусть и в опустевшей, точнее почти опустевшей — Ниночка еще не забрала свои вещи, да и Калерия кое-что оставила до весны, когда Ингвар окончательно с жильем разберется — квартире, но все равно счастлива?
В гулкой этой пустоте.
В тишине предрассветной, нарушаемой дыханием человека, о котором Серафима Казимировна знала? Наверняка, иначе не затевала бы эту вот игру. Или… дело не только в Астре.
Сложно все.
Думать о прошлом сложно. А жить… жить совсем даже наоборот.
И теперь жизнь больше не пугала. Даже перспективой поклейки обоев.
— И о чем задумалась? — Эвелина не стала разуваться, только снег с сапог сбила. — Извини, я о туфлях не подумала как-то… картошка есть?
Генеральская жена не утратила умений и с картошкой управлялась по-прежнему быстро. Нож мелькал в ее руках.
— Слышали, Владка в актрисы пошла, — Калерия окинула кухню придирчивым взглядом и вздохнула. Что поделаешь, хозяйка из Астры была так себе, и она честно мыла, что кухню, что плиту, но как-то недостаточно хорошо, что ли. — Писала недавно, что на роль утвердили…
— Еще бы, — фыркнула Эвелина. — С ее-то силой… но в актрисы, пожалуй, ей самое место.
— Почему?
Антонина вытащила из холодильника палку колбасы. И батон достала, и масло.
— Энергетика подходящая. Ей нужно, чтобы ее любили. Вот и будут любить. Правда, добром это, скорее всего, не кончится.
— А ты не каркай, — Калерия наполнила кастрюлю водой. — Викушка замуж собралась.
— Скажи ей, чтобы сестрицу не приглашала.
— Она и сама понимает.
— А Владка?
— Тоже понимает.
Этот разговор был до того привычен, что хотелось одновременно плакать и смеяться.
— Но у нее тоже свадьба…
— Поедешь? — тонкая лента кожуры опустилась в ведро. Астра же достала из холодильника миску с вареными яйцами. Не такая она и глупая, чтобы не догадаться, чем закончится вечер.
Да и Машка сказала, что готовить надо.
Машке Астра верила.
— Не знаю. Вряд ли позовет, — Калерия прикрыла кастрюлю. — Но открытку пошлю.
— И подарок, — согласилась Эвелина.
— И подарок…
— Ты-то как?
Калерия провела ладонями по животу и улыбнулась, тепло так, будто солнце выглянуло.
— Хорошо… Ингвар только нервничает очень.
— А… подопечные.
— Тоже нервничают. Дети ведь, — она произнесла это снисходительно, и Астра согласилась: дети. Злые. Нервные. Обиженные. Многие больны, и не только телом. С телом-то она легко справлялась, но вот другое излечить было куда как сложнее. И потому, от понимания своего бессилия, Астра и не любила бывать на Полигоне. А вот Святославу приходилось часто. Может, и нестабильный он, но лучше такой маг разума, чем вовсе никакого.
— И кто? — Эвелина старалась не смотреть на старую подругу.
— Дочь. Мою силу возьмет. Из… стаи писали, что будут рады принять нас.
— Еще бы, — Антонина резала колбасу полупрозрачными ломтиками. — Теперь-то всем рады…
— А ты как?
— Не знаю… он хороший. До того хороший, что порой так и тянет гадость сделать, чтоб не был таким… понимающим. Будто я больная на всю голову… терпеть не могу!
— Скажи.
— А если обидится?
— Тогда дурак, — Эвелина стряхнула с ножа тонкую полоску картофельной кожуры. — Но дураком не выглядит.
— А твой…
Эвелина улыбнулась ласково так, что стало очевидно: вот у нее-то все хорошо. Замечательно даже. И сама Астра не удержалась от улыбки. Почему бы и нет?
