Войны рассыпались по соседним коридорам и залам, спеша поживиться царским добром.
Гай переглянулся с Публием и сказал, прищурив глаза:
– Фавст Корнелий Сулла не устоит перед таким богатством! За эти вещи мы сможем купить себе прощение, если нашего участия в штурме дворца окажется недостаточно!
– Я больше рассчитываю на помощь царя Ариобарзана. Ему и преподнесу эти дорогие ножны!.. Жаль, меча не оказалось.
Шум и крики отвлекли их. В опочивальню ввалилась толпа «медных щитов» и остановилась, оторопев при виде обезглавленного трупа грозного царя. Многие поспешили криками передать всем потрясающую новость.
– Митридат мертв! – выкрикивали воины истошно, в каком-то исступлении.
– Митридат мертв! – подхватывали другие и несли эту новость по коридорам дворца, за стены акрополя и дальше, на улицы города. – Митридат мертв!.. Да живет и здравствует молодой и мудрый царь Фарнак!
С исчезновением Евлупора сопротивление защитников старого царя стало ослабевать, воины все чаще стали оглядываться назад, больше думая о возможности отступления, чем о победе. Их осталось не так много. Израненные и помятые, они испытывали жажду, но не находили глотка воды.
С трудом отбросив повстанцев и соорудив еще один завал перед дверью, они заперлись в полутемном коридоре, получили небольшую передышку.
– Нет Евлупора!.. Убит или пленен! – говорили воины, тяжело дыша.
– Наверное, он переметнулся на сторону молодого царя, а нас покинул! – отвечали им другие с досадой.
– Что делать нам?.. Выйти и сдаться – нас перебьют! Не простят большой крови, пролитой нами!
– Сдаваться нельзя, мы со старым царем клятвой связаны!
– Боги не простят!
– Надо держаться до победы!
Удары тарана заставили всех вздрогнуть, схватиться за оружие. Сейчас рухнет временная преграда, и начнется последний бой. Изготовившись к рукопашной схватке, они опять вспомнили Евлупора. Даже проклинали его за измену.
– Не верю я, что Евлупор мог изменить! – в сердцах отозвался старый воин. – Он погиб, это вернее!
– Все-таки он предал нас, твой Евлупор! – огрызнулся молодой воин с разрубленной бровью, сильно кровоточащей.
– Жив я и не предал вас! – загремел знакомый бас откуда-то сзади.
Из-за поворота коридора появился потерянный вожак в сопровождении незнакомого человека мирного вида.
– Евлупор!.. Где ты был? – раздались сразу несколько голосов, в которых прозвучали и раздражение и надежда.
– Где я был, там меня уже нет!.. Скажу только, что дело наше проиграно, ибо Митридата нет в живых! Умер он, и сражаться нам не за кого!.. Сдаваться тоже нельзя, мы последние защитники покойного царя и с нами поступят по праву войны!
– Что же делать?.. Скажи, Евлупор!
Воины обступили старшого и ждали ответа, одновременно слушая, как таран сокращает их передышку ухающими ударами. В их глазах отражались разноречивые чувства – страх, подозрительность, ожесточенность. Среди них были понтийцы из бывших ратей Митридата, греки из Диоскуриады, соблазненные добычей, свирепые исавры с южных гор Анатолии, соаны, которые пошли в поход за царское жалованье и в чаянии грабежа. Теперь все они чувствовали себя погибшими и горько сожалели, что покинули родные места.
– Что делать – скажу!.. Только поклянитесь мне быть верными до конца!.. Я хочу вывести вас из акрополя и помочь вам бежать из города, может даже – в родные края!
– В родные края?! – ахнули все. – Мы готовы поклясться тебе всеми богами, если это правда!
– Но скажу прямо – впереди борьба!.. Кто сомневается или колеблется, пусть сразу отойдет в сторону и ищет милости у нового царя!..
Несколько человек отошли в сторону. Остальные подняли руки и поклялись в верности своему вожаку до смерти. Евлупор неожиданно зажег для них факел надежды, от которого пахнуло дымом родных очагов.
– Приказывай нам, Евлупор, – вскричали они дружно, – только выведи нас из дворца, здесь мы все погибнем бесславно!
Удары тарана и шум за дверями вдруг прекратились. После короткого затишья послышались торжествующие крики:
– Митридат мертв!.. Митридат мертв!.. Да живет долгие годы прекрасный царь Фарнак!.. Слава, слава!..
Эти выкрики волной прокатились всюду и достигли ушей молодого царя, который находился за пределами акрополя и лично в штурме не участвовал. Услышав, что Митридата уже нет в живых, он вздрогнул и в то же время вздохнул облегченно. Сделав молитвенный жест, который видели все, он возликовал в душе, ибо только теперь поверил в победу. Кончилось опасное двоецарствие, всякая борьба сторон становилась бессмысленной. Боспор, потеряв старого властелина, обрел нового вместе с новыми надеждами. Рим избавился от сильнейшего врага, а народы лишились талантливого вождя в их борьбе против Рима.
Начинались новые времена, в истоке которых стоял Фарнак, хотя и не великан, как его отец, но тоже Ахеменид. Унаследованная от предков жажда власти и всеподчинения впоследствии привела его на ту же тропу антиримской борьбы, которая была проторена ранее ратями Митридата. Но это произошло много позже. Сейчас же всякий знал, что молодой царь хочет мира и дружбы с великой державой Запада.
Победа Фарнака была отмечена новым взрывом ликования и разливанным морем заздравных криков как среди войска, так и со стороны боспорских граждан, заполонивших все соседние улицы. Выслушав приветствия с подобающим достоинством, Фарнак спросил приближенных:
– Какой смертью почил мой родитель?
Среди окружающих никто этого не знал. Притащили захваченных во дворце евнухов, но те от страха не могли говорить и еле стояли на ногах, ожидая лютой смерти. Потом привели еще одного пленника, мужа престарелого, с седой головой. Его обнаружили в царской молельне.
Это был дандарийский царь Олтак, последний приближенный Митридата. Он упал на колени перед Фарнаком и бормотал что-то невнятное.
– Дарую тебе жизнь, Олтак! – произнес царь. – Скажи, ты присутствовал при кончине моего отца? Как он умер?
– Евнухов спроси! – простонал Олтак, начиная приходить в себя. – Они видели и рассказали мне, что государь принял яд, но тот не подействовал! Тогда царь стал метаться по опочивальне с криками: «Смерти хочу я, смерти!.. Убейте меня!» В это время евнухи увидели Битоита с мечом, а за ним преследователей из римлян-перебежчиков. И бежали в безопасное место, где их и нашли. Верны ли их слова, не знаю, сам я ничего не видел!