— Разве стоит, — сказал дядюшка Одиссей, — замешивать тесто, а потом включать машину из-за двух или там трех пончиков? Ясно, что нет! А из-за ста пончиков?
Ясно, что такая игра стоит свеч!
Наконец все планы, проекты и расчеты были сделаны, и работа закипела.
Расчищалась строительная площадка — спиливались деревья, корчевались пни, выравнивалась земля и прокладывались новые улицы, по бокам которых будут стоять новые дома. Под них уже копались котлованы, где один за другим укладывались фундаменты. И в это же время в специальных формах отливались готовые стены, крыши, полы и потолки.
Гомер однажды приехал на строительную площадку вместе с дядюшкой Одиссеем и мисс Эндерс посмотреть, как идут дела. Дела шли неплохо.
— ...Семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре... — считал дядюшка Одиссей котлованы с фундаментами. — Бьюсь об заклад, мой мальчик — сказал он Гомеру, — что ты присутствуешь при начале новой эпохи в жизни нашего города!.. Восемьдесят один, восемьдесят два... Нет, вы только поглядите! К концу недели можно будет заселять...
— ...самыми достойными жителями, — напомнила мисс Эндерс.
А вокруг них сновали машины с прицепами, груженные готовыми стенами и крышами, полами и потолками, оконными рамами и лестничными пролетами, дверными ручками и унитазами, умывальниками, электролампочками и кранами для горячей и холодной воды. И больше того: у каждой готовой стены стоял готовый стол, а под каждым готовым окном была готовая кровать!
— Прелесть! — сказала мисс Эндерс. — Просто прелесть!..
И печать и радио Сентерберга уделяли, конечно, главное внимание этому строительству.
«Мы присутствуем при рождении чуда, — писала газета «Сентербергский сигнал» в своей передовой статье. — Разве мог старик Эндерс, когда сто пятьдесят лет назад основал этот город, разве мог он предполагать, что придут такие времена?! Наша газета доводит до сведения своих читателей, что окончание строительства нового квартала совпадет с празднованием сто пятидесятой годовщины со дня основания города Сентерберга. В составе комиссии по проведению торжеств судья Шенк и мисс Эндерс. Во время празднования состоится спектакль, в котором могут принять участие все желающие...»
К концу недели грузовики привезли в каждую квартиру, в дополнение к готовому столу и готовой кровати, еще множество готовых вещей: готовые стулья, диваны, кастрюли, занавески, зеркала и даже картины. Кроме того, перед каждым домом был посажен 1 (один) розовый куст, 2 (два) карликовых кедра и 3 (три) крупнолистых клена, а также посеяна трава. А позади каждого дома стояли готовые помойные ведра и неподалеку от них готовые кормушки для птиц и готовые столбы с веревками на блоках для развешивания белья. И еще на каждой крыше были готовые флюгера, и все они поворачивались куда ветер подует...
Но и этим еще не ограничивался ассортимент готовой продукции. В каждой квартире были уже приготовлены простыни, полотенца и наволочки, и на каждой каминной полке лежал последний номер журнала «Для семьи».
Да, теперь дома были по-настоящему готовы к приему новоселов. И новоселы не замедлили появиться, и это были, конечно, самые достойные жители города.
Заселение отняло очень немного времени, потому что все было крайне просто — вам надо было сделать всего лишь две вещи: подписать денежное обязательство и повесить свою шляпу на готовую вешалку возле двери.
Все эти дни дядюшка Одиссей был страшно занят: следил, чтобы все было в порядке и на месте. Не меньше работы было у судьи с мисс Эндерс. Ведь они являлись членами комиссии по проведению торжеств в связи со стопятидесятилетием города Сентерберга.
Помимо всего прочего, дядюшка Одиссей взял на себя ответственность и за освещение улиц нового квартала, а также за то, чтоб они были оснащены указательными табличками. Поэтому первый вопрос, который он задал Гомеру, когда встретил его на улице, был:
— А не видел ты, случайно, Далей Дунера? Мне он позарез нужен. Хочу срочно заказать ему таблички с названиями новых улиц... Ты не слыхал, наверно, — добавил дядюшка Одиссей с гордостью, — что одну из улиц решено назвать в мою честь — «Одиссеевская»?!
Гомер сказал, что видел только что Далей Дунера — он входил в табачную лавку на площади, и дядя с племянником поспешили туда, чтобы не упустить этого «самого невыносимого из горожан», как любил называть его судья Шенк. А городские ребята звали его попросту Дунер-Плюнер — за то, что он умел здорово плеваться и метко попадать в цель.
