Топоним «Козье болото» известен Петербургу издавна. Козьи болота, или выпасы для мелкого домашнего скота, существовали в нескольких районах города. В основном эти названия были народными, их происхождение уходило далеко в глубь веков, в допетербургскую историю. Но некоторые из них закрепились в качестве официальных городских топонимов. Например, на картах и планах Петербурга нескольких десятилетий, вплоть до 1849 года, Козьим болотом называлась территория современной площади Кулибина в старинной Коломне.
Еще одно Козье болото находилось под стенами возводимой Петропавловской крепости, посреди Троицкой площади, там, где в самом начале петербургской истории возник первый городской рынок. Он назывался Обжорным. Вскоре рынок перенесли на новое место, туда, где он благополучно существует до сих пор. Тогда же у него появилось и другое, более благозвучное название — Сытный. Но память о первоначальных торговых лавках на Троицком поле осталась. В то время рынок, кроме основных своих обязанностей — торговых, — выполнял и другие функции. Здесь объявлялись царские указы, зачитывались распоряжения градоначальников. Здесь же, на установленном посреди рынка деревянном эшафоте, производились казни. Ритуал совершался публично, на казни стекались толпы народа, тела казненных долгое время оставались выставленными на всеобщее обозрение. Дело было привычным, будничным. С другой стороны, смерть в простом народе воспринималась как сакральное таинство. А по значению это событие приравнивалось к обручению, свадьбе. В сознании обыкновенного христианина смерть и была обручением, но не земным, а небесным. Потому-то в фольклоре и ставятся в один смысловой ряд атрибуты смерти — топор и плаха с обязательными свадебными персонажами — свахой, традиционно занимающейся устройством браков, и распорядителем на свадьбе — дружкой.
Остается добавить, что и на новом месте Сытный рынок сохранил свою печальную славу. Он продолжал служить местом казней и наказаний. Последняя в России публичная казнь на эшафоте Сытного рынка была произведена только в 1764 году. 15 сентября здесь был обезглавлен подпоручик Смоленского полка Василий Яковлевич Мирович, предпринявший безумную попытку освободить из Шлиссельбургской крепости и возвести на престол опального императора Иоанна Антоновича.
Взять за Фаберже
Купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин Петербурга, мануфактур-советник Карл Фаберже родился в Петербурге. Он был потомком семьи гугенотов, некогда вынужденной покинуть Францию, долгое время скитавшейся по Европе и осевшей в конце концов при Петре I в России. В 1872 году Фаберже возглавил ювелирную фирму, основанную на Большой Морской улице, 11, его отцом Густавом Петровичем Фаберже в 1842 году. Фирма процветала. Ее филиалы успешно работали в Москве, Одессе, Киеве и Лондоне. В 1885 году Карл Фаберже уже состоял в звании поставщика высочайшего двора и оценщика Кабинета Его Императорского Величества. В 1911 году он был назначен на должность придворного ювелира.
В 1898 году Карл Фаберже приобрел участок № 24 на Большой Морской улице, где в 1899–1900 годах по проекту своего племянника, академика архитектуры К. К. Шмидта, возвел импозантное здание для фирмы.
Фольклорный цикл о легендарных поделках Фаберже можно начать с капризной выходки его внучки, которая однажды взглянула на подаренного ей дедом миниатюрного слоника из уральского родонита и сказала: «Вот если бы ты привел мне живого слоника». В тот же день во двор дома на Большой Морской был доставлен слон из городского зверинца, который целую неделю радовал маленьких обитателей дома. Между тем производство ювелирных изделий из редких минералов и драгоценных металлов было поставлено, что называется, на широкую ногу. В фирме работало около шестисот мастеров, многие из которых были выпускниками Центрального училища технического рисования барона А. Л. Штиглица. В ассортименте ювелирной фирмы, кроме подарочных украшений из золота и драгоценных камней, были столовые, туалетные и письменные приборы, табакерки, портсигары и многие другие высокохудожественные предметы аристократического быта. Все изделия Фаберже отличались тончайшим изяществом и мастерством исполнения.
Миниатюрные копии императорских регалий на мраморном пьедестале. Конец XIX в. Фирма П. К. Фаберже
Очень скоро образ безделушки, изготовленной мастерами его фирмы, в городском петербургском фольклоре приобрел нарицательный, метафорический характер. «Изделием Фаберже» могли назвать красавицу, за ее редкое изящество, молодого человека за болезненную бледность, ребенка — за необыкновенно тонкие черты лица. Говорят, так называли великого князя Дмитрия Павловича, который родился таким хиленьким, что его купали в бульоне и укутывали ватой.
