эти ожидания все еще определяют внешнюю границу общественного дискурса. Мало кто из лидеров или политиков усомнится, когда его спросят, является ли США величайшей страной сейчас или величайшей страной когда-либо. Но бумеры быстро стареют, а мир меняется еще быстрее. Старый рефлекс заявлять о величии США в какой-то момент перестанет срабатывать, возможно, раньше, чем мы думаем.
Вера в национальное превосходство США живет почти во всех обычных и доступных языках американского патриотизма. На создание этой жесткой версии националистического чувства ушло много времени, и потребуются сознательные усилия, чтобы избавиться от нее. Вера в естественное превосходство была сделана в Америке - это самый успешный продукт военно-промышленного комплекса. И ее можно изменить, не разрушая патриотических чувств, не теряя богатства и безопасности, не отказываясь от идеи крепкого гражданства. Ее можно снять, если только риторика величия не останется в американском сознании, слишком священной, чтобы быть уничтоженной светом и логикой истории на склоне лет.
Упадок
Упадок - это факт; упадок - это проблема. Американский упадок происходит, медленно, но неизбежно. Это структурный и материальный процесс. Деклинизм - это проблема риторики или убеждений. Эта книга посвящена культурным причинам и материальным последствиям некоторых преобладающих направлений деклинизма. В частности, эта глава посвящена противоречиям, заложенным в массивной и растущей литературе об американском упадке. Деклинизм - это широко распространенный сценарий американской общественной жизни, в котором потеря власти является основным предположением. Я использую термин "деклинизм" для описания всего массива литературы и мышления, построенного на этом предположении, включая как его алармистский, так и оптимистический полюса. И алармизм, и оптимизм увековечивают избитую идею о том, что превосходство, утраченное или вновь обретенное, является самым важным качеством США.
Деклинизм - это способ, которым медиаэлита предсказывает будущее стареющей сверхдержавы для своей образованной публики. Вот уже два поколения экономистов, историков и журналисты наблюдали за зрелищем американского упадка (Люс). Бесчисленные книги и журнальные статьи с мрачным стуком падают на землю, свидетельствуя о сужении горизонтов Америки. Подобно нервным сенаторам во времена Нерона, сторонники упадка, кажется, готовы провозглашать славу или кричать о гибели, когда меняются политические ветры и рыночные индексы. Неудивительно, что граждане и читатели становятся бдительными к колебаниям фондовых рынков и цен на бензин, но слепыми к долгосрочным и экологическим пределам капитализма. Читатели слишком часто остаются с набором морализаторских повествований или руководств о том, как распознать или обратить вспять потерю статуса сверхдержавы. Истинное медленное угасание американской мощи - это наш национальный открытый секрет, находящийся где-то между нецензурным табу и банальным трюизмом. Конец американского столетия, о котором твердят государственные лидеры и которого боится нервная общественность, почти постоянно придумывается и изгоняется в цикличности бессвязного мышления.
Современный деклинизм опирается на многовековую традицию американской иеремиады - жанра пророческого несогласия и морального предупреждения о национальном упадке (Джендрисик). Переломный этап и современную форму он приобрел в 1970-е годы. В то время все еще преобладала биполярная модель холодной войны. Деклинизм метался между недугом 1970-х и бравадой 1980-х. В 1990-х годах американский оптимизм неожиданно достиг нового максимума, подпитываемый технологическим бумом и, как казалось, однополярным миром. С 2000 года упадок снова стал более тревожным, столкнувшись с многополярным миром и быстрым экономическим ростом Китая.
С 1970-х годов возникли три основных типа деклинизма. Первый - это то, что я бы назвал левоцентристской технократической адаптацией. Он сосредоточен на политических изменениях, которые могли бы смягчить или предотвратить относительный упадок американской экономики и ослабление позиций США в мировой политике (Бжезинский, Каллео, Икенберри, Кеохан). Второй - правоцентристская моральная критика. Она направлена на ослабление моральных устоев (трудовой этики, социальной ответственности, политической воли, интеллектуальной энергии) американской культуры в целом. Такая моральная критика - как в работах рейганов Роберта Борка и Билла Беннета - спровоцировала культурные войны 1980-90-х годов. Технократический и моральный упадничество - оба призывают американцев повернуть вспять курс на угасание превосходства США. Они разделяют менталитет "можно сделать" и "как сделать", хотя первый хочет исправить политику, а второй - культуру.
Третий основной тип рассматривает упадок США как сложное гисторическое событие - скорее неизбежный факт, который нужно принять, чем проблему, которую нужно решить. Комментаторы этого типа склоняются к историческому объяснению, а не к предписанию политики. Этот третий вариант - подход "большой истории" - получил распространение в 1980-х годах, благодаря книгам Манкура Олсона "Восход и упадок наций", Пола Кеннеди "Восход и падение великих держав" и эпохальному эссе Фрэнсиса Фукуямы о "конце истории". Теоретическая позиция Фукуямы, основанная на здравом смысле, сделала его интелигентом однополярных мечтаний о возрожденном господстве Запада, в соответствии со знаменитым утверждением Маргарет Тэтчер о том, что либеральной, светской системе "нет альтернативы".
Капиталистическая демократия западного образца. Фукуяма уловил суть Вашингтонского консенсуса, проповедуя либерализованную торговлю и низкие налоги как королевский путь к миру и процветанию.
Триумфализм девяностых, при всех его достоинствах Большой истории, был краткосрочным взглядом на американскую историю. Под конфетти из доткомов и обломками Берлинской стены в США продолжался долгосрочный относительный спад. Геополитические и партийно-политические разногласия усугублялись. Глобальная торговля не стирала различия и не уравновешивала вред расового капитализма. Даже в десятилетие политической уверенности в середине 1990-х годов все еще продолжались споры о том, что Сэм-Уэл Хантингтон назвал "Столкновением цивилизаций", а Роберт Каплан - "Грядущей анархией". Даже после знаменитых геополитических побед, которые привели к однополярным 1990-м, США теряли способность контролировать потребительские желания и избирательную политику других стран. Военное превосходство не вызывало сомнений, но сокращение силы американской "мягкой силы" означало, что "гегемон теряет свои созидательные возможности, сохраняя при этом разрушительные" (Streeck 35). Возврата к пику холодной войны, когда жесткая и мягкая сила в сочетании с широким процветанием среднего класса служили основой гегемонии США, быть не могло. Другая ключевая работа 1990-х годов, "Конец изобилия" Джеффри Мэдрика, описывала глубокие сокращения в жизни и мечтах американцев, вызванные упрямым медленным ростом. Даже несмотря на рост технологического сектора, рейгановская экономика превратилась в общество "после благосостояния" с огромным неравенством в благосостоянии и повсеместной задолженностью, и мало возможностей для восходящей мобильности. Такое положение дел представляло собой не успешное избежание упадка по британскому образцу, а болезненное эхо тэтчеристского провала.
1990-е годы стали десятилетием поворота (Вегнер). После 11 сентября все три основных типа деклинизма вернулись в силу. В последние двадцать лет левоцентристская технократическая адаптация оставалась доминирующим режимом, выдавая либеральные политические рецепты для восстановления Америки. Он подхватил волну серьезных академических книг 1970-х годов, предлагавших диагностическое прочтение Америки, находящейся на спаде. Какими бы прагматичными ни были их маркетинговые ходы, многие либеральные
