будет хорошо, проживешь свой век по-людски, а возьмешь такую же, как сам, овечку-то, и куры тебя, как помру, заклюют.
И послал опять старик сватов к бедовой девке, даже и сам туда не поленился пойти, чтобы помочь наладить дело как следует, вот и взяли разумную дивчину.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
е хватило у Охрима сена дозимовать лошаденке. «Что тут делать? — думает Охрим. — Пропадет лошаденка, и пойдет тогда прахом и все хозяйство мое. Постой, брат, надумал, только не знаю, удастся ли. Пойду-ка я к свату Самийле, не одолжит ли он мне хотя бы вязанку сена, у него-то есть, уж я это наверняка знаю», — соображает Охрим. И побежал к свату Самийле.
— Здравствуйте, сват!
— Здорово. А что скажете, сват?
— Выручайте, голубчик-сватушка, если бога в сердце имеете. Лошаденка-то подыхает, нечем дозимовать, одолжите хоть вязанку сена… пастбища еще не видать… я уж вам…
— А как сваха Хотына поживает? — перебил Самийло.
— Да дома. Так, пожалуйста ж…
— А что ж она там делает?
— Да так; то то, то се, известное дело по хозяйству… Так вот я и говорю, такая беда у меня с проклятой-то лошаденкой.
— А что ж это у вас, сват, нос как пампушка сделался да еще поцарапан? Видно, где-то, хм, того?.. — опять перебил Самийло.
— Да то… то потом, сват, о том после поговорим. Сперва про сено, а то вот говорю…
— Так чего ж это вы, — говорит, — пришли ко мне, сват?
— Да сена ж, говорю… Лошаденка ведь с ног валится, а дозимовать-то и немного остается, с неделю еще, — хоть пропадай, а нечем. Дайте, будьте милостивы, в долг, я вам за то, может, и отработаю, хотя бы вязанку.
— Э, сват, уж это никак! Я думал, чего вы хотите… Тут и себе как кот наплакал; не дам, сват, не дам, — говорит Самийло.
— Вот, боже ты мой! Что ж мне теперь-то на белом свете делать? Вы уж хоть посоветуйте, сватушка, или что, — плачется Охрим.
— Что ж я вам, сват, посоветую? Ей-богу, никак и ума не приложу. Ступайте разве к Грыцьку Скукуну, тот хоть и не поможет, а добрый совет подаст, — ответил Самийло.
А был тот Грыцько на все село первый мастак и затейник: придумать или что смастерить, это он вмиг.
Вот приходит Охрим к Грыцьку на двор, а тот как раз во дворе что-то делает.
— Здравствуйте, Грыцько! Бог на помочь!
— Здорово, спасибо, Охрим! А что скажешь?
— Да тут, видите, такое, мол, и такое дело… — и рассказал ему про свою беду. — Помогите, ради бога, или хоть что присоветуйте, пожалуйста, что делать, а то прямо голову теряю, не знаю, как и быть, что и делать; подохнет, пожалуй, не сегодня-завтра бедное тягло без сена. Я бы…
— Дать взаймы не берусь, и сам бог весть как до пастбища дотяну, а присоветовать могу.
Побежал Грыцько в амбар, выносит оттуда зеленые очки.
— Видал когда-нибудь такую штуку?
— Нет.
— И я бы не видал, если б не добрые люди. А знаешь, зачем она?
— Нет, не знаю.
— И я бы не знал, да добрые люди научили, а теперь вот я и тебя научу. Это, вишь, как снаряжали нас (еще как был я в солдатах), конницу, значит, это, в поход на турка, то начальство и выдало на каждого коня эти очки и так приказало: «Вот вам, ребята, дается на случай, ежели сена в действии коням не хватит; надевай тогда, значит, на коня эти очки, клади ему соломы, крапивы, колючек, даже тряпок, и все будет есть, потому, значит, будет думать, что перед ним лежит зеленое сено». И что ты думаешь? — так оно и вышло. Не хватило у нас сена, а мы зеленые очки лошадям на глаза — и пошли наши кони есть все, что бы ты им ни положил в ясли. Вот какое чудо сделали эти очки! Так бери их с собой, и сделай так, и поверь, что коняка твоя до пастбища дотянет.
— Эге, оно и правда твоя, а я и не догадался, зачем они, эти очки. Вот оно что значит человек бывалый — все знает. Вот спасибо уж вам, Грыцько, может, еще и на ту зиму, как доживем, пригодится.
И скорей за очки и — айда домой. Надел коняге на глаза те очки, наложил в ясли всякой всячины и пошел в хату. Томилась, томилась бедная коняга над тем месивом и начала уплетать вовсю, так за ушами и трещит. Поела он все, что было на дворе, даже истоптанные сапоги и драную свитку и ту сжевала. А там скоро и снег растаял, пошла травка молоденькая. Сказывают иные люди, что клячонку ту видели, как она на лугу выбрыкивала, а другие говорят, да и я так соображаю, что кляча та давно уже попала к живодерам в обмен на перстни да иголки. А паны, видно, и чаю уж с тех косточек понапились (сахар-то ведь из костей). Вот такая-то история вышла у Охрима с конягой.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
или три брата: двое умных, а третий дурак. Вышли они раз на улицу гулять, глядь — ведет человек козу. Дурак и говорит:
— Коль захочу, у этого мужика сейчас козу украду.
— Дурень ты! — говорят умные. — Как же ты ее украдешь, если она у него в руках.
— Нет, украду!
Перегнал дурак мужика, забежал подальше наперед, снял с себя один сапог, загадил его, да и кинул. А потом опять побежал. Отбежал подальше к леску, что над речкою рос, снял с себя второй сапог, да и бросил, а сам взобрался на дуб и сидит. Довел мужик козу до загаженного сапога и думает: «На что он мне нужен загаженный?» — и повел козу дальше. Довел до чистого сапога, думает: «Надо бы мне было взять загаженный, я обмыл бы его, вот и была б пара».
Сказав это, завел он козу в лес, привязал к дубу, а сам за сапогом побежал. Слез дурак с дуба, взял козу и повел ее домой.
— Ну что, братья, вы говорили, что козы не украду, а я вот украл.
Смотрят братья, что дурак босой, и говорят:
— Э, Да это ты ее на сапоги выменял!
