Мы слышали от многих, что в трех укреплениях великой Москвы находилось мужей и жен, юношей и старцев всего душ триста мириад, т. е. три раза тысячу тысяч. Итак, такое множество народа было истреблено и бежало из великой Москвы, чтобы избавиться убиения мечом и огнем. И был плач, рыдание велие и вопль мног, так как отцы и матери видели и слышали, что дети их убиты и преданы смерти, одни посредством огня, другие посредством меча, а третьи умерли от холода и голода. В свою очередь и дети видели родителей своих и братьев и родственников, бедствующих от всякого рода несчастий и терзаемых скорбью, плакали горько и жалостно. О, какое разрушение произошло в славной и великой Москве! Царица и госпожа многих городов сделалась поношением и уничижением у многих народов. О, несчастие! Умилосердись, Господи, и не даждь нам по грехам нашим погибнути до конца, дела рук Твоих есмы, яко Тя призываем и Тя благословляем вся дни живота нашего, молитвами Пречистые Твоея Матери Богородицы и Приснодевы Марии, бессеменно заченшей Тя, милостивого и благоуветливого Бога Нашего, Господа Нашего Иисуса Христа, и светлейших святых Твоих ангел, и честного Твоего славного пророка Предтечи и Крестителя Иоанна и всех Твоих святых, от века Тебе благоугодивших.
27 марта месяца, в новую (фомину) среду, пришел русский главнокомандующий Прокопий Ляпунов из Рязани с большим и многочисленным войском; с ним находился и Иван Мартынович Заруцкий. По этой причине произошло еще большее разорение и великое избиение поляками, которые жгли и убивали оставшихся русских из опасения, чтобы они не были предателями и изменниками. Прокопий с войском своим овладел всеми монастырями, находящимися вокруг Москвы, только не мог взять девичий монастырь, потому что он был сильно защищен поляками и многочисленными немцами, находившимися внутри, и множеством пушек. В несколько дней он овладел внешним большим каменным укреплением, сожженным огнем. Внешнее укрепление деревянное сгорело в пламени все дотла. Русские [против] внутреннего укрепления устроили плетни и рвы и установили пушки и каждый день храбро нападали на оба внутренние укрепления, находившиеся в руках поляков; в свою очередь и поляки и немцы изнутри отражали нападения, и с обеих сторон были убиты многие. Все это произошло по той причине, что король не хотел дать сына своего в цари им, как обещался. Говорилось (в Польше), что он или даст сына своего в цари им, или оставит Москву, всякое местечко и деревню сей великой России испепеленными, и они возвратятся восвояси в Польшу с миром, с великою и страшною клятвою. Поляки же, находившиеся в Москве, не желали этого.
12 июня месяца прибыл от великого короля с большим войском и пан Иван Сапега. Все поляки вступили в бой с русскими обоих полков; никакое войско не одержало победы, только в среде их произошли многочисленные избиения. Это случалось часто, и погибали из среды их многие без победы. И так как поляки находились в большом затруднении от голода, то пан Иван Сапега со многими солдатами отправился по городам и деревням, чтобы награбить и доставить продовольствие в Москву, потому что войско его в Москве весьма сильно пострадало от голода. Пан же Александр Гонсевский с лучшими из войска и многочисленными солдатами охранял Москву. Пан Александр, будучи благоразумным и боясь Бога, управлял обеими сторонами, русскими и поляками, и словом и делом, ожидая ответа от короля. Он утешал русских бояр и народ и, смилостивившись, многих мужей и жен, истощенных от голода, отпустил на волю, и многих накормил, умоляя и уговаривая народ свой, русских и поляков, к твердости и миру. Когда пан Ян Собесский отправился, 4 июля месяца, со многими воинами в города и деревни, чтобы награбить провианта, то Прокопий со многим войском взял все большое укрепление кругом, и большие западные башни, и всех немцев, одних взял живыми, а других убил; и заключил всех поляков внутри двух укреплений; и воевали старательно день и ночь русские извне, а поляки изнутри. 28-го, в воскресение, с большим трудом русские взяли женский монастырь, не сделав никаких убийств в монастыре, потому что добровольно покорилось большинство, которое, спустя некоторое время, сделалось изменниками.
(Смерть Прокопия)
В 3 день августа месяца, в субботу, или по воле Божией, или по грехам нашим, или по зависти диавольской, или по человеческой глупости, главнокомандующий Прокопий Ляпунов, который, дабы утвердить великое правосудие в народе и в войсках и достигнуть тяжкими наказаниями и военными приказами, чтобы не чинилась никакая неправда ни в народе, ни среди солдат, наказывал злодеев, грабителей и обидчиков, - казаками, затаившими злобу и рассерженными, без боярского и народного решения, неожиданно, как разбойниками и дикими зверями, был изрублен ими на многие части на глазах народа. Войска и народ, видевшие неожиданную и злую смерть Прокопия, сильно были опечалены, много плакали и горевали, лишившись такого великого мужа, прекрасного и достойного полководца, хотя не знали, что делать, так как боялись сильно казаков, по причине возмущения [их]. Вместо сего Прокопия они сделали главнокомандующим Ивана Мартыновича Заруцкого, человека достойного и сведущего в военном деле, и Андрея Просовецкого, которые очень много воевали словом и делом даже до смерти. Случайно, во время смерти Прокопия, возвратился пан Ян Сапега из деревень и городов, которые он грабил, и в тот час, в который он вернулся в Москву, так как русские стражи, по случаю волнения и смерти Прокопия, не находились в воротах, воины пана Яна Сапеги неожиданно вошли внутрь [города] чрез Никитские ворота. И после этого поляки изнутри и пан Ян Сапега извне со всем польским войском отворили западные ворота Москвы; и поляки, освобожденные из заключения, ожидающие помощи и войска от великого короля день на день, входили в Москву и выходили.
