предопределена Аллахом, бунтовать против своего жребия было нечестиво и мелко; все вещи, в частности смерть, находятся в руках Аллаха, и их нужно принимать безропотно. Иногда вольнодумец говорил слишком откровенно, и в редких случаях его приговаривали к смерти. Однако обычно улемы допускали большую свободу мысли, и в турецком исламе не было инквизиции.
Христиане и иудеи получили при османах большую свободу вероисповедания, и им было разрешено управлять собой по собственным законам в вопросах, не касающихся мусульман.27 Мухаммед II намеренно поддерживал Греческую православную церковь, поскольку взаимное недоверие греков и римских католиков помогало туркам в борьбе с крестовыми походами. Хотя христиане процветали при султанах, они страдали от серьезных недостатков. Формально они были рабами, но могли покончить с этим статусом, приняв магометанство, и миллионы так и поступили. Те, кто отвергал ислам, исключались из армии, поскольку мусульманские войны якобы были священными войнами за обращение неверных. Такие христиане облагались специальным налогом вместо военной службы; обычно они были фермерами-арендаторами, выплачивая десятую часть своего урожая владельцу земли; и они должны были отдавать одного младенца из каждых десяти на воспитание мусульманам на службе у султана.
Султан, армия и улемы составляли государство. По призыву султана каждый феодальный вождь приходил со своим сбором, чтобы сформировать сипахи, или кавалерию, которая при Сулеймане достигла замечательной цифры в 130 000 человек. Посол Фердинанда позавидовал великолепию их снаряжения: одежда из парчи или шелка алого, ярко-желтого или темно-синего цвета, упряжь, сверкающая золотом, серебром и драгоценностями, на лучших лошадях, которых когда-либо видел Бусбек. Из детей пленных или данников-христиан формировалась элитная пехота, которая воспитывалась для службы султану во дворце, в администрации и прежде всего в армии, где их называли yeni cheri (новые солдаты), что на Западе превратилось в янычар. Мурад I создал этот уникальный корпус (ок. 1360 г.), возможно, чтобы избавить христианское население от потенциально опасной молодежи. Они были немногочисленны - около 20 000 при Сулеймане. Их обучали всем военным навыкам, им запрещалось жениться и заниматься хозяйством, им внушали воинскую гордость и пыл, а также магометанскую веру, и они были столь же храбры на войне, сколь и беспокойно недовольны в мире. За этими превосходными солдатами стояло ополчение численностью около 100 000 человек, которое поддерживали в порядке и духе сипахи и янычары. Любимым оружием по-прежнему оставались лук, стрелы и копье; огнестрельное оружие только входило в обиход; в ближнем бою люди орудовали булавой и коротким мечом. Армия и военная наука Сулеймана были лучшими в мире в то время; ни одна армия не могла сравниться с ним в обращении с артиллерией, в саперном и военно-инженерном деле, в дисциплине и моральном духе, в заботе о здоровье войск, в обеспечении провиантом огромного количества людей на больших расстояниях. Однако средства были слишком хороши, чтобы служить цели; армия стала самоцелью; чтобы поддерживать ее в состоянии и сдерживать, она должна была вести войны; и после Сулеймана армия - прежде всего янычары - стала хозяином султанов.
Призванные в армию и обращенные в христианство сыновья составляли большую часть административного персонала центрального турецкого правительства. Мы должны были ожидать, что султан-мусульманин будет опасаться окружать себя людьми, которые, подобно Скандербегу, могут тосковать по вере своих отцов; напротив, Сулейман предпочитал таких новообращенных, потому что их можно было с детства обучать конкретным функциям управления. Вероятно, бюрократия Османского государства была самой эффективной из всех существовавших в первой половине XVI века,28 Хотя, как известно, она была подвержена взяточничеству. Диван или Диван, подобно кабинету министров в западном правительстве, объединял глав администраций, обычно под председательством великого визиря. Он обладал скорее консультативными, чем законодательными полномочиями, но обычно его рекомендации становились законом на основании кануна или указа султана. Судебная власть была укомплектована кадисами (судьями) и муллами (высшими судьями) из числа улемов. Один французский наблюдатель отметил усердие судов и быстроту проведения судебных процессов и вынесения вердиктов,29 А великий английский историк считал, что "при первых османских правителях отправление правосудия в Турции было лучше, чем в любой европейской стране; магометанские подданные султанов были более организованными, чем большинство христианских общин, а преступления совершались реже".30 Улицы Константинополя охранялись янычарами, и на них "вероятно, было больше убийств, чем в любой другой столице Европы". 31 Регионы, попавшие под власть мусульман, - Родос, Греция, Балканы - предпочитали ее своему прежнему состоянию при рыцарях, византийцах или венецианцах, и даже Венгрия считала, что при Сулеймане ей жилось лучше, чем при Габсбургах.32
Большинство административных учреждений центрального правительства располагалось в серае или императорских кварталах - не дворце, а скоплении зданий, садов и дворов, где жили султан, его сераль, слуги, помощники и 80 000 человек бюрократии. Вход в эту ограду, окружностью в три мили, осуществлялся через одни ворота, богато украшенные и названные французами Возвышенной Портой - термин, который по прихоти речи стал означать само османское правительство. Вторым после султана в этой централизованной организации был великий визирь. Это слово произошло от арабского "вазир" - "носитель бремени". А их у него было немало, ведь он возглавлял Диван, бюрократию, судебную систему, армию и дипломатический корпус. Он курировал внешние отношения, делал важные назначения и играл самые церемониальные роли в самых церемониальных европейских правительствах. Самым тяжелым обязательством было угождать султану во всех этих делах, поскольку визирь обычно был бывшим христианином, формально рабом, и мог быть казнен без суда и следствия по одному слову своего господина. Сулейман доказал свою рассудительность, выбрав визирей, которые во многом способствовали его успеху. Ибрагим-паша (то есть Авраам Губернатор) был греком, которого захватили мусульманские корсары и привезли к Сулейману в качестве перспективного раба. Султан нашел его настолько разносторонне компетентным, что доверял ему все больше и больше власти, платил ему 60 000 дукатов (1 500 000 долларов?) в год, выдал за него замуж сестру, регулярно ел с ним и наслаждался его беседой, музыкальными способностями и знанием языков, литературы и мира. В цветистой манере Востока Сулейман объявил, что "все, что говорит Ибрагим-паша, следует рассматривать как исходящее из моих собственных жемчужных уст". 33 Это была одна из величайших дружб в истории, почти в традициях классической Греции.
Ибрагиму не хватало одной мудрости - скрыть внешней скромностью свою внутреннюю гордость. У него было много поводов для гордости: именно он поднял турецкое правительство до его наивысшей эффективности, именно его дипломатия расколола Запад, заключив союз с Францией, именно он, пока Сулейман шел в Венгрию, умиротворил Малую Азию, Сирию и Египет, исправляя злоупотребления и поступая со всеми справедливо и вежливо. Но и у
