Юлий так и сделал, Альфонсо приехал и был милостиво отпущен, но когда он отказался обменять Феррару на маленький Асти, Юлий объявил его конспирацию недействительной и пригрозил ему заключением и арестом. Фабрицио Колонна, передавший герцогу конспиративную грамоту, почувствовал, что затронута его собственная честь; он помог Альфонсо бежать из Рима; после тяжелых приключений Альфонсо вернулся в Феррару и там возобновил вооружение своих крепостей и стен.
И вот, наконец, демоническая энергия Папы-воина иссякла. В конце января 1513 года он слег в постель с осложнением болезни. Беспощадные сплетники говорили, что его беда - последствие "французской болезни", другие - что она произошла от неумеренной еды и питья.14 Когда никакое лечение не помогло снять лихорадку, он примирился со смертью, отдал распоряжения о своих похоронах, призвал Латеранский собор продолжать свою работу без перерыва, признал себя великим грешником, попрощался со своими кардиналами и умер с тем же мужеством, с которым жил (20 февраля 1513 года). Весь Рим оплакивал его, и небывалая толпа собралась, чтобы проститься с ним и поцеловать ноги трупа.
Мы не можем оценить его место в истории, пока не изучим его как освободителя Италии, как строителя собора Святого Петра и как величайшего покровителя искусств, которого когда-либо знало папство. Но современники были правы, рассматривая его в первую очередь как государственного деятеля и воина. Они боялись его неисчислимой энергии, его ужасающей силы, его проклятий и, казалось, неукротимого гнева; но они чувствовали за всей его жестокостью дух, способный на сострадание и любовь.* Они видели, что он защищал папские государства так же беспринципно и безжалостно, как Борджиа, но не с целью возвеличить свою семью; все, кроме его врагов, аплодировали его целям, даже когда содрогались от его языка и оплакивали его средства. Он управлял отвоеванными государствами не так хорошо, как Цезарь Борджиа, поскольку был слишком увлечен войной, чтобы быть хорошим администратором; но его завоевания были прочными, и папские государства отныне оставались верными Церкви, пока революция 1870 года не положила конец временной власти пап. Юлий грешил, как Венеция, Лодовико, Александр, призывая в Италию иностранные армии; но ему удалось лучше, чем его предшественникам и преемникам, освободить Италию от этих сил, когда они отслужили свой век. Возможно, спасая Италию, он ослабил ее и приучил "варваров" к тому, что они могут вести свои распри на солнечных равнинах Ломбардии. В его величии были элементы жестокости; напав на Феррару и захватив Пьяченцу и Парму, он был введен в заблуждение корыстью; он мечтал не только сохранить законные владения Церкви, но и сделать себя хозяином Европы, диктатором королей. Гиччардини осуждал его за то, что он "принес империю Апостольскому престолу оружием и пролитием христианской крови, вместо того чтобы потрудиться подать пример святой жизни";16 Но вряд ли можно было ожидать от Юлия на его месте и в его возрасте, что он оставит папские государства Венеции и другим нападающим и рискнет выживанием Церкви на чисто духовных основаниях, когда весь мир вокруг него не признавал никаких прав, кроме тех, которые вооружались силой. Он был тем, кем должен был быть в обстоятельствах и атмосфере своего времени; и его время простило его.
II. РИМСКАЯ АРХИТЕКТУРА: 1492-1513 ГГ.
Самой долговечной частью его деятельности стало покровительство искусству. При нем Ренессанс перенес свою столицу из Флоренции в Рим, и там достиг своего зенита в искусстве, как при Льве X он достигнет своего пика в литературе и учености. Юлий не очень любил литературу: она была слишком тихой и женственной для его темперамента; но монументальное в искусстве вполне соответствовало его натуре и жизни. Поэтому он подчинил все другие искусства архитектуре и оставил новый собор Святого Петра как показатель своего духа и символ Церкви, чью светскую власть он спас. То, что он финансировал Браманте, Микеланджело, Рафаэля и сотню других, а также дюжину войн и оставил в папской казне 700 000 флоринов, - одно из чудес истории и одна из причин Реформации.
Ни один другой человек не привозил в Рим столько художников. Именно он, например, пригласил Гийома де Марсильята из Франции для создания прекрасных витражей в Санта-Мария-дель-Пополо. Для его обширных концепций было характерно, что он попытался примирить христианство и язычество в искусстве, как это сделал Николай V в письмах; ведь что такое станцы Рафаэля, как не выверенная гармония классической мифологии и философии, древнееврейского богословия и поэзии, христианских чувств и веры? И что может лучше представить союз языческого и христианского искусства и чувства, чем портик и купол, внутренние колонны, статуи, картины и гробницы собора Святого Петра? Прелаты и вельможи, банкиры и купцы, толпами хлынувшие в обогатившийся Рим, последовали примеру Папы и построили дворцы с почти имперским великолепием, пышно соперничая друг с другом. Сквозь хаос средневекового города или из него были прорублены широкие проспекты, открыты сотни новых улиц, одна из которых до сих пор носит имя великого Папы. Древний Рим восстал из руин и снова стал домом Цезаря.
Если не считать собора Святого Петра, это был век дворцов, а не церквей. Экстерьеры были однообразны и просты: обширный прямоугольный фасад из кирпича, камня или лепнины, портал из камня, обычно вырезанный в каком-нибудь декоративном орнаменте; на каждом этаже равномерные ряды окон, увенчанные треугольными или эллиптическими фронтонами; и почти всегда венчающий карниз, элегантная конфигурация которого была особым испытанием и заботой архитектора. За этим непритязательным фасадом миллионеры скрывали роскошь орнамента и показухи, редко открывавшуюся завистливому глазу обывателей: центральный колодец, обычно окруженный или разделенный широкой лестницей из мрамора; на первом этаже - простые комнаты для ведения дел или хранения товаров; на втором этаже - piano nobile, просторные залы для приемов и развлечений, художественные галереи, с тротуарами из мрамора или прочной цветной плитки; мебель, ковры и текстиль изысканного материала и формы; стены, укрепленные мраморными пилястрами, потолки с кессонами в виде кругов, треугольников, ромбов или квадратов; на стенах и потолках картины знаменитых художников, обычно на языческие темы - ведь мода теперь предписывала христианским джентльменам, даже из сукна, жить среди сцен из классической мифологии; а на верхних этажах - личные покои для лордов и леди, для ливрейных лакеев, для детей и нянек, воспитателей, гувернанток и горничных. Многие мужчины были достаточно богаты, чтобы иметь, помимо дворцов, сельские виллы как убежище от городского шума или летнего зноя; и эти виллы тоже могли скрывать сибаритскую славу орнамента и комфорта, а также шедевры фресок Рафаэля, Перуцци, Джулио Романо, Себастьяно дель Пьомбо..... Архитектура дворцов и вилл была
