стала инструментом осмысления мира. Именно ярость религиозной гражданской войны - не только в его родной Англии, но и на континенте - подвигла Томаса Гоббса на прославление государства Левиафана с его монополией на законную силу как искупления общества. Конечно, лучше, предлагал он, уступить власть монархическому государству в обмен на безопасность людей и имущества, чем видеть, как порядок и справедливость утопают в гражданских распрях.
Одним из самых ярких немецких читателей Гоббса был Самуэль Пуфендорф, саксонский юрист, который также основывал свои аргументы в пользу необходимости государства на антиутопическом видении окружающего насилия и беспорядка. Одного лишь закона природы недостаточно для сохранения социальной жизни человека, утверждал Пуфендорф в своих "Элементах всеобщей юриспруденции". Если не будут созданы "суверенитеты", люди будут добиваться своего благополучия только силой; "все места будут оглашаться войнами между теми, кто наносит и теми, кто отбивает обиды".47 Отсюда вытекает первостепенная важность государств, главная цель которых - "чтобы люди, посредством взаимного сотрудничества и помощи, были защищены от вреда и травм, которые они могут нанести друг другу и обычно наносят".48 Травма Тридцатилетней войны звучит в этих фразах.
Аргумент о том, что легитимность государства проистекает из необходимости предотвращать беспорядки путем концентрации власти, широко использовался в Европе раннего Нового времени, но в Бранденбурге он получил особый резонанс. Здесь был дан красноречивый философский ответ на сопротивление, с которым Георг Вильгельм столкнулся со стороны провинциальных сословий. Поскольку ни в мирное, ни в военное время невозможно вести дела государства, не неся расходов, писал Пуфендорф в 1672 году, государь имеет право "принуждать отдельных граждан вносить столько своего имущества, сколько, по его мнению, требуется для покрытия этих расходов".49
Таким образом, Пуфендорф извлек из памяти о гражданской войне мощное обоснование для расширения государственной власти. Против "libertas" сословий Пуфендорф утверждал "necessitas" государства. В конце жизни, когда он работал историографом при берлинском дворе, Пуфендорф вплел эти убеждения в хронику новейшей истории Бранденбурга.50 В центре его повествования было появление монархической исполнительной власти: "Мерилом и фокусом всех его размышлений было государство, к которому сходились все инициативы, как линии к центральной точке".51 В отличие от грубых хроник Бранденбурга, которые начали появляться в конце XVI века, история Пуфендорфа была основана на теории исторических изменений, которая фокусировалась на творческой, преобразующей силе государства. Таким образом, он создал повествование о великой силе и элегантности, которое - к лучшему или к худшему - формирует наше понимание прусской истории с тех пор.
3. Необыкновенный свет в Германии
ВОССТАНОВЛЕНИЕ
На фоне несчастья и безнадежности 1640 года возрождение Бранденбурга во второй половине XVII века кажется удивительным. К 1680-м годам Бранденбург обладал армией с международной репутацией, численность которой колебалась между 20 000 и 30 000 человек.1 Он приобрел небольшой Балтийский флот и даже скромную колонию на западном побережье Африки. Сухопутный мост через Восточную Померанию связывал курфюршество с Балтийским побережьем. Бранденбург был значительной региональной державой наравне с Баварией и Саксонией, желанным союзником и важным элементом в крупных мирных соглашениях.
Руководителем этих преобразований был Фридрих Вильгельм, известный как "Великий курфюрст" (р. 1640-88). Фридрих Вильгельм - первый бранденбургский курфюрст, от которого сохранилось множество портретов, большинство из которых были написаны по заказу самого портретируемого. На них запечатлен меняющийся облик человека, который провел на посту курфюрста сорок восемь лет - дольше, чем любой другой представитель его династии. Изображения первых лет правления показывают властную, прямую фигуру с длинным лицом, обрамленным струящимися темными волосами; на более поздних изображениях тело раздулось, лицо отекло, а волосы сменились каскадами искусственных локонов. И все же одна вещь является общей для всех портретов, написанных с натуры: умные, темные глаза, которые фиксируют зрителя в остром взгляде.2
Став преемником своего отца в возрасте двадцати лет, Фридрих Вильгельм практически не имел никакой подготовки или опыта в искусстве управления государством. Большую часть своего детства он провел в замке в крепости Кюстрин, окруженной мрачными лесами, где он был защищен от вражеских войск. Уроки современных языков и технических навыков, таких как рисование, геометрия и строительство укреплений, перемежались с регулярной охотой на оленей, кабанов и диких птиц. В отличие от отца и деда, Фридриха Вильгельма с семи лет обучали польскому языку, чтобы помочь ему в отношениях с польским королем, феодальным владыкой герцогской Пруссии. В возрасте четырнадцати лет, когда военный кризис углубился и по Марке прокатилась волна эпидемий, его отправили в относительную безопасность Голландской республики, где он проведет следующие четыре года своей жизни.
4. Фридрих Вильгельм Великий курфюрст в образе Сципиона, картина ок. 1660 г., авторство Альберт ван дер Эекхаут
Влияние на принца этих подростковых лет в Республике трудно определить точно, поскольку он не вел дневника и не писал личных мемуаров. Его переписка с родителями сводилась к обмену комплиментами в крайне отстраненной и формальной манере.3 Тем не менее очевидно, что голландское образование принца укрепило его чувство верности кальвинистскому делу. Фридрих Вильгельм был первым курфюрстом Бранденбурга, родившимся от двух родителей-кальвинистов, а составное имя Фридрих Вильгельм, новинка в истории дома Гогенцоллернов, было придумано именно для того, чтобы символизировать связь между Берлином (Вильгельм было вторым именем его отца) и кальвинистским Пфальцем его дяди Фридриха V. Только с этим поколением Гогенцоллернов переориентация, начатая обращением его деда Иоанна Сигизмунда в 1613 году, полностью вступила в силу. Фридрих Вильгельм закрепил эту связь в 1646 году, женившись на голландской кальвинистке Луизе Генриетте, девятнадцатилетней дочери штадтхольдера Фридриха Генриха Оранского.
Длительное пребывание Фредерика Уильямса в Голландской республике оказало влияние и в других отношениях. Принц получал образование у профессоров права, истории и политики Лейденского университета, известного центра модной в то время неостоической теории государства. Уроки принца подчеркивали величие закона, почтенность государства как гаранта порядка и центральное место долга и обязанностей на посту суверена. Особое внимание неостоики уделяли необходимости подчинения армии авторитету и дисциплине государства.4 Но именно за пределами учебных заведений, на улицах, в доках, на рынках и парадных площадях голландских городов, Фридрих Вильгельм усвоил свои самые важные уроки. В начале семнадцатого века Республика находилась на пике своего могущества и процветания. Более шестидесяти лет эта крошечная кальвинистская страна успешно боролась за свою независимость против военной мощи католической Испании и утвердилась в качестве передовой европейской штаб-квартиры мировой торговли и колонизации. В ходе этого процесса она создала надежный налоговый режим и отличительную военную культуру с узнаваемыми современными чертами: регулярным и систематическим обучением войск маневрам на поле боя, высоким уровнем функциональной дифференциации и дисциплинированным профессиональным офицерским корпусом. У Фридриха Вильгельма было достаточно возможностей наблюдать за военной доблестью Республики вблизи - он посетил