— Эй, Далей! — закричал ему дядюшка Одиссей. — Хочу обсудить с тобой деловой вопрос. Нужны таблички для новых улиц. Понимаешь? Много табличек! Ты спросишь, какие? Ну, во-первых, «Одиссеевская», потом «Эндерс-род», «Эндерс-авеню», «Бульвар Эндерса»... Ну, и так далее. Сделаешь?
— Отчего ж не сделать? — сказал Далей. — Сделать можно. Это мне раз плюнуть.
И он плюнул два раза.
— Только нужно побыстрее, — сказал дядюшка Одиссей. — Послезавтра начинаются юбилейные торжества. Ты получишь немало денег — по доллару за табличку. Всего семьдесят табличек. А прибивать их будешь к фонарным столбам.
— Так, — сказал Далей Дунер. — Значит, только семьдесят долларов. Не думаю, что мой профсоюз согласится с такой оплатой.
— Ну-ну, Далей, там еще наберется штук тридцать других вывесок и объявлений. Так что, на круг, сто долларов. Идет?
— Идет, — ответил Далей. — Но я забыл сказать, что не смогу прибивать таблички прямо к столбам.
— Почему еще? — спросил дядюшка Одиссей.
— Мой профсоюз Расклейщиков объявлений и Прибивальщиков табличек не позволяет мне этого. В его уставе сказано, что «любая табличка, сделанная членом профсоюза, должна быть прибита к столбику, сделанному тем же членом профсоюза».
И круглая цена за все вместе — за табличку, яму и столбик — определена в пять долларов...
— Но если нам не надо другого столбика?! — завопил дядюшка Одиссей. Если нас вполне устраивает тот, на котором фонарь?
— Ничего не могу поделать, — сказал Далей Дунер. — Так говорит наш устав. Можете жаловаться.
— Да, я напишу вашему председателю! — гневно сказал дядюшка Одиссей. Я объясню ему, что глупо...
— Дело в том, Одиссей, — прервал его Далей Дунер, — дело в том, что я и есть председатель профсоюза Расклейщиков объявлений и Прибивалыциков табличек. А еще я его казначей и единственный его член. Сам плачу членские взносы, сам их собираю и сам устанавливаю правила. В моем профсоюзе не бывает никаких разногласий...
— Ладно, — сказал дядюшка Одиссей. — Кончим этот разговор. Но ведь ты же не против прогресса родного города? Три доллара за штуку, и все.
— Пять, — сказал Далей.
— Как хочешь, — вздохнул дядюшка Одиссей. — Тогда, я боюсь, мы попросим кого-нибудь другого.
— Это ваше право, — сказал Далей. — А мое право бастовать. Я проведу сидячую забастовку и испорчу вам все праздники.
— О боги! — закричал дядюшка Одиссей. — Что же ты от меня хочешь? Я ведь ничего не решаю. Но знай, что ты стоишь на пути прогресса! Ты...
Окончания их разговора Гомер не слышал: ему надо было торопиться на генеральную репетицию праздничного представления, где они с Фредди исполняли роли индейцев.
Их должны были выкрасить с ног до головы в кофейный цвет, украсить перьями, а единственной их одеждой будут полотенца вокруг пояса.
Гомер был обязан прийти особенно точно, потому что все представление начиналось именно с него — с того, как он добывает огонь при помощи трения. Большая часть пьесы касалась исторических событий, рассказывающих о старике Эзекиеле Эндерсе и о том, как привелось ему основать город Сентерберг. Органист местной церкви написал для сопровождения пьесы слова и музыку длиннейшей кантаты и разучил ее вместе со своим хором.
Репетиция прошла с блеском. Хористы были в голосе, а исполнители ролей старика Эндерса и других первых поселенцев тоже не ударили лицом в грязь. Нечего и говорить, что Гомер, Фредди и прочие ребята также были на высоте.
Торжественный миг открытия юбилейных празднеств неуклонно приближался.
В последние дни Гомеру не удавалось повидать дядюшку Одиссея, но он знал, что у того немало хлопот и неприятностей. Взять хотя бы, что таблички до сих пор не установлены!
А так как все дома, дворы, улицы и квартиры выглядели совершенно одинаково, можно представить себе, каких трудов стоило достойным обитателям нового квартала находить свои собственные дома и квартиры.
Да, все сто домов были похожи друг на друга, как сто пончиков из автомата дядюшки Одиссея!
Правда, достойные обитатели сравнительно быстро научились вести счет от дома мисс Эндерс, который стоял в центре квартала, и потому возле этого дома обычно собирались толпы самых достойных, которые потом молча, сосредоточенно считая про себя шаги и повороты, расходились в поисках собственных домов.
