наггетсы и фри на дом. Никаких макарон, я их тоже не люблю, скажу тебе по секрету, — отвечает Гордей, и я вижу, что ему нравится удовлетворять потребности сына.
Я замечаю, что они сближаются, но не препятствую. Дима сегодня испытал стресс, поэтому я считаю, что можно сделать послабления и заказать фастфуд.
Когда мы подъезжаем к нашему дому, Гордей выходит из машины с выражением шока на лице. Он осматривается по сторонам и явно делает неутешительные выводы о районе, в котором мы живем.
— Во сколько ты возвращаешься с работы, Соня? И где работаешь? Скинь мне адрес.
— Не много ли ты просишь, Гордей Владимирович? — фыркаю я и закатываю глаза, не собираясь отчитываться перед бывшим мужем.
— Ты мать моего ребенка, так что нет, не много.
— Вот именно, что я мать Димы, а не твоя жена, Гордей. Лучше следи за собственной Анфисой, ты и с этим-то не справляешься, куда лезешь ко мне?
Мы с сыном заходим в подъезд. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, идет ли за нами Гордей. И без того знаю, что он не отступится. Буквально слышу, как он стискивает челюсти и хрустит костяшками пальцев, но заставить меня делать то, что он хочет, не может.
Когда мы поднимаемся на свой этаж, около квартиры я снова вижу сотрудников службы опеки, и мое настроение слегка портится, так как я не хочу, чтобы они осматривали квартиру при Гордее. Он и так будет шокирован обстановкой в подъезде и в нашей комнате, а эти тетки со службы опеки лишь подольют масла в огонь. Но деваться некуда, выгнать их я тоже не могу.
— Вы снова тут? — говорю я, когда мы подходим ближе. — Мы же уже выяснили с вашей сестрой, что я не сплю с ее мужем Давидом Никифоровичем. В чем проблема?
— На что это вы намекаете, София Павловна? — щурится Ирина Петровна, сестра жены нотариуса. — Нам поступил официальный вызов, и я же уже сказала, что вы под нашим наблюдением, поэтому приходить мы можем, когда захотим.
— И что на этот раз?
Мне не нравится, что они устроили паломничество к нам с Димой, но поделать с этим ничего не могу. Догадываюсь, что на этот раз звонок поступил от Анфисы, поэтому стараюсь сохранять спокойствие, так как повлиять не могу.
— Поступила жалоба, что вы не можете даже уследить за своим сыном, и он у вас был похищен прямо из-под носа.
— Как видите, это ложь.
Я киваю на сына, который держится за мою руку и с любопытством и легким страхом смотрит на этих женщин. Ирина Петровна и Тоня Семеновна опускают свои взгляды и недовольно хмурятся. Такое чувство, что им доставляет удовольствие причинять мне проблемы и им не нравится, что всё идет не по их плану.
Конечно, я бы могла сказать, что Диму похитили из детского сада, но это лишь усложнит ситуацию.
— Мужиков домой водим, София Павловна? — вставляет свои пять копеек Тоня Семеновна.
Они с интересом изучают Гордея Владимировича, и я буквально вижу, как в их глазах возникают вопросы. Они ведь не слепые, видят разницу в наших статусах.
Они уже вешают на меня клеймо неблагополучной и не понимают, как такой состоятельный человек, как Орлов, мог оказаться рядом со мной.
— Мужиков? Боже упаси! — закатываю я глаза и радуюсь тому, что он поднялся вместе с нами. — Вы, кстати, его знаете. Это Гордей Владимирович Орлов, отец моего сына. Еще какие-то вопросы?
— Что здесь вообще происходит, Соня? — наконец, подает он голос и хмурится.
Я до сих пор помню, что его вид всегда пугал сотрудников, заставляя делать свою работу с первого раза. Все они боялись, что он выйдет из себя.
Вот только служба опеки, как мне кажется, не берет в свои ряды слабохарактерных, так как Ирина Петровна лишь приподнимает бровь и осматривает его с таким видом, будто он вошь под ее туфлями.
— Мы служба опеки. Следим, чтобы мальчик жил в надлежащих условиях. В противном случае заберем его в детдом.
Ирине Петровне Орлов не нравится, это я понимаю по ее фразе про детский дом, так как в прошлый раз она намекала на то, что они отдадут ребенка отцу. Но в этот раз такой вариант не предоставляют.
Конечно, я знаю, что по закону они отдадут ребенка отцу, если посчитают, что я неблагополучная мать, которая не может дать ребенку минимум необходимого. Но им, кажется, нравится нас пугать.
— В детдом? Мой сын никогда не поедет в детдом. Будьте уверены, сегодня же я свяжусь с вашим начальством, и мы посмотрим, на каких основаниях вы здесь околачиваетесь.
Голос Гордея звучит угрожающе, и он явно настроен устроить им "кузькину мать". А я удовлетворена, что он поставил их на место. Почему-то все всегда боятся мужчин, женщин же — нет.
Когда они уходят, не получив того, зачем пришли, я открываю дверь, и мы входим внутрь.
Я осознаю, что Гордей противоречит сам себе. Я отправляю Диму помыть руки в ванную, а сама оборачиваюсь к бывшему мужу и смотрю на него снизу вверх.
— Я хочу знать твои дальнейшие планы, Гордей.
— Сначала ответь мне, что еще за Давид Никифорович и почему служба опеки думает что ты с ним спишь? Это твой любовник?!
— Сначала ответь мне, что за Давид Никифорович и почему служба опеки думает, что ты с ним спишь? Это твой любовник?!
Предположение Гордея вызывает у меня замешательство, поэтому я осекаюсь и просто молча смотрю на него во все глаза.
В душе закипает раздражение от того, что он лезет не в свое дело.
— Да, конечно, моей мечтой всегда было иметь в любовниках пятидесятилетнего пузатого и практически лысого мужика.
Я прищуриваюсь и с вызовом смотрю на бывшего мужа.
— А тебе какое дело, Гордей? У тебя есть своя жена, как я уже говорила, смотри за ней. Вдруг у нее там появился какой-нибудь фитнес-тренер.
Конечно, я понимаю, что говорю клишированными фразами, но я не знаю их образ жизни, и это единственное, что сейчас могу сказать.
За время брака с ним я поняла, что лучший способ коммуникации в таких моментах — это нападать самой, чтобы его дезориентировать. Если бы я начала оправдываться, он бы почувствовал слабость и начал бы нападать сильнее.
