уровне штата и местном уровне.
Демократический плюрализм Нового Курса был выражен в самой структуре американского правительства после 1945 года. Американские прогрессисты начала XX века, такие, как Вудро Вильсон, сочитали презрение к конгрессменам с идеализацией альтруистических беспартийных гражданских служащих, защищённых от политического вмешательства, которые будут применять свои знания общественных наук на проведение в жизнь политики в интересах всей нации.
Южные демократы и северные католики, независимо от того, поддерживали ли они или противостояли либеральной политике Нового Курса, отказывались увеличивать исключительную власть элитной федеральной бюрократии, которая, вероятно, пополняла бы свои ряды в непропорциональных числах представителями образованного протестантского верхнего среднего класса из северных и среднезападных штатов и которая получала бы образование в горстке университетов Лиги Плюща. Сменявшие друг друга планы реорганизации исполнительной ветви власти, которые поставили бы президента во главе рационализированного административного государства в европейском стиле, никогда не получали одобрения Конгресса. Аграрные популисты, иногда вступавшие в блок с профсоюзами в промышленных городах, стремились расширить власть федерального правительства в ключевых сферах, избежав одновременно создания общей системы государственной гражданской службы в европейском стиле, имеющей серьёзную степень политической автономии. Они достигли своей цели, создав отраслевые агентства, вроде американского министерства сельского хозяйства или Совета по делам гражданской авиации, с узкими полномочиями, которые должны были работать бок о бок с ключевыми политическими игроками в этой отрасли, включая в некоторых случаях профсоюзы и фермерские организации. Неизбежным следствием такого подхода было уважительное отношение к судей к решениям Конгресса и контролируемых Конгрессом федеральных агентств.
Появившаяся в 1940-х годах в США система стала известной как «либерализм групп по интересам», плюралистская система, в которой государственная политика вырабатывалась в процессе переговоров между экономическими группами по интересам, у каждой из которых были свои политические боссы, а не технократы-мандарины из числа всё знающих, альтруистичных экспертых, изолированных от народного давления или «невидимой руки» свободного рынка.
В сфере культуры или гражданского общества, включая СМИ и образование, так же, как и в сфере политики и экономики, в США и других западных демократиях в середине двадцатого века сложилась система демократического плюрализма, которая усиливала рабочий класс. Духовенство, неравнодушные граждане и общественные организации следили за СМИ и образовательной системой, чтобы гарантировать то, что они не будут оскорблять преимущественно традиционалистские взгляды рабочего большинства.
Начиная с 1933 года Национальный Легион Порядочности, организованный католиками, добился права предварительного просмотра голливудских фильмов и одобрять или порицать их. И в то же время в пригородах и маленьких городах протестантские «церковные дамы» прочёсывали общественные и школьные библиотеки в поисках книг, которые считали вредными или непристойными. Часто они навлекали на себя презрение столичных элит своими кампаниями с требований запретить классические книги, например, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Но эти местные и провинциальные активисты, несомненно, представляли ценности и взгляды значительного количества американцев — и без них эти американцы, как и сегодня, были бы сведены к роли пассивных потребителей любого контента, который предпочтут выбросить на медиа-рынок далёкие коммерческие информационные корпорации из Лос-Анджелеса или Нью-Йорка, рынка, который вознаграждает сенсационность, непристойность и насилие.
В западных демократиях католики играли непропорционально большую роль в послеовенных демократических системах. Немецких христианских демократов вдохновляла католическая общественная мысль с её сильной корпоративной и профсоюзной тенденцией, так же, как и основателей Европейского Общего Рынка. В США политические воротилы на нижних уровнях национальной политики, выступавшие как трибуны белого рабочего класса — политические боссы, руководители профсоюзов, духовенство — среди них католики были представлены непропорционально.
Хотя это может казаться парадоксальным, но ассимиляция и интеграция европейских католических иммигрантов в первом и втором поколении была, несомненно, ускорена низким уровнем иммиграции в США в промежутке между Первой Мировой войной и 1960-ми годами. Низкий уровень иммиграции и невозможность выноса производства за рубеж были необходимыми, но недостаточными условиями для роста переговорной силы рабочего класса и его процветания в поколение, последовавшее за 1945 годом. Это не является защитой расистских квот «по странам происхождения» в США 1920-х годов, которые опирались на более ранний запрет азиатской иммиграции и ставили в более привилегированное положение северных европейцев сравнительно с другими европейскими иммигрантами. Это всего лишь указание на то, что было бы практически невозможно организовать и сохранять профсоюзы или добиться мобилизации общественной поддержки социальных программ в духе Нового Курса в середине XX века, если бы сохранялся тот же уровень иммиграции, что был в начале 1900-х и который существует сейчас.
В эру демократического плюрализма после Второй Мировой войны рабочее большинство смогло увеличить свою переговорную силу как в политической, так и в культурной и экономических сферах. То, что Джон Кеннет Гелбрейт назвал «уравновешивающей силой» групп, которые объединяют свои ресурсы для усиления своих переговорных позиций, было ядром Нового Курса в Америке и аналогичных социальных политик в послевоенной Европе. Правовед Уильям Форбас писал: «...Сторонники Нового Курса, вспомнив ключевое антиолигархическое предвидение сторонников президента Джексона, что трудящимся «многим» нужны массовые организации, чтобы противостоять богатым «немногим», объявили, что их реформы в области трудового законодательства спасут республику тем, что наконец «включат промышленных рабочих в политию Соединённых Штатов» как «сдерживающий фактор для могущества большого бизнеса». Так же, как джексоновцы защищали создание массовых партий как структурной конституционной необходимости, так и сторонники Нового Курса защищали создание промышленных профессиональных союзов».
В 1940 году, в своей книге «Американские ставки» журналист Джон Чемберлен, сторонник Нового Курса, позже ставший консерватором, критиковал традиционные популистские и прогрессисткие идеи унитарного государственного или национального интереса: «В рамках идеалистической теории индивид должен склониться, когда говорит Комитет Целого». Чемберлен противопставлял этот тип централизации демократическому плюрализму Нового Курса: «...Профсоюз, кооператив производителей или потребителей, «институт», синдикат — важные для демократии вещи. Если их власть распределена равномерно, если параллельно с политическими сдержками и противовесами существуют экономические, то тогда общество будет демократическим. Поскольку демократия - это то, что у вас получается, когда существует напряжение в обществе, которое не позволяет ни одной группе осмелиться рвануться к тотальной власти».
Отметив, что «коммунисты назовут это реакционной позицией» Чемберлен пишет, что Новый Курс, напротив, намерен сдержать могущество корпораций: «...поскольку профсоюз и кооператив по-прежнему отстают по силе от бизнес-института и синдиката, то им должно помочь». Вдобавок, по мнению Чемберлена, Новый Курс «...был разработан в первую очередь для того, чтобы уравнять положение между плутократическим городом и обнищавшей сельской местностью, между метрополией восточных штатов и ограбленными западными и южными штатами».
В рамках такого видения демократический плюрализм является альтернативой как диктатуре, так и плутократии, и руководств в этой системе принадлежит тем, кого Чемберлен называет «политиками-маклерами», вроде ФДР, который