(Смерть пана Сапеги)
5 числа сентября месяца скончался и пан Ян Сапега, и оплакали его не только многие поляки, но [и] русские, которые имели общение с ним, потому что он был человек весьма прекрасный, сострадательный, достойный, приятнейший и весьма благородный. В десятый день месяца сентября русские московские бояре и бояре паны польские: пан Александр Гонсевский и все другие отправили с грамотами послов: князя Георгия Никитича Трубецкого, Михаила Глебовича Салтыкова, Михаила Александровича Нагого, Василия Иосифовича Иванова и Феодора Ивановича Андронова. Русские и поляки отправили и польских великих панов и воинов в немалом количестве к великому королю Польши, пиша и умоляя, чтобы он дал сына своего Владислава в цари Москвы и всей России, дабы умирить царство Русское, или чтобы он прислал большое войско, дабы подчинить себе русские войска и города, или чтобы он прислал приказ покинуть Москву и всем польским солдатам возвратиться в Польшу к самому королю и каждому восвояси. Из этих трех требований, какое пожелает великий король, пусть исполнит. И они установили время в четыре месяца, чтобы получился верный ответ относительно трех желаний, какое он захочет исполнить.
После пленения великой Москвы заперлись в ней, внутри двух крепостей, с поляками многие русские бояре и дворяне, два патриарха - бывший патриарх кир Игнатий в Чудовском монастыре и патриарх кир Гермоген, заключенный в метохе св. Кирилла, два архиерея: митрополит крутицкий кир Пафнутий и блаженнейший архиепископ архангельский кир Арсений, архимандриты, игумены, протопоп, священники и иеродиаконы и несколько душ из народа. И спустя 15 дней после пленения великой Москвы умер от великой скорби митрополит крутицкий кир Пафнутий, архиерей благочестивый, святой, постник, подвижник в высокой степени, как никто другой во время его во всей России. Похоронили его в великом Чудовском монастыре, оплакав его всем народом. Чрез несколько дней скончались два великие боярина, князь Андрей Телятевский и Михаил Нагой, брат царицы Марфы монахини, и, спустя двадцать дней после смерти Михаила Нагого, скончалась и царица Марфа монахиня, жена царя Ивана Васильевича всея России и мать Димитрия царевича, из-за которого, Димитрия царевича, произошел большой соблазн и великое разрушение Москвы и всей России. О, несчастие! С тех пор, как он был рожден, ничего хорошего не произошло в Москве и во всей России, но только убийства, кровопролития и опустошение городов и сел.
Посланные же боярами великой Москвы и польскими боярами великий боярин князь Георгий Никитич Трубецкой, боярин Михаил Глебович и все прочие, направляясь в Польшу к великому королю, встретили на пути великого главнокомандующего великого короля по имени Карла Ходкевича. Он, посоветовавшись с ними, дал позволение отправиться всем к великому королю, только возвратил двух бояр, чтобы идти с ними в Москву, - Михаила Александровича Нагого и Феодора Андронова. И прибывши в Москву, 15 сентября, едва они вошли внутрь Москвы, как в течение трех дней сгорела срединная крепость, так как русские извне бросили в крепость огненный снаряд и, при сильном ветре, был сожжен весь центральный город, и сгорели многие польские бояре и воины, и бессчисленный народ, избранные кони, бессчисленное количество военного оружия, сребровызолоченные и медные сосуды, деньги, жемчуг и золототканные и шелковые одежды и некоторые другие предметы, которые они отняли у жителей государства, у бояр и богатых людей великой Москвы. Оставшиеся поляки от великих злоключений своих и скорби и от громадного пожара бежали из домов крепости, чтобы не сгореть. Русские, намереваясь захватить крепость, по грехам, в тот самый час, при наступлении вечера, зажгли одно жилище среди домов, занятых русскими, и, благодаря замешательству и народному воплю, все русские солдаты возвратились назад тушить то пламя. Вышедшие из внутренней крепости великий полководец Александр Гонсевский и немалое количество с ним солдат овладели стенами крепости. Некоторые говорили, что Иван Заруцкий, питая зависть и гнев в сердце своем, был небрежен и не постарался овладеть крепостью, как в конце своей [жизни] и доказал это. И снова, на следующий день, во внутренней крепости сгорела палата, в которой находились сено и всякие военные запасы, потому что один польский начальник, вошедши внутрь палаты с своими служителями, чтобы взять сена, имея [в руках] зажженную свечу, и, по неосторожности с свечой, когда поджег сено, то сорвало всю крышу, разметало стены; начальника, слуг и коня его разорвало, и не осталось от них следов, и многих сторожей этой палаты сожгло. Сгорела и некоторая часть дома блаженнейшего архиепископа архангельского кир Арсения.
