В настоящее время, когда оба эти проливы освящены присутствием церквей, место жительство водяных все-таки указывается около них. Ни сила православного креста, ни близость церкви не были в состоянии изгнать, по преданию живущего именно здесь, водяного; он только утратил часть своей силы, но все-таки остался и не убоялся креста. Это может объясняться отчасти консерватизмом народных представлений, отчасти и тем, что по понятиям водлозеров водяной и не особенно злой дух.
Он действительно подчас и утащит человека к себе, но в общем он не зол: мирно сидит он себе в своем проливе и редко без нужды вредит людям. Вид его определяется различно: по одним – он является совсем схожим с человеком; по другим – он похож на человека, лишь, как и лесовик, «почернее наших будет», третьи, наконец, рисуют его снабженным гусиными руками и ногами. Все эти представления сходны в одном – водяной старец. Объяснить то обстоятельство, что в то время как в других известных мне местах каждое озеро находится под управлением одного водяного или водяного царя – на Водлозере их два – я не решаюсь. Но в качестве предположения можно было бы объяснить это следующей причиной. Тут, на Водлозере столкнулись два племени или, быть может, два рода, быть может, еще до заселения края русскими.
За редкими исключениями все деревни на Водлозере носят финские названия, как и само озеро и вытекающая из него река Водла. Нет невероятного, что два племени или два рода, быть может, еще финские столкнулись здесь: одно, шедшее с севера к югу, другое, направляющееся с юга на север; причем каждое из этих племен имело свое святилище: одно в современном Пречистенском погосте, другое в современном Ильинском погосте. Быть может, что рода, из которых один был оттеснен другим дальше на север, или наоборот к югу, перенес свое святилище и обособил свой культ. Не вдаваясь в догадки, укажу лишь на то, что смутное предание о происходившей здесь на Водлозере борьбе сохранилось до сих пор среди водлозеров.
Как я указал уже выше, среди жителей сохранилось довольно ясное воспоминание о своем происхождении: одни называют себя потомками шведов (т. е. финляндцев), другие – русских насельников, третьи – Чуди. Сохранилось на ряду с этим и предание о панах, которые приходили к берегам Водлозера, причем у деревни Козна-наволок происходила большая битва с ними, и некоторые семьи считаются потомками панов; наконец, рассказывают, что один Каргопольский князь, отправившись за данью на Водлозеро из Повенца, приказал для проезда в лодках зимой пропешить лед, но, благодаря непогоде, потонул в озере со всей дружиною.
Как видно из этого у местных жителей лучше, чем во многих местностях России, сохранились воспоминания о прошлой их исторической жизни: в памяти их сохранились не только упомянутые воспоминания о своем происхождении и принадлежности, как данников к Каргопольскому княжению, но даже и воспоминания о сражениях и спорах, бывших в давнее время у жителей разных селений между собою. Эта-то живучесть воспоминаний об историческом прошлом и заставляет с большим доверием относиться к сохранившимся среди водлозеров преданиям о населявшей некогда берега и острова озера – Чуди, с которой предки их вели жестокую борьбу.
До сих пор показывают Кинг-остров, на котором, по преданию, были уничтожены остатки разбитой Чуди, спасшейся на этот остров; тут и легла вся Чудь. [262] Этот остров считается священным: он порос лесом и рубить этот лес считалось греховным и опасным, так как, если сама убитая Чудь и не вступится непосредственно за свои права, то она впоследствии так или иначе должна была отомстить оскорбившему ее святыню. Как ни украшено это предание о Чуди поэтическими арабесками, все-таки, за рядом вымыслов, мы можем заметить, что основанием этого рассказа послужило воспоминание о бывшей здесь некогда битве, и вероятно битве с народом мало знакомым с предками современных водлозеров, так как остальные воспоминания о битвах деревни с деревней или союза нескольких деревень с другим подобным же союзом ярко запечатлелись в памяти жителей.
