- это возможность того, что компании, получающие непропорционально большие суммы экономической ренты, не обязательно предоставляют лучшие услуги, которые предлагаются на открытом рынке. В своей работе для Веберского государственного университета (США) Джон Мукум Мбаку отмечает, что "права на искусственный дефицит, создаваемый государственным регулированием экономической деятельности, обычно выигрывает или захватывает наиболее эффективный и результативный искатель ренты, и не обязательно самый эффективный предприниматель или производитель'.
Именно в агрессивной погоне за государственной рентой захватчики и искатели ренты, а также их партнеры в правительстве могут признать себя виновными в таких преступлениях, как взяточничество.
В отличие от других форм коррупции, захват государства дает взаимные преимущества как захватчику, так и функционерам государства, которых он держит в плену.
Всемирный банк проводит различие между административной коррупцией и захватом государства. Первая связана с теорией "хватания за руку" правительственной коррупции, согласно которой коррупционные платежи и другие формы вознаграждения "достаются в первую очередь коррумпированным чиновникам". Сотрудники дорожных служб, требующие взятки от автомобилистов, могут представлять собой административную коррупцию.
Там, где происходит захват государства, "рента, получаемая от способности фирм кодировать частные преимущества в правилах игры в результате дачи взяток государственным чиновникам, распределяется между фирмами и коррумпированными должностными лицами". Хорошим примером этого является государственный тендер, которым целенаправленно манипулируют в интересах конкретного участника. В этом случае "правила игры "прогибается чиновниками, контролирующими тендерный процесс и получающими за это коррупционную выгоду или долю ренты. Победитель тендера в данном случае рента будет состоять из прибыли, которую она получает от контракта, полученного путем манипулирования процессом торгов.
Большинство ученых, пишущих на эту тему, сходятся во мнении, что такое нарушение правил должно быть системным и устойчивым, чтобы правительство или экономику можно было обвинить в захвате.
Захват государства - это не другое название коррупции", - пишет Андрей Носко из Фонда "Открытое общество", международного объединения фондов, выступающих за свободные, прозрачные и подотчетные правительства по всему миру. Носко утверждает, что "если коррупция отражает моральную несостоятельность отдельных людей, то захват государства - это системный сбой, который происходит в стране, где по замыслу нет системы сдержек и противовесов". Ссылаясь на ряд стран Восточной Европы, которые "выходят из авторитарных режимов", Носко пишет: "То, что происходит в других странах из-за плохого контроля, намеренно происходит в таких местах, как Болгария или Румыния, где захват государственных учреждений и важных отраслей промышленности определяет реальность.
Южная Африка не является переходной экономикой, как страны Восточной Европы, принявшие капитализм только после краха коммунизма в 1989 году, которые послужили образцами для исследований по захвату государства. Однако резкий политический переход в 1994 году, несомненно, привел к достаточному количеству изменений, которыми могли бы воспользоваться потенциальные захватчики. Не случайно первый брат Гупта прибыл в страну в тот момент, когда политическая власть правительства Национальной партии переходила к Африканскому национальному конгрессу.
Со времени нашего перехода к демократии прошло более двух десятилетий. События, связанные с Гупта, которые занимают центральное место в новостях с начала 2016 года, дают возможность обсудить, стал ли захват государства в Южной Африке таким же "пагубным и неразрешимым", каким, по мнению Хеллмана и Кауфмана из Всемирного банка, он был в некоторых из бывших советских республик.
Трудно найти более подходящего человека для участия в подобной дискуссии, чем Мсебиси Джонас, тогдашний заместитель министра финансов, чьи откровения о неправомерном предложении работы, полученном им от Гуптасов, вызвали волну беспокойства по поводу захвата государства в Южной Африке. Джонас утверждал, что Гуптасы предложили ему должность министра финансов в октябре 2015 года, при условии, что он обеспечит продолжение спорной программы закупок ядерного топлива стоимостью в несколько миллиардов рандов.
Чуть больше месяца спустя после обнародования этих подробностей Джонас написал статью для Umsebenzi, интернет-журнала Южноафриканской коммунистической партии (ЮАКП), в которой утверждал, что Южная Африка обладает положительными характеристиками, которые не позволили государственным захватчикам полностью завладеть рычагами власти.
По мнению Джонаса, в отличие от "несостоявшихся или неэффективных государств", где процветает государственный захват, "южноафриканское государство способно осуществлять полный административный контроль над своей территорией; оно успешно сохраняет монополию на насилие; и, наконец, оно способно последовательно предоставлять общественные блага своим гражданам". Он добавил, что "прочность наших демократических и контрольных институтов", включая наши "энергичные" и свободные СМИ, гарантирует, что "грязные стирки", связанная с захватом государства, не ускользает от внимания общественности.
В условиях такой прозрачности потенциальные похитители государства в Южной Африке часто оказываются разоблаченными до того, как их коварные планы могут быть воплощены в жизнь. Представьте себе, чего могли бы добиться Гуптасы, если бы не сильное гражданское общество Южной Африки.
Но мы не должны почивать на лаврах. Захват государства представляет собой "серьезную опасность" для Южной Африки в целом и для правящей партии в частности, предупредил Джонас. В худшем варианте политический пост может ассоциироваться с возможностью накопления личного богатства, что часто называют "коммерциализацией политики". Это может привести к тому, что политика сместит акцент и практику с проведения фундаментальных социально-экономических преобразований (как это предусмотрено Хартией свободы) на управление национальными и транснациональными бизнес-сетями, обслуживающими приобретение богатства [связанной с политикой] элиты".
Я согласен с оценкой Джонаса относительно наших сильных гарантий против захвата государства. Но я не убежден, что то, что он описал как наихудший сценарий, в значительной степени уже не стало нормой в Южной Африке. Как журналист-расследователь я слишком регулярно наблюдаю, как государственные расходы не приносят ничего, кроме "приобретения богатств [политически связанной] элиты".
Да, возможно, захват государства не настолько распространен и укоренился в Южной Африке, чтобы просочиться в каждый уголок наших правительственных структур. Но, как пишет сотрудник Transparency International Майра Мартини в своей диссертации по теме: "Захват государства может также возникнуть в результате более тонкого тесного согласования интересов между конкретными представителями деловой и политической элиты через семейные связи, дружбу и переплетение владения экономическими активами. Возможно, это определение захвата государства лучше всего описывает так называемый альянс Зупта.
Онгама Мтимка, преподаватель кафедры политических исследований и трансформации конфликтов Столичного университета Нельсона Манделы, утверждает, что "предполагаемое вмешательство Гупта в дела правительства" следует назвать "хищническим захватом". Это, объясняет Мтимка, "система, в которой один или несколько человек берут выкуп за конкретные политические фигуры". Темба Масеко, бывший глава Правительственной системы связи и информации (GCIS), может подтвердить, что Гупты его так запугивали. После того как он отказался помочь направить правительственные средства в семейную газету, Аджай Гупта якобы сказал ему, что с ним "разберутся". Прошло всего несколько месяцев после этой леденящей душу угрозы, Масеко был вынужден уйти со своего поста в GCIS.
Как мы убедились на примере истории
