года спустя она умерла, все всего в возрасте сорока одного года.
Популярное объяснение продуктивности Остен заключается в том, что она овладела искусством писать тайком, набрасывая прозу в перерывах между многочисленными отвлекающими обязанностями своего социального положения. Источником этой идеи стал племянник Остен Джеймс, который в 1869 году, более чем через пятьдесят лет после смерти Остен, опубликовал пеструю викторианскую биографию своей тети, которая помогла познакомить широкую аудиторию с ее произведениями. В главе 6 этих мемуаров Джеймс дает следующее запоминающееся описание:
Удивительно, как ей удавалось все это делать, ведь у нее не было отдельного кабинета, куда можно было бы удалиться, и большая часть работы должна была выполняться в общей гостиной, подвергаясь всевозможным случайным прерываниям. Она тщательно следила за тем, чтобы о ее занятии не догадались ни слуги, ни гости, ни кто-либо еще, кроме членов ее семьи. Она писала на небольших листах бумаги, которые можно было легко убрать или прикрыть промокательной бумагой. Между парадной дверью и кабинетами находилась распашная дверь, которая скрипела при открывании, но она не возражала против устранения этого небольшого неудобства, так как это давало ей знать, когда кто-нибудь приходил.
Эта история о стремящейся к успеху, но разочарованной джентльменке, тайно занимающейся своим ремеслом, могла бы выйти прямо из одного из романов Остин. Неудивительно, что, учитывая такую приятную симметрию, этот миф прижился. Он пересказывается в современных историях, таких как восхитительная книга Мейсона Керри "Ежедневные ритуалы", вышедшая в 2013 году, а также в более старых попытках разобраться в мире Остин. И все же Джейн Остин была рада, что скрипнула петля, чтобы спрятать свою рукопись до того, как кто-либо войдет", - повторяет Вирджиния Вульф в 1929 году в книге "Собственная комната" (A Room of One's Own).
Эта история может служить разным целям. Вульф, например, использует ее как часть аргумента о гендерных ролях и интеллектуальной автономии. Менее изощренные описания закрепляют ее как назидание о том, как не отказываться от своей мечты. Но когда мы переходим к теме продуктивности, изображение Джеймсом своей тети становится неожиданно тревожным. Кажется, что она одобряет модель производства, в которой для достижения лучших результатов необходимо втискивать в свой график все больше работы. Препятствие, стоящее между вами и вашим собственным "Чувством и чувствительностью", подразумевает она, - это готовность делать больше. Остин использовала небольшие промежутки между бесконечными светскими визитами, чтобы писать на клочках бумаги в своей гостиной, так почему же вы не можете просыпаться в пять утра или лучше использовать свой обеденный перерыв?
Однако при более внимательном изучении жизни Остен вскоре обнаруживаются проблемы с рассказами ее племянника о тайных письмах. Современные биографии, в большей степени опирающиеся на первоисточники, показывают, что настоящая Джейн Остин не была примером "отработанной" занятости, а, напротив, являлась ярким примером чего-то совершенно иного: более медленного подхода к продуктивности.
-
Джейн Остин выросла в Англии конца XVIII века, в деревне Стивентон в графстве Хэмпшир, на небольшой рабочей ферме. Здесь доили коров и ухаживали за домашней птицей. Ее семья пекла хлеб и варила собственное пиво. Летом детям давали сгребать сено и варить джемы и желе. Осенью они помогали собирать урожай. Когда Остин была еще девочкой, ее отец, настоятель прихода, превратил пасторский дом, в котором они жили, в импровизированную школу для мальчиков, добавив к списку ежедневных обязанностей уход и кормление полудюжины резвящихся мальчишек.
Это не значит, что семья Остен принадлежала исключительно к рабочему классу. Как объясняет Клэр Томалин в своей биографии 1997 года "Джейн Остин: A Life", они жили в социальном мире "псевдодворянства", состоявшем из "семей, которые стремились жить в соответствии с ценностями дворянства, не владея землей или унаследованным богатством какого-либо значения". Но очевидно, что Остин не росла, как героиня одной из ее книг, проводя дни в хорошо обставленной гостиной, принимая гостей, пока слуги готовили роскошные блюда. У нее была работа. Хотя Остен была заядлой читательницей и, поощряемая отцом, начала пробовать писать в юном возрасте, она была слишком занята повседневной работой по управлению домом, фермой и школой своей семьи, чтобы серьезно изучать ремесло.
Все изменилось летом 1796 года, когда отец Остин решил закрыть школу для мальчиков, которая находилась в их доме. "[Это привело к] облегчению всей работы, связанной с планированием и приготовлением еды, стиркой, уборкой и заправкой постели", - пишет Томалин. И когда ее обязанности внезапно резко сократились, Остин вступила в период "феноменальной" продуктивности. Работая за письменным столом наверху и читая черновики своей работы семье по вечерам, она создала ранние версии того, что в итоге стало тремя крупными романами. Как подчеркивает Томалин, именно способность Остен " абстрагироваться от повседневной жизни, происходящей вокруг нее", позволила ей обрести свой литературный голос.
В 1800 году этот период значительно сократившихся обязанностей внезапно закончился, когда родители Остен, казалось бы, из ниоткуда, решили закрыть дом в Стивентоне и переехать в курортный город Бат. В течение следующего десятилетия Остин постоянно находилась в разъездах, переходя из одного нового дома в другой, принимая на себя все больше обязанностей, пока справлялась с болезнью и, в конечном счете, смертью своего отца. Лишившись возможности установить "ритм работы", как выражается Томалин, Остин перестала писать.
Мир так бы и не узнал о гениальности Остин, если бы не судьбоносное решение, принятое в 1809 году, которое резко изменило условия продуктивности в пользу Остин. Измученная бурными событиями последнего десятилетия, Остин вместе с матерью, сестрой Кассандрой и подругой семьи Мартой Ллойд поселилась в скромном коттедже, расположенном на перекрестке сонного городка Чаутон. Дом был частью большого поместья, принадлежавшего брату Остен Эдварду, который унаследовал землю от дальних родственников семьи Остен, не имевших собственных детей и много лет назад назвавших Эдварда своим законным наследником.
Что очень важно для творчества Остен, ее семья, измотанная сложностями и испытаниями предыдущих лет, получила столь необходимую передышку, решив в значительной степени отстраниться от светской жизни в Чаутоне. Это решение не было легкомысленным. Тот факт, что брат Остин фактически владел городом и жил во впечатляющем поместье всего в нескольких сотнях ярдов от дороги, означал, что возможностей для активного социального поиска было предостаточно. Но вечеринку Остин это не интересовало. " Не было ни танцев, ни ужинов, - пишет Томалин, - и они оставались в значительной степени замкнутыми в своих частных занятиях".
Мать Остен, которой сейчас было за семьдесят, стала работать в саду их коттеджа, надев на себя рясу поденщицы, на потеху другим жителям города. Не менее важно и то, что было заключено