Как бы то ни было оба водяные являются совершенно самостоятельными господами, каждый в своей части озера. Они то дружат друг с другом, то враждуют. В настоящее время оба водяные породнились. Вот как рассказывает об этом предание: у водяного ильинского была дочь; за ней сватались водяной пречистенский и водяной – владелец Кенозера, которое в ту отдаленную эпоху было соединено с Водлозером. Как пречистенский, так и кенозерский водяные часто навещали ильинского. Кенозерский водяной первый посватался и ему отказали. Посватался затем пречистенский водяной, и старик – Ильинский отдал за него свою дочь. Кенозерский рассердился, ушел к себе в озеро и, чтобы никогда не ходить больше в Водлозеро, засыпал большими каменьями дорогу; с тех пор Кенозеро не сообщается больше с Водлозером. Отправляя свою дочь к зятю, к пречистенскому погосту, ильинский водяной дал ей в приданое много золота и драгоценностей и, наконец, целый остров из своих владений послал вместе с дочерью в ее новое жилище. Этот остров лежал прежде недалеко от реки Илексы и, ведомый петухом, прибыл к деревне Большой Кул-Наволок, недалеко от которой он остановился. Вещий петух затем улетел, а остров стоит до сих пор и прозван в память того, что его привез петух, Петуньим островом.
Кстати заметить, что понятие о петухе, как о птице вещей, сохранилось у народа, на протяжении всего Пудожского уезда, довольно ясно. Он, между прочим, помещается в разряд птиц, есть которых грешно.
Что касается жертвоприношений водяному, то мне не удалось открыть их; но не безынтересен тот факт, что водлозеры, проезжая через проливы, в которых живут водяные, отвешивают глубокие поклоны водяному царю, снимая шапку. Большинство проезжает с суеверным страхом и радостно крестится, когда проезд совершился благополучно.
Но указывая и оттеняя, что водяной особенно чтится в тех местах, где жизнь жителя тесно связана с этой стихией, а культ лесовика, там, где подсечное хозяйство является главным подспорьем в жизни крестьянина, я отнюдь не хочу сказать, что культ водяного отсутствует у последней категории крестьян, а культ лесовика у крестьян первой категории. И то, и другое божество чтится повсеместно, но в разных степенях.
Так, на Водлозере, где развит особенно культ водяного, чтится и лесовик. Последнему, так же как и на озере Купецком приносят жертвоприношения в случае пропажи скота. Это понятно: водлозеры также занимаются хлебопашеством в лесах и до последнего времени оно являлось все-таки важным подспорьем в их хозяйстве. За несколько лет жители стали обращаться главным образом к рыболовству. Поэтому культ лесовика не исчез, но он отступил лишь на второй план; культ же водяного занимает первое место в верованиях крестьян, поэтому-то водяной пользуется меньшим почетом у жителей озера Купецкого, чем у водлозеров, и наоборот, водлозеры меньше почитают лесовика, чем обитатели Купецкого озера.
Лучшим подтверждением того, что даже на Купецком озере, где роль водяного низведена до minimum’a – воспоминание о водяном царе все-таки очень сильно, служит следующая молитва, которую читают всякий раз, когда берут воду для лечения ею больного.
«Бережок батюшка, водушка матушка, царь водяной и царица водяная с малыми детьми, с приходящими гостями, благословите воды взять не ради хитрости, не ради мудрости, но ради добра и здоровья рабу Божию». На Водлозере, где культ лесовика стоит сравнительно с озером Купецким очень низко, молитва, которую читают при черпании воды для больного, гласит так:
«Царь земной и царица земная и царь водяной и царь лесной, благословите водушки взять не ради хитрости, не ради мудрости, для добраго здоровья раба Божия». Обе эти молитвы важны, как доказательства того, что в общем божества у всех жителей уезда одинаковы, лишь степень поклонения каждого из них зависит от условий быта. Поэтому, хотя в молитве, читаемой на Купецком озере, и не поминается царь лесной, а в той, которая читается на Водлозере, он поминается, – все-таки культ водяного занимает главное место у водлозеров, а культ лесовика на Купецком озере. Приведенные выше слова молитвы интересны для нас еще тем, что здесь встречается упоминание о земном царе и земной царице. Понятие об этих двух божествах земли, об их деятельности и отношении к людям, у крестьян тех местностей по крайней мере, где эти молитвы записаны, нам не удалось открыть.
