учтивости Челлини по отношению к ее высокому сословию. Услышав, как он выбрасывает из окон замка мебель жильцов, которых он лишил собственности, она предупредила Франциска, что "этот дьявол в один прекрасный день разграбит Париж".46 Веселому монарху понравилась эта история, он простил Челлини насилие за его артистизм и платил ему 700 крон в год (8750 долларов?), еще 500 на расходы по поездке из Рима и обещал дополнительную сумму за каждое произведение искусства, которое Челлини должен был для него изготовить. Бенвенуто с гордостью узнал, что это были те же условия, что и у Леонардо двадцать четыре года назад.47
Один из лишенных собственности жильцов подал на него в суд по обвинению в краже некоторых вещей. Суд принял решение не в пользу Челлини. Он отменил решение суда в своей поразительной манере:
Когда я понял, что мое дело несправедливо проиграно, я прибегнул для защиты к большому кинжалу, который носил с собой, ибо мне всегда нравилось хранить прекрасное оружие. Первым, на кого я напал, был истец, который подал на меня в суд; однажды вечером я так сильно ранил его в ноги и руки, стараясь, однако, не убить его, что лишил его возможности пользоваться обеими ногами.48
Судя по всему, истец не стал настаивать на своем, и Челлини смог направить свои силы на другие цели. В его парижской студии была "бедная молодая девушка Катерина; я держу ее главным образом ради моего искусства, поскольку не могу обойтись без модели; но, будучи также мужчиной, я использовал ее для своего удовольствия".49 Однако Катерина, уступая ему в щедрости, спала также с его помощником, Паголо Миккери. Бенвенуто, узнав об этом, бил ее до изнеможения. Его служанка Роберта упрекнула его за столь жестокое наказание за столь обычный инцидент; разве он не знал, что "во Франции нет ни одного мужа без рогов"? На следующий день он снова выслушал Катерину, "во время чего произошло несколько любовных развлечений; и наконец, в тот же час, что и в предыдущий день, она раздражила меня до такой степени, что я дал ей ту же взбучку". Так мы продолжали несколько дней, повторяя один и тот же раунд..... Тем временем я закончил свою работу в стиле, который сделал мне величайшую честь".50 Другая модель, Жанна, подарила ему дочь; он выделил матери приданое, "и с тех пор я больше не имел с ней ничего общего".51 Впоследствии ребенок был задушен своей кормилицей.
Франциск терпеливо сносил все эти беззакония, но в конце концов у Бенвенуто появилось столько врагов в Париже, что он попросил у короля разрешения посетить Италию. Согласия не последовало, но Челлини взял французский отпуск и после тяжелого путешествия оказался в родной Флоренции (1545). Там он показал лучшие стороны своей натуры, внося материальный вклад в содержание своей сестры и ее шести дочерей. Козимо показался ему менее открытым, чем Франциск. У него появились обычные враги, но он отлил хороший портретный бюст герцога (в Барджелло) и создал для него свою самую знаменитую работу - Персея, который до сих пор стоит в Лоджии деи Ланци. Он рассказывает яркую историю отливки. Его переживания, труды, воздействие жары и холода вылились в сильнейшую лихорадку, которая заставила его лечь в постель как раз в тот момент, когда в печи, которую он сконструировал специально для этой работы, плавился металл, и его оказалось недостаточно для заполнения гигантской формы. Многомесячный труд был готов испортиться, когда Челлини поднялся с постели и бросил в печь глыбу олова и двести оловянных сосудов. Этого оказалось достаточно; отливка прошла успешно, и когда работа была выставлена на всеобщее обозрение (1554), ее оценили так высоко, как ни одну статую, сделанную во Флоренции со времен "Давида" Микеланджело; даже Бандинелли сказал о ней хорошее слово.
От этой кульминации история переходит к прозаическим страницам переговоров с герцогом о плате за "Персея". Бенвенуто был полон надежд, Козимо испытывал нехватку средств. Повествование резко обрывается в 1562 году. В нем не упоминается тот факт, в остальном достаточно хорошо установленный, что в 1556 году Бенвенуто был дважды заключен в тюрьму, очевидно, по обвинению в преступной безнравственности.52 В эти поздние годы Челлини написал трактат о ювелирном искусстве - Trattato... dell' Orificeria. Посеяв дикий овес на полвека, он женился в 1564 году, и у него было двое законных детей в дополнение к одному незаконному, рожденному во Франции, и пятерым, рожденным во Флоренции после его возвращения.
Из всех его работ - как правило, небольших по размеру и легко перемещаемых - лишь некоторые теперь можно найти и идентифицировать. В сокровищнице собора Св. Петра есть богато украшенный серебряный канделябр, приписываемый Челлини; в Барджелло хранятся его Нарцисс и Ганимед, оба из мрамора, и оба превосходные; в Питти есть солонка и кувшин из серебра; в Лувре есть его прекрасный медальон Бембо и прекрасный бронзовый рельеф под названием "Нимфа Фонтенбло"; в Вене есть солонка, сделанная для Франциска I; в коллекции Гарднера в Бостоне есть его бюст Альтовити; его большое Распятие находится в Эскориале. Эти разрозненные образцы едва ли позволяют нам судить о Челлини как о художнике; они кажутся слишком незначительными для его славы, и даже "Персей", бурный и перегруженный, склоняется к барокко. Тем не менее Климент VII (это мы знаем со слов Бенвенуто) оценил его как "величайшего художника в своем ремесле, который когда-либо рождался";53 А сохранившееся письмо Микеланджело к Челлини гласит: "Я знал тебя все эти годы как величайшего ювелира, о котором когда-либо слышал мир".54 Мы можем заключить, что Челлини был гением и грубияном, мастером и убийцей, чья одухотворенная автобиография затмевает его серебро, золото и камеи и примиряет нас с нравами нашего времени.
VI. МЕНЬШИЕ СВЕТЫ
Эпоха упадка для Италии стала возрождением для Савойи. Восьмилетний Эммануил Филиберт мог видеть, как французы захватывают и покоряют герцогство (1536). В двадцать пять лет он унаследовал корону, но не землю; в двадцать девять сыграл главную роль в победе испанцев и англичан над французами при Сен-Кантене (1557); а два года спустя Франция сдала ему свою разоренную страну и обанкротившийся трон. Его регенерация Савойи и Пьемонта была шедевром государственного искусства. Альпийские склоны его герцогства были прибежищем еретиков-водоистов, которые постепенно превращали католические церкви в беленые монастыри кальвинистского культа. Папа Пий IV предложил ему годовой церковный доход для подавления секты; Эммануил принял ряд решительных мер, но когда они привели к массовой эмиграции, он перешел к политике терпимости, умерил пыл инквизиции и предоставил убежище беженцам-гугенотам. Он основал
