божественный Микель Аньоло в более поздней жизни закончил ту великую [Сикстинскую] капеллу, он никогда не поднимался и на полпути к той же вершине могущества".34
Мы не можем сказать ничего определенного. Картина так и не была написана, карикатура утеряна, а от множества сделанных копий сохранились лишь незначительные фрагменты. Пока Анджело работал над эскизом, папа Юлий отправлял флорентийской синьории одно послание за другим, приказывая отправить его обратно в Рим. Содерини, любящий художника и опасающийся за его безопасность в Риме, решил повременить. После третьего письма от папы он умолял Анджело подчиниться, говоря, что его упрямство ставит под угрозу мирные отношения между Флоренцией и папством. Михаил потребовал конспирацию, которую должен был подписать кардинал Вольтерры. Во время задержки Юлий захватил Болонью (ноябрь 1506 года). Теперь он отправил во Флоренцию императивный приказ, чтобы Микеланджело прибыл в Болонью для выполнения важного поручения. Вооружившись письмом Содерини к Юлию, в котором тот умолял папу "проявить к нему любовь и обойтись с ним ласково", Микеланджело снова отправился за снега Апеннин. Юлий принял его с тяжелым хмурым видом, выпроводил из комнаты епископа, который осмелился упрекнуть художника в непослушании, дал Анджело ворчливое прощение, и характерное поручение. "Я хочу, чтобы вы изготовили мою статую в большом масштабе в бронзе. Я хочу поместить ее на фасаде Сан-Петронио".35 Майкл был рад вернуться к скульптуре, хотя и не был уверен в своей способности удачно отлить сидящую фигуру высотой в четырнадцать футов. Юлий выделил тысячу дукатов на работу; позже Анджело сообщил, что потратил на материалы все, кроме четырех дукатов, так что у него осталось только это вознаграждение за два года труда в Болонье. Задача была столь же душераздирающей, как и та, которую Челлини описал для отливки Лоджии Персея. "Я работаю день и ночь, - писал скульптор своему брату Буонаррото, - если бы мне пришлось начать все сначала, я не думаю, что смог бы это пережить".36 В феврале 1508 года статуя была поднята на свое место над главным порталом собора. В марте Михаил вернулся во Флоренцию, вероятно, молясь о том, чтобы никогда больше не видеть Юлия. Три года спустя, как мы уже видели, статуя была переплавлена в пушку.
Почти сразу же Папа послал за ним. Анджело вернулся в Рим и с досадой обнаружил, что Юлий хочет, чтобы он не высекал великую гробницу, а расписал потолок капеллы Сикста IV. Он колебался перед проблемами перспективы и ракурса при росписи потолка на высоте 68 футов над полом; он снова протестовал, что он скульптор, а не живописец; напрасно он рекомендовал Рафаэля как лучшего мастера для этой работы. Юлий командовал и уговаривал, обещая гонорар в 3000 дукатов (37 500 долларов?); Михаил боялся Папы и нуждался в деньгах. Все еще бормоча: "Это не мое ремесло", он взялся за тяжелую и нелегкую задачу. Он послал во Флоренцию пятерых помощников, обученных дизайну; снес неуклюжие строительные леса, возведенные Браманте, возвел свои собственные и принялся за работу, измеряя и нанося на карту десять тысяч квадратных футов потолка, планируя общий дизайн, создавая карикатуры для каждого отдельного пространства, включая эспандрели, пендентивы и люнеты; всего должно было быть 343 фигуры. Было сделано множество предварительных эскизов, некоторые - с живых моделей. Когда окончательная форма карикатуры была готова, ее осторожно переносили на леса и прикладывали лицевой стороной наружу к свежеоштукатуренной поверхности соответствующего места; затем через рисунок в штукатурке прочерчивались линии композиции, карикатура снималась, и скульптор приступал к росписи.
Более четырех лет - с мая 1508 года по октябрь 1512 года - Анжело работал над потолком Сикстинской галереи. Не непрерывно; были перерывы неопределенной продолжительности, например, когда он отправлялся в Болонью, чтобы выпросить у Юлия дополнительные средства. И не один: у него были помощники, которые растирали краски, готовили штукатурку, возможно, рисовали или писали какие-то мелкие детали; некоторые фрески свидетельствуют о неполноценных руках. Но пять художников, которых он вызвал в Рим, вскоре были уволены; стиль Анджело в концепции, дизайне и раскраске настолько отличался от их и флорентийских традиций, что он находил их скорее помехой, чем помощью. Кроме того, он не умел ладить с другими, и одним из его утешений на эшафоте было то, что он был один; там он мог думать, с болью, но спокойно; там он мог воплотить в жизнь изречение Леонардо: "Если ты один, ты будешь полностью принадлежать себе". К техническим трудностям Юлий добавил нетерпение закончить и показать великую работу. Представьте себе старого Папу, устанавливающего хрупкую раму, подтягивающегося к помосту художника, выражающего восхищение и постоянно спрашивающего: "Когда это будет закончено?" Ответ был уроком честности: "Когда я сделаю все, что, по моему мнению, необходимо для удовлетворения искусства".37 На что Юлий гневно ответил: "Вы хотите, чтобы я сбросил вас с этого эшафота?"38 Поддавшись папскому нетерпению, Анджело снял леса, не дождавшись последних штрихов. Тогда Юлий подумал, что нужно добавить немного золота, но усталый художник убедил его, что золотые украшения вряд ли украсят пророков или апостолов. Когда Михаил в последний раз сошел с эшафота, он был изможден, истощен, преждевременно состарился. Рассказывают, что его глаза, давно привыкшие к приглушенному освещению часовни, с трудом переносили свет солнца;39 А по другой версии, ему было легче читать, глядя вверх, чем держа страницу под глазами.40
Первоначальный план Юлиуса для потолка состоял лишь из серии апостолов; Микеланджело убедил его разрешить более масштабную и благородную схему. Он разделил выпуклый свод на сто с лишним панелей, изобразив между ними колонны и лепнину, и усилил трехмерную иллюзию пышными юношескими фигурами, поддерживающими карнизы или восседающими на капителях. На главных панелях, идущих вдоль гребня потолка, Анджело изобразил эпизоды из Бытия: первый акт творения отделяет свет от тьмы; солнце, луна и планеты появляются на свет по повелению Творца - величественной фигуры со строгим лицом, мощным телом, с бородой и развевающимися в воздухе одеждами; Всемогущий, еще более совершенный по форме и чертам, чем на предыдущей панели, протягивает правую руку, чтобы создать Адама, а левой держит очень красивого ангела - эта панель является живописным шедевром Микеланджело; Бог, теперь уже гораздо более древнее и патриархальное божество, создает Еву из ребра Адама; Адам и Ева едят плоды дерева и изгоняются из Эдема; Ной и его сыновья готовят жертвоприношение Богу; поднимается потоп; Ной празднует, выпив слишком много вина. Все в этих панелях ветхозаветно, все гебраистично; Микеланджело принадлежит к пророкам , возвещающим гибель, а не к евангелистам, провозглашающим Евангелие любви.
В спандрелях чередующихся арок Анджело написал
