Кан.
"Да, я так понимаю", - ответил Рединг.
"И эта позиция паритета с Morgans будет распространяться на будущие англо-французские сделки?"
"Я уверен, что это можно устроить".
Кан был готов заключить сделку сразу же. Мало того, что бизнес был бы прибыльным, так еще и вместе с Морти он хотел снять прогерманское пятно с репутации Kuhn Loeb, сыграв заметную роль в финансировании союзников. Но возникла проблема, объяснил он Редингу: старший партнер Kuhn Loeb. Даже если Джейкоба Шиффа удастся убедить финансировать Британию и Францию, он вряд ли поддержит любую сделку, выгодную их союзнику, России.
Кан вернулся в свой офис, где провел брифинг для своих партнеров. Шифф выглядел огорченным предложением Рединга и, по словам Кана, сказал: "Давайте все рассмотрим этот вопрос в течение двадцати четырех часов и придем к выводу на завтрашней конференции партнеров". Кажется маловероятным, что эта встреча состоялась на следующий день, который был Йом Кипуром, еврейским Днем искупления. Но партнеры все же собрались где-то между этим днем и понедельником, чтобы решить вопрос с кредитом.
Когда они встретились, Шифф начал разговор с серьезного заявления: "Прежде чем спрашивать ваше мнение, я хочу сказать, что мое решение неизменно, - сказал он.
Я прекрасно понимаю, что стоит на кону для фирмы "Кун, Лёб и Ко" в связи с решением, которое мы собираемся принять. Но как бы то ни было, я не могу пойти против своей совести; я не могу пожертвовать своими глубочайшими убеждениями ради какой бы то ни было деловой выгоды; я не могу одурманить себя, помогая тем, кто в лютой вражде мучил мой народ и будет продолжать это делать, какими бы прекрасными признаниями они ни прикрывались в трудную минуту. Меня не должны просить об этом. Несправедливо ставить меня перед такой дилеммой.
Шифф заявил, что есть одно условие, при котором он рассмотрит возможность участия в займе союзников: если англо-французская комиссия письменно заявит, что "ни один цент из средств займа не будет передан России". Если другие партнеры не согласятся с ним и захотят действовать без предварительных условий, Шифф сказал: "В таком случае я выйду из фирмы".
После драматической речи Шиффа дальнейшее обсуждение было бессмысленным. В понедельник утром Кан и Морти Шифф посетили Рединг, чтобы изложить позицию Kuhn Loeb - то есть Шиффа. Согласно записке об их беседе, подписанной обоими партнерами и датированной тем же днем, они включили дополнительное условие, когда изложили свои условия. Чтобы фирма могла участвовать в сделке, комиссия должна была не только официально гарантировать, что ни одна из вырученных сумм не попадет в Россию, но и то, что деньги не будут использованы для прямой покупки "смертоносных инструментов ведения войны". Как они, несомненно, знали еще до того, как передали это предложение Редингу, комиссия по займам не могла согласиться на эти требования. Хотя эти переговоры должны были носить конфиденциальный характер, информация о том, что Kuhn Loeb не будет участвовать в финансировании союзников, просочилась почти сразу, что привело к появлению заголовков, подобных этому, в филадельфийской газете Evening Public Ledger на следующий день: "Kuhn Loeb & Co., прогерманские банкиры, могут не помогать в займе".
В депеше в Берлин генеральный консул Германии в Нью-Йорке Эрих Хоссенфельдер отметил, что он работал за кулисами, чтобы не допустить участия Kuhn Loeb в сделке. "Когда начались переговоры, зная, что будет иметь большое значение, если банк Kuhn Loeb откажется поддержать заем, я попытался повлиять на Шиффа", - писал Хоссенфельдер. По его указанию, отметил немецкий чиновник, "к Шиффу обратились представители еврейской религии" - Хоссенфельдер не уточнил, кто именно. Он также намекнул, что сыграл определенную роль в разжигании еврейского протеста против займа.
Газеты сообщали, что Морти Шифф и Отто Кан лично подписались на союзный заем в знак солидарности с Англией и Францией. Конечно, Кан и Шифф не сделали ничего, чтобы развеять эти слухи. Но Пауль Варбург сообщил послу Бернсторфу, что они не соответствуют действительности. "Мой дорогой друг Пауль Варбург заверил меня, что такой подписи никогда не было", - докладывал Бернсторф Теобальду фон Бетман-Гольвегу, канцлеру Германской империи. "А господину Максу Варбургу, как утверждают, сообщил об этом Отто Кан. Но ни у господина Кана, ни у господина Мортимера Шиффа не хватило смелости отречься от того, что они подписали такой заем. Такое поведение дискредитировало бы их перед мистером Морганом и его людьми".
Бернсторф жаловался на все более враждебный климат в Соединенных Штатах - газеты были настроены яростно антигермански, а за его деятельностью и деятельностью его соратников пристально следили американские оперативники. (Не зная Бернсторфа, сотрудники военной разведки прослушивали телефоны немецкого посольства и подслушивали его разговоры). "Детективы и агенты-провокаторы всегда начеку. Тот же самый террор применяется против всех, кто находится с нами в дружеских отношениях, поэтому нашим друзьям зачастую нелегко сохранять верность нам". Он привел Куна Лёба в качестве яркого примера "друга на все случаи жизни". "Независимо от усилий их немецких родственников, ни у одного из партнеров не хватило смелости открыто заявить, что они не хотят иметь ничего общего с враждебным нам кредитом". В собственном разочарованном письме Генрих Альберт назвал Kuhn Loeb "ненадежным" партнером, который в прошлом "подводил нас" с "необычной и ненужной беспощадностью".
В то время как очевидная готовность Kuhn Loeb финансировать союзников - если бы не российская проблема - вызывала опасения у немецких чиновников, британцы также с недоверием смотрели на решение фирмы отказаться от этой жизненно важной сделки. Отто Кану пришлось объяснять британским друзьям мучительную позицию своей фирмы. "Главное соображение заключалось не в том, что мистер Якоб Х. Шиффа, которые отнюдь не являются ярко выраженными и постоянно ослабевают по мере того, как истинный дух немецких правящих классов проявляется в ходе войны и в различных инцидентах, а в том, что он видит в этой войне только Россию, а в ней он видит только безжалостное угнетение своих единоверцев, ответственных за кровь многих тысяч невинных евреев", - признался Кан сэру Максу Эйткену, эгоистичному британскому пресс-барону и политическому деятелю, известному впоследствии как лорд Бивербрук. (По странному стечению обстоятельств Бивербрук впоследствии закрутил короткий роман с Долли Шифф, дочерью Морти). Кан преподносил нейтральную позицию Kuhn Loeb как благоприятную для Британии, указывая, что его фирма отказалась от финансирования Австрии или Германии - "за что... мы могли бы получить практически любую компенсацию" - и тем самым оказала "очень большую" услугу союзникам.
Однако несомненно, что позиция Kuhn Loeb обошлась фирме очень дорого, еще больше заклеймив ее как
