уверенность, Тэтчер подталкивала свое правительство вперед. 'Вам придется вернуть их назад', - сказала она Нотту. Когда он настаивал, что это невозможно сделать, она просто повторила: "Вам придется".
Отказ Тэтчер принять отрицательный ответ был оправдан, когда первый морской лорд сэр Генри Лич нашел путь вперед. Он посоветовал ей собрать военно-морскую оперативную группу, способную выполнить эту работу, хотя и со значительным риском. Тэтчер должным образом поручила ему провести необходимую подготовку. Хотя это решение никоим образом не связывало ее с военным решением, оно сохраняло возможность его принятия, пока Тэтчер не исчерпала дипломатические варианты, предложенные скептически настроенными членами кабинета и ее американскими союзниками.
Выработав стратегию, Тэтчер не теряла времени на ее реализацию. Она публично изложила свои принципы и дала торжественную клятву защищать их. На следующий день после вторжения, в субботу, в Палате общин были созваны экстренные дебаты. Тэтчер объяснила свои мысли в ясных выражениях: "Впервые за многие годы суверенная территория Великобритании подверглась вторжению иностранной державы... Я должна сказать Палате представителей, что Фолклендские острова и их зависимые территории остаются британской территорией". Короче говоря, это был не колониальный вопрос, а вызов национальному самоуважению и суверенитету Великобритании. Бросив вызов, она заключила: «Никакая агрессия и никакое вторжение не смогут изменить этот простой факт. Цель правительства - добиться того, чтобы острова были освобождены от оккупации и возвращены под управление Великобритании в кратчайшие сроки».
Тэтчер недвусмысленно заявила о своей решимости, отрезав возможность собственного отступления.
Тэтчер надеялась, что реакция самого могущественного и важного союзника Великобритании, Соединенных Штатов, будет положительной. Однако позиция Вашингтона оказалась более противоречивой.
После избрания в 1980 году президентом Рональда Рейгана англо-американские отношения к началу 1982 года были в хорошем состоянии. Рейган и Тэтчер впервые встретились в 1975 году, вскоре после того, как она стала лидером партии, а он готовился к предвыборной кампании на республиканских президентских выборах 1976 года. Встреча оказалась весьма успешной. Два начинающих лидера, прошедшие сопоставимые идеологические траектории, оказались согласны по многим вопросам политики. Они также сблизились на личном уровне: "Пожалуйста, знайте, что у вас есть горячий сторонник здесь, в "колониях"", - написал ей Рейган вскоре после этого.
После прихода к власти Рейгана трансатлантические связи стали еще крепче. В феврале 1981 года Тэтчер стала первым европейским союзником Рейгана, посетившим Вашингтон, приняв участие в блестящем государственном ужине в Белом доме; и, в качестве необычной дипломатической чести, Тэтчер организовала ответный ужин для Рейгана в британском посольстве на следующий вечер. Вспоминая тот вечер в своем дневнике, Рейган отметил, что это было "действительно теплое и прекрасное событие", добавив: «Я верю, что между премьер-министром, ее семьей и нами существует настоящая дружба - конечно, мы чувствуем это, и я уверен, что они чувствуют». В начале своего срока Рейган поддержал экономические реформы Тэтчер, и они вместе приняли более решительный подход к отношениям между Востоком и Западом.
Однако при всей омоложенной теплоте в отношениях между Вашингтоном и Лондоном, США также поддерживали важные связи с Аргентиной. При Рейгане отношения с аргентинской хунтой были улучшены, и Буэнос-Айрес присоединился к Вашингтону в открытых - а позже и тайных - усилиях по оказанию помощи антикоммунистическим оппозиционным силам (Контрас) против поддерживаемого СССР сандинистского режима в Никарагуа. Некоторые лидеры США опасались, что любое проявление поддержки Великобритании в Фолклендском конфликте поставит под угрозу это совместное предприятие с Аргентиной и ослабит позиции Америки в слаборазвитых странах третьего мира. Эта картина еще более осложнялась предупреждениями ЦРУ о том, что если правительство Гальтиери потерпит военное поражение, то на смену ему, скорее всего, придет "крайне националистический военный режим, который установит военные связи с СССР".
Столкнувшись с этим противоречивым давлением, администрация США проводила разрозненный и порой противоречивый курс. Под руководством Каспара Уайнбергера - убежденного консерватора - Пентагон с самого начала конфликта обеспечивал Британию широкими поставками крайне необходимых военных материалов. Большая часть этой помощи оказывалась тайно, не в последнюю очередь потому, что Государственный департамент, возглавляемый госсекретарем Александром Хейгом, выступал против публичной поддержки Британии со стороны США. Стремясь избежать разрыва с Аргентиной, Хейг предпринял посреднические усилия. Хотя его симпатии были на стороне британцев, Рейган согласился на челночную дипломатию Хейга между Лондоном и Буэнос-Айресом.
Когда Хейг ознакомил меня со своими планами, я в частном порядке выразил серьезные сомнения, несмотря на мой собственный опыт проведения челночной дипломатии на Ближнем Востоке. Тогда челночные рейсы осуществлялись между столицами, которые находились на расстоянии всего нескольких сотен миль друг от друга; во время кризиса в Южной Атлантике столицы разделяли почти 7000 миль. На Ближнем Востоке не только можно было принимать решения за одну ночь, что позволяло корректировать ситуацию в условиях непредвиденных обстоятельств, но и руководители обеих сторон были настроены на достижение прогресса. В отличие от этого, и Тэтчер, и хунта заняли фиксированные позиции в Фолклендском кризисе, что исключало возможность компромисса. По всей вероятности, Тэтчер согласилась на посредничество в основном для того, чтобы удовлетворить американские пожелания и дать время своему флоту достичь вод у Фолклендских островов. Если бы посредничество угрожало нарушить ее представление о британском суверенитете, она, несомненно, отвергла бы его.
Тэтчер ожидала, что Соединенные Штаты беспрекословно примут сторону Великобритании. Поэтому усилия Хейга стали для нее нежелательным шоком. Хотя она по-прежнему была убеждена в правильности своей позиции, согласно которой суверенитет Великобритании должен быть восстановлен на Фолклендах, теперь она была вынуждена рассматривать компромиссные меры. Она согласилась выслушать американские предложения о посредническом решении и не настаивать публично на том, что решение должно быть военным. Но, даже несмотря на такие дипломатические инициативы, отправка 5 апреля британской военно-морской оперативной группы обеспечила усиление давления на Аргентину. Четко осознавая американское общественное мнение - не говоря уже о необходимости сохранить широкую поддержку и видимость гибкости внутри страны - Тэтчер рассматривала различные варианты превращения Фолклендов в опекунство ООН.
В конце апреля челночная дипломатия потерпела крах из-за неуступчивости Аргентины. Поскольку вероятность военного конфликта росла, давление в пользу поиска решения путем переговоров усиливалось. Во время визита в Лондон в начале мая я ощутил пределы дипломатической гибкости Тэтчер.
За несколько месяцев до Фолклендского кризиса я был приглашен министром иностранных дел лордом Каррингтоном выступить с речью по случаю 200-летия со дня основания Министерства иностранных дел Великобритании. Однако к назначенной дате Каррингтон уже не работал. Мнимая неспособность Министерства иностранных дел предвидеть или предотвратить вторжение на Фолкленды вызвала большой гнев в кулуарах консерваторов. В соответствии с давней, но далеко не всеми соблюдаемой традицией, Каррингтон решил взять на себя ответственность за
