Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов

Сих же разумом прочитаем

И слагателя книги сея потом уразумеваем.

Изложение бысть сия летописна книга

О похожении чюдовскаго мниха [116],

Понеже бо он бысть убогий чернец

И возложил на ся царский венец,

Царство великие России возмутил

И диадиму царскую на плещах своих носил.

Есть бо то во очию нашею дивно,

Предложим писанием, чтоб во веки незабытно.

И наши приклады в книги сей имаем,

И того в забытии не оставляем.

Тогда бо мятежные времена были,

И славные роды отечества своего отступили.

Мы же сему бывшему делу писание предлагаем

И предидущий род воспоминанием удивляем.

По сем предние строки углядаем

И трудолюбца дела сего познаваем.

Есть же книги сей слагатай

Сын предиреченнаго князя Михаила [117] роду Ростовскаго сходатай,

Понеже бо он сам сие существенно видел

И иные его вещи от изящных безприкладно слышед.

Елико чего изыскал,

Толико сего и написал,

Всяк бо что разумевает

И дела толикие вещи не забывает.

Сие писание в конец прейти едва возмогох

И в труде своем никоея ползы обретох. [118]

Горе небеснаго Иерусалима вселения желателно,

От дел познаваему несумненно о сем упователю.

Сему дерзнух в скорби моей достизати,

По благоданному дару могущему в бедах утешати.

От благоразумия твоего насладитися хощу,

Да сег<о> ради христоподобныя любве твоея ищу.

Авраамля дела слышу боголюбиве творима тобою, [119]

Ревнуя тому, свершение покажи ми образ собою.

Юж<е> имееши в недрех милования гостинницу,

Мою душу с телом приими в сию яко странницу.

От благих боголюбиваго душевнаго ти дому ухлеби мя,

Еже имаши и вино словом божиим разтвореное, сим напои мя [120].

Мое же к тебе благодарение противу воздарение,

У вышняго царя милости о твоем здравии прошение.

К сему ж<е> прочее начну ти о моем скорбном пребывании поведати,

Но не достигает от многия печати язык мой потонку изглаголати.

Яж<е> попущением божиим грех ради моих случиша ми ся,

Зело от великих напастей и умныя ми детель умалишася.

Юже имех от бога дарованнаго ми разума красоту,

Сего ми оземствование [121] мое нынешнее явило тщету.

Есть убо сие мое настоящее к тебе беседование,

Многою скорбию изообилуемо и слезами текущее.

И аще яко ж<е> и прежде боголюбивый разум в тебе содержится,

О мне твое благородие, иешцую, умилится.

Нищетою убо разума и в потребных зело содержит есмь,

Увы, и не помышляю, яко и не таков едва кто есть.

И есть ли благовнимателный ти слух милосердие приклониши,

Вины, о ней же ти дерзнух писати, внятелне послушаеши.

Аще и зело грубо за скудость уме вещаю,

Но благолепная твоя разумения к милости поощряю.

О них же сам пострада и искушен был еси,

В тем и нам напаствованным пособствовати мощен еси.

Ибо аз слышах тя прежде скорбная претерпевша,

Честь же достоинства твоег<о> всех, разумеваю, не погубивша.

Юж<е> по печалней тризне терпения мзду приял еси,

Философиею божия помощи мню сию стяжал еси.

Добрыя сея твоея и мы желаем получити.

Корень и верх всех добродетелей есть и глаголется любов,

Аще сея свершен рачител<ь> явишися не будеши во благих убог.

Шествия твоя права по добродетелному ти пути слышу [122],

Ея ж<е> стези и аз всегда усердно обрести мышлю.

Лепо ти благочестиве и своиствено такову милостиву быти,

Еж<е> и о нас, безутешных, братолюбие попечение имети.

Щуяя части, тоя ради добродетели Христос избавит тя,

Покоя ж<е> и веселия с праведными в десных сподобит тя.

Аще без пестроты добрыя детели совершиши,

Деть без возбранения