Особую известность фирме принесли подарочные пасхальные яйца, идея изготовления которых принадлежала одному из трех сыновей Карла Фаберже — Агафону. Только для императорской семьи их было сделано более пятидесяти. На сегодняшний день известна судьба сорока двух. Остальные вроде бы бесследно исчезли в неразберихе революционных лет.
Разговоры о пасхальных яйцах Фаберже не сходили с уст петербуржцев. Обладание ими иногда превращалось в навязчивую идею избалованной публики. О них рассказывали были и небылицы. Рождались легенды и даже анекдоты. Одно время в Петербурге всерьез говорили о том, что мастер собирается изготавливать «Квадратные яйца». Слух дошел до императора. Ювелир был приглашен во дворец. Пришлось объясняться. Оказывается, Карлу Фаберже так надоели вопросы о том, каким будет следующее пасхальное яйцо для императора, что однажды он раздраженно бросил в ответ: «Квадратное». Блестящий оксюморон, достойный находиться в одном ряду с такими шедеврами русского языка, как «живой труп» или «жар холодных числ», был подхвачен высоколобыми интеллектуалами и долгое время верой и правдой служил многочисленным салонным остроумцам.
В 1918 году Карл Фаберже покинул Россию. Но и за рубежом он не смог избавиться от шлейфа самых невероятных мифов. После того как два его других сына — Александр и Евгений — организовали в Париже ювелирную фирму «Фаберже и К°», в советской России родилась легенда о том, что небезызвестный Арманд Хаммер за огромные деньги договорился с руководством большевистского ЧК, получил личное клеймо Фаберже, после чего организовал подпольную ювелирную мастерскую, которая и наводнила весь мир поддельными яйцами Фаберже.
Между тем искусство Фаберже, долгое время находившееся в его Отечестве в полном забвении, в современном Петербурге нашло, наконец, достойных почитателей. Каждое вновь обнаруженное изделие мастера безоговорочно объявлялось шедевром и образцом для подражания. Одновременно все более востребованным в фольклоре становилось и имя великого ювелира. Его самого стали называть «Курицей, несущей золотые яйца», а вместо «Взять за яйца», что на жаргоне означает «привлечь к ответственности», теперь все чаще употребляют изящный, как сама ювелирная безделушка, эвфемизм: «Взять за фаберже».
вЛИАПаться
Скорее всего, каламбур «вЛИАПаться», основанный на звуковом сходстве со словом «вляпаться», в значении «попасть в скверную историю», связан с необыкновенной сложностью обучения, о которой не подозревают, но с которой уже на первом курсе сталкиваются студенты такого серьезного технического вуза, как Академия космического приборостроения, в недавнем прошлом — Ленинградский институт авиационного приборостроения. Она расположена рядом с Поцелуевым мостом на правом берегу Мойки, в одном из зданий, построенных в 1840-х годах для Конногвардейского полка архитектором И. Д. Черником.
Свою историю Академия ведет с 1941 года. Тогда в Ленинграде был открыт институт, хорошо знакомый ленинградцам по аббревиатуре ЛИАП. К этой родной и привычной аббревиатуре, которая так легко поддавалась осмеянию, тяготеют и сегодняшние студенты Академии. Какие только расшифровки не предлагают они. Это и «Ленинградский Институт Алкоголиков-Профессионалов», и «Лепят Инженеров — Алкоголики Получаются», и даже: «Из ЛИАПа можно вылететь и в нелетную погоду». Чего здесь больше — зубоскальства, издевательства над неудачниками или добродушной самоиронии, судить трудно. Институт всегда пользовался повышенной популярностью среди абитуриентов и их родителей.
Вошь да крыса до Елагина мыса
В северной части дельты Невы находится Елагин остров. Это один из самых известных островов Петербурга. Свое название он получил после 1777 года, по имени одного из первых владельцев — обер-гофмейстера императорского двора Ивана Перфильевича Елагина. Об этом времени сохранилась память не только в официальной топонимике острова, но и в фольклоре. Два старинных дуба у Елагина дворца до сих пор в народе называют «Елагинскими». Остров несколько раз менял свое название. Между тем первоначально, в 1703 году, он назывался Мишиным, или Михайлиным. На старинных шведских и финских картах так и обозначено: Мистула-саари, что в буквальном переводе означает Медвежий остров. Возможно, так его называли финские охотники, по аналогии с названиями других островов дельты Невы: Заячий, Лосиный (ныне Васильевский), Кошачий (ныне Канонерский), Вороний (ныне Аптекарский) и так далее. Но вот как объясняет происхождение этого названия легенда, пересказанная Столпянским.
