реке наведут понтонную переправу, к нам зайдут боевые машины…
- Отлично, - Петр поднялся. – Пойду - прилягу. До утра, я так понимаю, я никому уже не нужен. Всем спокойной ночи.
Одной рукой забрав из дома матрас, он спустился в подвал, наполненный людьми, пристроился в углу. Его бил озноб от холода, от потери крови, но сильнее всего проявлялась усталость последних дней. Несколько раз он проваливался в короткий сон, и ему или снилось, или просто казалось, как утром его несут на носилках, как кладут в УАЗ-буханку, как они переезжают по наведённой переправе, по обузданной понтонами реке, как потом едут-едут… и вот уже белые госпитальные простыни… какой-то медицинский профессор спасает ему руку, и вот рука уже как новенькая – осталось только зажить швам… а вот и медсестра нависает над ним с неприлично расстёгнутым халатом…
Снаружи то и дело раздавались взрывы, иногда ночь перерезали автоматные очереди, к утру всё затихло.
- Петя, поднимайся, - его толкнули в плечо – в плечо раненой руки.
Горячев взвыл от боли – промедол уже давно прекратил своё действие. Кровь сочилась из-под повязки, которую Петр в течение ночи пару раз перематывал, отпуская на время жгут.
- Что, эвакуация пришла? – спросил он.
- Да, - ответили ему.
Он поднялся в гараж, вышел на улицу. Здесь его ждали два легкораненых бойца.
- Товарищ сержант, по рации сообщили, что мы можем выходить к переправе. Идёмте, пока не рассвело.
- Как идёмте? – удивился Петр. – А где «буханка»?
- Какая «буханка»? – спросил боец.
Горячев со всей очевидностью осознал, что никакого понтона никто не навёл, и навести не мог – за последнюю неделю он в глаза не видел никакой инженерной техники, и уж тем более, переправа не могла появиться из ниоткуда, не могла сама навестись через реку.
- Надо же, столько лет в армии, а сам в сказку и поверил… - сказал Петр. – Идём…
Этой же просёлочной дорогой вчера утром рота заходила в деревню. На пути к реке парни несколько раз останавливались и отдыхали. Особенно тяжело было идти сержанту, который потерял много крови, и фактически держался сейчас только на волевых. Бойцы пытались ему помогать, но Петр отмахивался, считая, что их помощь может пригодиться только тогда, когда силы оставят его окончательно. Бронежилет он бросил где-то в самом начале пути, недалеко от дома, в котором выдалось провести ночь.
- Я дойду, - сказал он несколько раз. – Сам дойду! Я смогу!
У переправы никого не было. Они сели на берегу под деревьями. Помощи не было и хотелось выть от безысходности.
Спустя пару часов, когда пехотинцы окоченели на холоде, с той стороны подкатила «буханка» - точно такая, какая приснилась Горячеву во сне. Было уже светло, и приехавшие люди смогли разглядеть раненых.
Петр, впадая то ли в дрёму, то ли теряя сознание, будто сквозь туман увидел «буханку», в голове вспыхнуло – «помощь пришла!». Он махнул здоровой рукой, растолкал своих соратников.
- Переходите реку! – предложили с той стороны, и поторопили: - Скорее!
- Как? – Петр посмотрел на бойцов, они стояли в полной растерянности.
Этого он точно не ожидал, предполагая, что будет организована хоть какая-то переправа для раненых… а здесь предельно просто: «переходите… скорее!».
С той стороны попытались ускорить действия привычным матом, но Горячев в ответ загнул не менее красиво, добавив военных афоризмов. Прибывшие на эвакуацию немного остыли и стали думать, как переправлять раненых. В итоге один из бойцов разделся и перешёл реку вброд – он принёс страховочный конец, которым обвязали Горячева.
- Давай помогу… - боец подхватил сержанта, когда они входили в воду.
Теряя остатки сил, Петр наваливался на поток воды грудью, переставлял по дну ноги, чувствуя, как тяжелеет мокрый зимний ВКБО. С того берега его тянули на страховочный конец, в какой-то момент времени он не смог удержаться в борьбе со стихией и его понесло потоком холодной воды.
Когда он открыл глаза, увидел над собой яркую лампу. Силы оставили его настолько, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Вокруг слышалась какая-то возня, и скосив глаза, он увидел обстановку, в которой распознал операционную палату.
- Не понимаю, как он выжил, - через мерцающее сознание прорвался мужской голос. – Массивная кровопотеря – более двух литров.
Петр стал концентрировать сознание, пытаясь вслушиваться в то, о чём говорили неизвестные голоса.
- Тридцать часов прошло после ранения, прежде чем он оказался у нас… о каком «золотом часе» мы говорим, коллега? – послышался другой голос.
«Интересно, а сколько прошло времени после моего ранения?» - подумал Петр.
- Надо резать руку… - предложил голос. – Вариантов нет…
Перед глазами появилось движение, и сержант увидел… обычный лобзик с жёлтой ручкой.
«Вот же не повезло кому-то, - подумал он. – Руку сейчас отрежут…».
В поле зрения появились ещё несколько человек, двое навалились на него, крепко прижав к кушетке.
«Что они делают?», - мелькнуло в голове, и только когда появилась острая боль в правом плече, сознание обожгла страшная догадка.
Сержант Горячев потерял сознание.
***
С наступлением рассвета, когда мгла раскрыла очертания соседних домов, лейтенант Свиридов выглянул из-за ворот на улицу, стараясь рассмотреть то, что происходило впереди. Со стороны противника слышались какие-то звуки, очевидно, шло движение техники, временами доносились обрывки голосов – враг был совсем рядом.
Где-то впереди разворачивалась сила, которая, вне всякого сомнения, превосходила мотострелковую роту, переправившуюся через реку Шумную и закрепившуюся в нескольких домах в центре села Шумное. Григорий Свиридов с ужасом думал, что будет, когда окончательно рассветёт, и не находил никаких положительных для себя исходов.
Совсем недалеко, на перекрёстке, лежали тела пехотинцев, погибших при первом взрыве мины – за все прошедшие сутки живым было не до этих мёртвых.
- «Мамай», я «Аркан», не стреляй, - прошипела рация.
В утренней мгле показался приближающийся силуэт – это был командир роты.
- Как спалось? – Андреев не преминул проявить заботу о личном составе строго в стиле военного юмора.
Однако, Свиридов, не сомкнувший ночью глаз, шуток уже не понимал.
- Товарищ капитан, первый взвод первой роты занимает указанный оборонительный рубеж. Потери: убитыми восемь, эвакуировано трое раненых, все остальные, кроме одного, имеют мелкие ранения. Остаток боеприпасов – ноль-три боекомплекта. Батареи на рациях вот-вот сядут. Со стороны противника идут звуки, похожие на шум приближающихся машин. Похоже, не удержим мы тут никакие рубежи…
Иван
