современного духовенства с 1848 г., а также вопреки более старой линии аристократического и священнического глумления над буржуазной жизнью.
Риторические и этические изменения на национальном уровне были необходимы для первой промышленной революции, а затем для Великого обогащения. Это было даже, возможно, совместно достаточно - права собственности были сверхнасыщенным решением, созданным в Европе за много веков до этого и в любом случае характерным для большинства обществ по всему миру, в которое был опущен кристалл достоинства обычной жизни.² Новое расширение свободы и достоинства для инновационной буржуазии, как сказал бы Чарльз Тилли, столкнулось в северо-западной Европе со "структурой возможностей", которая сделала возможным рост, хотя он не признал бы, что такие же структуры были в Японии, Китае и других странах.
В долгосрочной перспективе это было неожиданно. Дуглас Норт и Роберт Томас в 1973 году утверждали обратное: "Промышленная революция не была источником экономического роста".³ По их мнению, начинать надо гораздо раньше.
Возникает вопрос: почему? Почему все причины должны лежать глубоко в истории? Только если остановить историю Европы в 1800 г. н.э. или даже, в крайнем случае, в 1870 г., можно убедить себя в том, что преддверие Великого обогащения лучше всего рассматривать как тысячу лет или пятьсот, в течение которых в Англии наблюдался, как утверждали Томас и Норт (они не располагали преимуществами недавних исследований величин), "устойчивый экономический рост". Этот "устойчивый рост", как мы выяснили впоследствии, составлял примерно одну десятую процента в год. Максимум - две десятых. Хорошо для средневековой и ранней современной Англии. Но если перенестись в настоящее время, то становится ясно, что величайшим фактом светской истории является не разбег 1348-1750 годов - если "разбег" и был, то как бы для прыжка в высоту, а не просто неуместная пробежка в другую сторону по дорожке. Не является величайшим фактом и впечатляющая промышленная революция 1750-1848 годов. Это удивительное обогащение, последовавшее за ней, Великое обогащение, не столь удивительное в 1867 г., когда писал зрелый Маркс, но ставшее удивительным в 1883 г., когда говорил молодой Тойнби. Это был не просто рост в 2 раза за много веков (как "разбег"), и даже не в 2 раза за одно столетие (как классическая промышленная революция 1760-1860 гг.), а в 100 раз за два столетия, если учесть повышение качества. Это был устойчивый экономический рост в 5,87% в год - в шестьдесят раз выше, чем в средневековье и раннем средневековье, и намного выше, чем даже достойная восхищения британская промышленная революция.
Некоторые из моих коллег-историков экономики, такие как Стивен Бродберри, Бишнуприя Гупта и Ян Луитен ван Занден, много говорят о медленном удвоении или утроении доходов в Европе до промышленной революции (по мнению Мэддисона, определенно утроении) и заученно спорят в журналах о ее точных размерах. Как выразились Ютта Вольт и ван Занден в стиле Норта и Томаса, "промышленная революция, начавшаяся в Великобритании (и быстро распространившаяся в Западной Европе и Северной Америке), была, таким образом, не внезапным переломом в экономических показателях, а продолжением роста, наблюдавшегося со времен Средневековья"⁴ Аналогичным образом Жан-Лоран Розенталь и Б. Бин Вонг проводят большую часть книги "До и после дивергенции: The Politics of Economic Change in China and Europe (2011) убедительно аргументируют сравнение двух концов Евразии между 1500 и 1800 гг. Но они признают, что "наше объяснение того, почему современный экономический рост начался в Европе, а не в Китае, остановилось около 1800 г."⁵ Они полагают, без доказательств и вопреки данным о доходе на душу населения или о небольшом размере секторов, затронутых модернизацией в Великобритании к 1800 г., что "большая дивергенция в технологических изменениях ... была завершена к 1800 г.". Ничего подобного нет. Огромная часть технологических изменений возникла в условиях после 1800 года. В лучшем случае 1800 год был концом начала, а не началом конца.
Остановка на 1800 г. - это ошибка исторического суждения, совершенная учеными-экономистами и историками, которыми я безмерно восхищаюсь и на многие работы которых я здесь опираюсь. Лучше бы им, - неуверенно предлагаю я, - обратить внимание на реальный источник нашего нынешнего состояния - Великое обогащение - и перестать спорить о том, на сколько процентов в год или на 0,2 процента в год улучшалась Англия до 1800 года. Действительно, повышение в два-три раза способности человека получать пищу, жилье или образование, даже если оно растянулось на пять столетий, - это хорошо. Я рекомендую это делать, во всяком случае, в сравнении с нулевым или отрицательным ростом. Конечно, есть некоторые сомнения в том, что фактор "два-три" действительно имел место, как отмечает Грегори Кларк в яростной рецензии на книгу Ангуса Мэддисона "Контуры мировой экономики, 1-2030 гг: Essays in Macro-Economic History (2007), и менее яростно - в статье Джозефа Камминса и Брока Смита.⁶ Другие столь же яростно будут спорить с Кларком. Я предлагаю прекратить ожесточение и начать спрашивать, почему после 1800 г. уровень благосостояния был намного выше, чем до него.
В истории, которую мы можем назвать "континуистской", начинающейся в далеких туманах европейской истории, промышленная революция рассматривается как таинственное продолжение якобы и очень скромно растущих доходов в Европе 1100-1800 гг. или в северо-западной Европе 1600-1820 гг. Но рост имел бы столь же поразительные последствия в Риме или Китае, если бы его суть и следствие заключались лишь в первоначальном удвоении или утроении доходов - медленно, как это делают сторонники континуитета, или скачком в течение столетия или около того, как это делают сторонники промышленной революции. Подобные коммерческие или промышленные революции, как я уже отмечал, отнюдь не редкость в истории - "промышленная революция" при появлении ветряных мельниц в Европе, скажем, или при появлении шелководства в Китае. Эрик Джонс убедительно доказывает, что "Китай при династии Сун и, вероятно, при предшествующей ей поздней династии Тан пережил трансформацию, которая включала в себя многие черты "промышленной революции". Произошла огромная монетизация и индустриализация, предполагавшие структурные изменения в масштабах, обычно ассоциируемых с современным ростом, и отразившиеся в разрастании сунских городов"⁷.
Континуисты утверждают, что рост в северо-западной Европе "продолжается", причем процесс этот не раскрыт, но по какой-то причине, также не раскрытой, рост в других регионах - в Риме, Китае, Месопотамии, Греции, Османской империи, или, скажем, в древней Гватемале или на Гавайях XIV в. - не продолжается. Для решения этой загадки недостаточно апеллировать к научной революции, которая, как я уже отмечал, не имела большого значения для среднего дохода до более позднего времени. В любом случае, при
