ополчением штата Нью-Йорк, председательствовал на мероприятии. Он осудил "эти посягательства на все, что нам дорого" и обратил внимание толпы на флаг, заявив, что "его изорванное состояние свидетельствует об отчаянной обороне", предпринятой Андерсоном и солдатами под его командованием.
"Время действовать, - сказал он, - пришло".
Пять дней спустя Джозеф был настолько опьянен просоюзническим пылом, что когда его жена родила их третьего сына, он назвал мальчика Эдвином Робертом Андерсоном в честь военного героя. (Джозеф имел привычку называть своих сыновей в честь знаменитых людей, этой практике в меньшей степени следовали его братья. Помимо Эдвина, среди девяти детей Джозефа были Джордж Вашингтон, Исаак Ньютон и Альфред Линкольн).
Война поставила перед Селигманами новые задачи и открыла новые возможности. Она нарушила бизнес и подкосила рынки иностранной валюты и золота, но быстрая военная мобилизация также предоставила братьям нового крупного клиента - федеральное правительство. Когда началась война, армия США насчитывала около шестнадцати тысяч кадровых солдат (некоторые из них присоединились к армии Конфедерации). Прислушавшись к призыву Линкольна о наборе добровольцев, сотни тысяч человек влились в ее ряды в последующие месяцы. Обеспечение раздувающейся армии вызвало свою собственную разновидность золотой лихорадки, так как правительство Севера спешно и иногда бессистемно раздавало контракты на обмундирование, продовольствие, оружие и другие предметы снабжения.
У Джозефа были хорошие связи в деловых кругах и кругах Республиканской партии. Но именно Исаак, младший из братьев, обеспечил Селигманам жизненно важное участие в начале войны. Независимо мыслящий и порой остроумный, он поначалу противился вступлению в семейный бизнес. В девятнадцать лет он открыл собственную вышивальную мастерскую на Сидар-стрит в финансовом районе Нью-Йорка. Однако постепенно братья привлекли его к участию в закупочных поездках в Европу и посредничеству при поставках золота в Лондон; к 1860 году он официально присоединился к семейному партнерству. Хотя он был самым младшим из партнеров, его острый ум в бизнесе соперничал с умом старшего брата. Отражая свою доверенную роль в семье, Айзек вел общую финансовую книгу клана.
В начале войны у Айзека был хорошо поставленный друг, работавший в Вашингтоне. Генри Гиттерман не был политиком или высокопоставленным чиновником. Он был армейским сатлером, отвечавшим за экипировку солдат, отправлявшихся на войну. Непритязательная работа Гиттермана неожиданно привела его в самый центр контрактной бонанзы. Пока военное министерство заключало многомиллионные контракты, Джозеф устроил Айзека в помощники к осажденному сатлеру - разумеется, взаимовыгодное соглашение. В первый год войны Селигманы заключили контракты на поставку военной формы и аксессуаров на сумму 1,44 миллиона долларов. Айзек, который объяснял свой успех в бизнесе "большой популярностью Джозефа в Вашингтоне", максимально использовал свое время в столице, однажды встретившись с Авраамом Линкольном в Белом доме во время вечернего приема в пятницу. Главным впечатлением от этого события стало не рукопожатие с президентом, а его удивление по поводу непринужденной одежды других гостей. "Мужчины появляются в рукавах рубашек!" - изумился он. "Что бы подумали о таком на придворном приеме в Лондоне?"
Братья быстро обнаружили, что работа по контракту в военное время, хотя и была прибыльной, но несла в себе множество головных болей. Помимо того, что часть обмундирования они производили сами на купленной Уильямом швейной фабрике, для выполнения заказов они привлекали субподрядчиков из других фирм. В некоторых случаях армейский квартирмейстер забраковывал партии одежды из-за некачественной работы или дефектов, и Селигманы, в отличие от менее щепетильных подрядчиков, заменяли поврежденные вещи за свой счет.
Кроме того, ведение бизнеса с федеральным правительством было сопряжено с существенным риском, поэтому требовалась определенная уверенность в том, что Север одержит победу в войне. В условиях истощения золотого запаса Казначейство США финансировало военные действия за счет огромных долговых обязательств (более 2,5 миллиардов долларов к 1865 году), выпуская высокопроцентные облигации, которые демонстрировали отчаяние правительства европейским инвесторам, изначально благосклонно относившимся к шансам Конфедерации (и, соответственно, ее долгу) в этом конфликте. Федеральное правительство испытывало такую нехватку денег, что в некоторых случаях Джозеф принимал оплату в казначейских облигациях, которые, в свою очередь, закладывал в нью-йоркских банках для покрытия платежей субподрядчикам братьев и других тратт на их счетах.
Выбивание денег из правительства, даже в виде облигаций, могло быть нелегким делом, о чем свидетельствует паническое письмо, которое Джозеф отправил высокопоставленному чиновнику казначейства в конце января 1862 года. "Только что полученная вами записка, - писал он, - в которой вы сообщаете мне, что ассигнования на обмундирование армии исчерпаны, является для меня поразительным и тревожным сообщением, поскольку Соединенные Штаты задолжали моей фирме миллион долларов". Если правительство не выполнит свои обязательства, предупреждал возмущенный торговец, это приведет к тяжелым последствиям не только для Селигманов, но и для цепочки нанятых ими подрядчиков. "Я не вижу другого выхода, кроме как приостановить строительство нашего дома, что повлечет за собой обрушение 20 других домов и выбросит 400 рабочих без работы. Мой дорогой сэр, ради Бога, посмотрите, нельзя ли договориться с секретарем, чтобы избежать этой ужасной катастрофы. Для меня это действительно вопрос жизни и смерти".
В начале следующего месяца Джозеф отправился в Вашингтон с рекомендательным письмом к министру финансов Салмону П. Чейзу. Уединенный и лишенный чувства юмора человек, Чейз бросил вызов Линкольну в борьбе за президентскую номинацию от республиканцев в 1860 году и мало что делал, чтобы скрыть свою уверенность в том, что Белый дом занял не тот человек. Его самооценка была настолько высока, что примерно во время визита Джозефа он решил украсить однодолларовую купюру (первую федеральную валюту) портретом своего угрюмого лица. В письме Джозефа от президента Национального банка обуви и кожи, в совет которого входил Джозеф, он отзывался о нем как об "одном из наших самых умных, патриотичных и ответственных граждан" и человеке, который "всегда оказывал сердечную поддержку правительству в подавлении этого нечестивого мятежа".
Во время своего визита в Вашингтон Джозеф, возможно, еще раз привел доводы в пользу быстрой оплаты, но он также сделал еще одно предложение, предложив использовать европейские деловые контакты своей семьи для продажи северных ценных бумаг на континенте. Переговоры с Чейзом едва не сорвались из-за того, что секретарь потребовал, чтобы Селигманы выступили гарантами той части облигаций, которую они собирались продать. Другими словами, им пришлось бы самим согласиться на покупку облигаций и взять на себя риск, если бы они не смогли их продать. Джозеф, настороженный предыдущими сделками с правительством, отмахнулся от мысли о том, что ему достанется куча непродаваемых облигаций. Но в конце концов он устроился субагентом Джея Кука, филадельфийского финансиста, контролирующего обширную сеть по продаже облигаций от
