статистика сыграла важную роль в объединении Италии, как в воображении, направленном на будущее нации, так и в качестве специальных знаний, имевшихся в распоряжении новых элит. Не успело быть достигнуто политическое единство, как статистические исследования распространились как лесной пожар; даже либералы были заинтересованы в учете населения и ресурсов страны, а также в наблюдении за работой нижестоящих органов власти с позиции центрального правительства. Италия, в некотором смысле, была порождением статистики.
Девятнадцатый век можно рассматривать как век счета и измерения. Идея всеобъемлющей таксономии переросла в веру в то, что сила числа - статистической обработки или даже "социальной математики", как выразился маркиз де Кондорсе, яркая звезда позднего Просвещения, - может открыть человеческому разуму саму истину. Именно в XIX веке общества впервые измерили себя и заархивировали результаты.
Есть основания полагать, что иногда они заходили слишком далеко. В некоторых странах статистических знаний было получено больше, чем можно было обработать с научной и административной точки зрения. Статистика стала тем, чем она является и сегодня: формой политической риторики. Категории, которые должны были разработать статистики, были овеществлены в руках государственных бюрократий. Категории, которые статистика сделала технически необходимыми - классы, слои, касты, этнические группы, - приобрели способность формировать реальность для административных ведомств и, более того, для восприятия обществом самого себя. У статистики появилось два лица: инструмент социологического описания и объяснения и мощный механизм стереотипизации и навешивания ярлыков на людей. В обоих отношениях она стала центральным элементом социального воображения. Нигде второе лицо не проявилось так ярко, как в колониальном мире. Там, где социальные отношения было гораздо сложнее понять, чем в близком и знакомом окружении, многие европейские наблюдатели и администраторы поддались обманчивому соблазну объективности и точности, когда они не просто оступились из-за практических препятствий, связанных с приковыванием внимания к мобильному населению.
5. Новости
Пресса и ее свобода
Пресса XIX века выходила за рамки реалистического романа, статистики и эмпирических описаний общества. Еженедельные или ежедневные газеты, а также периодические издания и журналы открывали коммуникативные пространства всех мыслимых измерений - от местного листка до лондонской "Таймс", которая к концу века приносила новости со всего мира и доставляла свои газеты для чтения на все континенты. Условия политической коммуникации изменились сразу же после появления прессы. Требование свободы печати, а значит, возможности высказывать свое мнение без страха наказания, стало преобразующим импульсом во всех странах, впервые создав нечто вроде общественного пространства, где граждане обменивались идеями и отстаивали право на получение информации. Отцы-основатели Соединенных Штатов считали, что только хорошо информированные члены общества способны выполнять свою гражданскую ответственность - оптимистичные предположения о появлении популярной прессы мало кто разделяет.
Можно и по-другому взглянуть на пространство, открытое прессой, - как на новый уровень осмысления обществом самого себя. Различия между разными типами печатных изданий были подвижны. В первые десятилетия века короткие "памфлеты" играли важную роль и обходили цензуру успешнее, чем книги и газеты. Нечеткость границ проявилась в том, что многие романы, в том числе и большинство романов Диккенса, первоначально выходили в журналах в виде серий.
Характерными особенностями газеты были: (1) регулярное издание; (2) работа редакционного коллектива; (3) разделение на отдельные отделы и направления; (4) выход за пределы регионального и социального кругозора читателей; (5) рост актуальности, что в Германии означало увеличение доли новостей менее чем однодневной давности с 11% в 1856 году до 95% в 1906 году; (6) все более индустриальное производство, основанное на новейших технологиях, что требовало значительных капиталовложений для массовой прессы; и (7) колеблющийся рынок, который зависел от ежедневных решений покупателей в газетном киоске, за исключением подписчиков.
Газета утверждала читателя в качестве политически зрелого субъекта и одновременно мобилизовала его на достижение определенных целей. Период с середины XIX века до конца 1920-х годов (когда радио стало охватывать широкие слои населения в Европе и Америке) был эпохой, когда пресса не имела конкурентов в мире средств массовой информации. Поскольку пресса еще не была настолько сконцентрирована, как это произойдет вскоре, то, например, о США можно сказать, что количество и разнообразие печатных источников новостей на рубеже ХХ века было больше, чем когда-либо до или после него. К тому времени "магнат" прессы стал самостоятельной политической силой в таких странах, как США, Великобритания и Австралия.
Золотой век прессы мог начаться только при наличии свободы печати. В таких странах, как Германия, где цензура не ослабевала по мере развития производственных технологий, "семейные листки" и иллюстрированные журналы имели более легкие политические условия, чем газеты. Карлсбадские указы 1819 г. установили в Германской конфедерации крайне репрессивные законы о печати, и хотя цензорам зачастую было слишком сложно строго их применять, они ежедневно доставляли издателям и журналистам массу неудобств. Но карлсбадская система не пережила революции 1848 г.; в любом случае необходимость в предварительной цензуре отпала, поскольку у государственных аппаратов появились другие средства контроля за печатным словом. Полиция и суды взяли на себя функции цензора, об уходе которого стали почти сожалеть. Первым германским государством, где в 1864 г. была введена полная свобода печати, стало королевство Вюртемберг, но прошло еще десять лет, прежде чем имперский закон о печати навсегда покончил с превентивной цензурой на всей территории рейха. Отныне изданиям, оскорблявшим власти, приходилось опасаться преследований, но уже не подавления. Однако в дальнейшем в борьбе с католиками и особенно социал-демократами Отто фон Бисмарк не переставал покушаться на свободу прессы. Оппозиционные журналисты никогда не были защищены от преследований, а канцлер в кулуарах использовал в своих целях консервативную прессу. Только после 1890 г. буржуазная пресса - для социалистов все было не так просто - получила свободу, которая долгое время считалась само собой разумеющейся в англоязычном мире.
Особое место стран, отмеченных британской культурой, нигде так не проявляется, как в отношении свободы печати. Ареопагитика" Джона Мильтона, который уже в 1644 году призвал покончить с системой предварительного лицензирования изданий, окажет на него неизгладимое влияние. В США Первая поправка (ратифицированная в 1791 году) запрещает Конгрессу принимать законы, ограничивающие свободу слова и печати. Конечно, это положение оставалось открытым для интерпретации, и с 1798 года неоднократно возникал вопрос о том, когда оно было отменено общим законом о "подстрекательской клевете", печально известным своей свободой применения для защиты "общественных деятелей". Но в целом Америка XIX века была страной со свободной прессой. Идея прессы как институционального противовеса правительству, "четвертой власти", все глубже укоренялась в ее политической культуре. В Великобритании после 1695 года государство уже не имело юридического права выступать против критических
