@importknig
Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".
Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.
Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.
Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig
Оглавление
Оруэлл во времени
Часть I. Вопрос воспитания (1903-1927)
Глава 1. Тогда и сейчас
Глава 2. Дела семейные
Глава 3. Секретное государство
Лицо Оруэлла
Глава 4. Ватная поляна
Глава 5. На тропе Бирмы
Голос Оруэлла
Часть II. Кривая обучения (1927-1933)
Глава 6. Идти на родину
Глава 7. Уроки французского языка
Оруэлл и крысы
Глава 8. Город у моря
Глава 9. Теплые девушки в прохладном климате
Дневники Оруэлла
Глава 10. Отметка времени
Часть III. Век как этот (1934-1936)
Глава 11. Дочери священнослужителей
Оруэлл и жабы
Глава 12. За прилавком
Глава 13. Единственный, кого я знаю
Оруэлл и рабочий класс
Глава 14. Другая страна
Глава 15. Любовь в коттедже
Оруэлл и Гиссинг
Часть IV. Каталония и после (1936-1939)
Глава 16. Испанский бинокль
Глава 17. Человек, ведущий уличные бои
Оруэлл в художественной литературе
Глава 18. Проливая испанские бобы
Глава 19. Устремляясь к пропасти
Враги Оруэлла
Часть V. Социалист на войне (1939-1945)
Глава 20. Тающий айсберг
Глава 21. Патриоты и революционеры
Оруэлл и прошлое
Глава 22. Муза в полосатых брюках
Глава 23. Начала и концы
Оруэлл и мальчики Нэнси
Интерлюдия: Оруэлл и его мир
Часть VI. Последний человек в Европе (1945-50)
Глава 24. Среди руин
Глава 25. На свободе
Оруэлл и евреи
Глава 26. Очень сильная боль в боку
Глава 27. Золото фей
Эпилог. Выжившие
Оруэлл во времени
В любой момент за последние пятьдесят лет или около того небольшая группа диссидентов делала свое дело, чтобы сообщить читающей публике, что игра с Оруэллом закончена. В большинстве случаев этот процесс подразумевает, что ревизионист либо решает, что швы изучения Оруэлла исчерпаны, либо настаивает на том, что внимание к нему изначально было безнадежно ошибочным. К первой категории можно отнести старого друга Оруэлла, романиста Энтони Пауэлла, который еще в 1982 году заявил, что "на данном этапе нелегко сказать что-то новое о Джордже Оруэлле". Во втором случае скрываются редакторы New Left Review, которые в 1979 году предсказали, что "Девятнадцать восемьдесят четыре" "станет курьезом в 1984 году", или академик Скотт Лукас, чья книга "Оруэлл (Жизнь и время)", опубликованная к столетию со дня его рождения, предлагает полное развенчание претензий автора на какое-либо длительное литературное или политическое признание. Естественно, нужно иметь мужество, чтобы так упорно плыть против течения, которое всегда сдерживало скептиков Оруэлла - крошечную горстку сталинистов, которые так и не простили ему бурлеск советской революции в "Animal Farm", или левых пуристов, возмущенных его презрением к коммунистическим попутчикам 1940-х годов. С другой стороны, ни одно из этих опровержений не оказало ни малейшего влияния на читателей Оруэлла или их осознание его центральной роли в политических механизмах двадцать первого века. Спустя семьдесят лет после его смерти он кажется более важным, чем когда-либо.
Одна из действительно поразительных вещей в длинной тени Оруэлла - это то, как рано закрепилась его репутация. Большинство писателей - даже великих - переживают взлеты и падения, "топчутся на месте" в течение жизни одного-двух поколений или проходят через периоды, когда требовательное потомство решает пересмотреть их статус в свете информации, недоступной во времена первого расцвета. Даже Диккенса в конце девятнадцатого века иногда неблагоприятно сравнивали с его старым соперником Теккереем на том снобистском основании, что автор "Ярмарки тщеславия" был более "джентльменом". Оруэлл никогда не был жертвой этой критической перестановки песка, и его триумфы были закреплены практически с момента его смерти. В течение нескольких лет после его смерти в январе 1950 года два его великих романа были экранизированы, анимированы и адаптированы для радио, а молодые таланты, последовавшие за ним, признавали его формирующее влияние. Из всех писателей, обращенных к послевоенной интеллигенции, он - самый сильный", - заявил Кингсли Эмис в 1957 году. Ни один из современных писателей не обладает его атмосферой страстной веры в то, что он хочет сказать, и страстной решимости сказать это так сильно и просто, как только возможно".
Эмис был левым, целенаправленно двигавшимся вправо, но образец поклонника Оруэлла в послевоенные годы с не меньшей вероятностью мог быть бывшим консерватором, отклонившимся влево. После того как ранняя смерть и бурный успех "Девятнадцати восьмидесяти четырех" превратили его в легенду, его привлекательность стала универсальной: премьер-министр Тори, призывающий к видению ушедшей Англии; борец за свободу в какой-нибудь засыпанной землей бывшей советской республике; студент-политик, рассуждающий о природе и пользе пропаганды - все они могли обратиться к Оруэллу и найти то, что не только нигде не существовало, но и, казалось, объясняло мир, который сам Оруэлл не имел возможности измерить. Подобно тому, как марксистский критик Раймонд Уильямс, писавший в 1973 году, очарован прозорливостью Оруэлла и его "освобождающим сознанием", считает, что Newspeak, искусственный язык "Девятнадцати восьмидесяти четырех", предлагает "центральное представление" о том, что существует взаимосвязь между социальными и языковыми формами, и удивляется, что "как будто [Оруэлл] видел ролики новостей из Вьетнама", поэтому значительная часть американского электората была достаточно впечатлена сходством современной Америки с антиутопией Оруэлла, чтобы продажи романа на Amazon выросли более чем на 900 процентов в неделю инаугурации Дональда Трампа.
И это, следует сразу сказать, не англо-американский или даже европоцентристский взгляд: можно отметить популярность Оруэлла в Зимбабве, где толпы протестующих против правительства Роберта Мугабе любили сравнивать его с Наполеоном, вожаком свиней с фермы "Манор", или в Мьянме, где местный житель заверил западного журналиста, что "Ферма животных - очень бирманская книга... она о свиньях и собаках, правящих страной". Точно так же слово "оруэлловский" стало одним из ключевых прилагательных современной эпохи, которое бесконечно используется для описания чего угодно - от чрезмерно бдительной системы видеонаблюдения до правительственного плана по созданию идентификационных карт или абсурда культуры отмены, Одно из тех универсальных слов - правильный термин , вероятно, "плавающий сигнификатор" - которое давно оторвалось от своих первоначальных швартовов и улетело на внешние окраины киберпространства, освященное своими пользователями (и не пользователями) в силу своей связи с антиутопическим миром ненависти, принудительного послушания и санкционированного государством подавления, который Оруэлл вдохнул жизнь в свой гебридский фермерский дом три четверти века
