было бы создать более центральные центры, где бы жили колонии свиней и отдельные люди, такие как ласка Рис, где бы собиралась информация, интерпретировалась и извлекались полезные уроки для распространения в сообществах.
Мне пришло в голову множество вариаций и разработок основной идеи, которые я не буду вам утомлять, потому что, как вы легко поймете, это чистая фантазия! Все они страдают одним и тем же фундаментальным недостатком: у нас нет ресурсов для их создания. Даже если бы такая система каким-то образом появилась, у нас не было бы ресурсов для ее поддержания.
Ну, мы только начали. Очевидно, что нужно еще поработать.
Ваш самый обязанный племянник,
Федор
Послание XVII
Дорогой дядя Пастернак,
Я долго обсуждал с Пиньолиусом проблему, о которой говорил в своем последнем письме. К сожалению, похоже, что проблема обобщается. Мы можем придумать разные приятные мелочи, будь то вещи или услуги, которые помогут нынешним обитателям леса, или системы, которые позволят прогрессу развиваться с течением времени. На самом деле, придумывать такие идеи довольно легко и весело. Но все они требуют определенных ресурсов для создания, эксплуатации и поддержания. Проблема в том, что у нас их нет. Как нет его и у других, по крайней мере, на постоянной основе. Нет постоянного избытка.
Это достаточно плохо, но, как учил меня Пиньолиус, ситуация еще хуже. Отсутствие постоянного избытка можно представить как огромную стену, которая мешает нам выбраться из нашего нынешнего состояния. Пиньолиус указывает, что за этим внутренним периметром находится еще одна стена, еще более высокая, чем первая. Если нам каким-то образом удастся преодолеть первую стену, мы окажемся в ловушке этой второй стены. Он объясняет, что если возникнет избыток, то больше животных доживут до взрослого состояния, у них будет больше выживших потомков, и дополнительные рты съедят избыток. Тогда усовершенствование, которое мы ввели, уже невозможно будет поддерживать, и мы вернемся к исходной точке.
Вы можете подумать, что ситуация выглядит довольно безнадежной. Но - ха-ха - все становится еще хуже. Пигнолиус понял, что за двумя другими стенами есть еще и третья. Видите ли, даже если бы нам удалось каким-то образом убедить некое сообщество животных сократить свое воспроизводство - что, на мой взгляд, было бы очень сложно, практически невозможно, учитывая сильные побуждения, которые движут нами в брачный сезон, - но даже если бы нам удалось это сделать, это все равно было бы бесполезно, потому что время от времени появлялись бы перебежчики: некоторые особи делали бы то, что не должны были делать, и превышали бы положенную им квоту потомства. С каждым поколением в нашем обществе все больше и больше членов будут потомками нарушителей квоты; а поскольку склонности в той или иной степени передаются по наследству, моральный облик нашего населения будет деградировать. Мошенников будет становиться все больше и больше, а обманщиков - все больше и больше; и вскоре даже хорошие люди начнут нарушать норму, поскольку быть лохом вряд ли добродетельно.
Излишки, а вместе с ними и наши улучшения, исчезнут в песках времени.
Значит, мы втройне обречены? Ну, нет. Видите ли - вот в чем дело - за первыми тремя стенами есть еще одна. Ха! Так что на самом деле мы обречены вчетверо.
Что же это за четвертое препятствие? Это тот факт, который совершенно очевиден для любого, кто прожил в этом лесу больше нескольких недель: если бы нашей общине каким-то волшебным образом удалось создать устойчивый профицит, а мы каким-то образом сумели сохранить свою численность на низком уровне и не допустить, чтобы кто-то из нас дезертировал из этого соглашения, то произошло бы следующее: звери пришли бы извне и забрали бы наши вещи. Если у нас была еда, они забирали ее. Если у нас была земля, которая не была полностью использована, они шли и селились там. А еще они бы нас съели. Если бы плотность населения в нашем пузыре была ниже, чем снаружи, внешний мир, подобно газу под большим давлением, втягивался бы внутрь, пока не восстановилось бы равновесие, а это произошло бы только тогда, когда плотность нашего населения сравнялась бы с плотностью населения окружающих территорий.
Это то, что мы видели до сих пор. Если бы вы попросили меня сделать ставку, я бы поспорил, основываясь только на индукции, что есть еще и пятая стена, и, возможно, шестая, или даже больше.
Ваш племянник и товарищ по заключению,
Федор
Послание XVIII
Дорогой дядя Пастернак,
Вы, как всегда, проницательны, говорите, что заметили легкомысленный тон в моем последнем письме, и задаетесь вопросом, не в нем ли дело.
Могу вас заверить, что мое физическое состояние превосходно. Не считая того факта, что мы все находимся в процессе умирания от старения и внутреннего распада. Что, по-моему, не должно вызывать особого беспокойства, поскольку мы можем рассчитывать на то, что умрем раньше от голода, болезней или будем разорваны на части в челюстях какой-нибудь более крупной скотины. Но если не считать этих рогателл, все в порядке!
Мы зашли в тупик в наших расследованиях. Мы не можем найти выход из тех трудностей, которые я описал; и все же мы многого еще не знаем. У Пиньолиуса есть изречение, над которым я посмеялся, когда впервые услышал его, но теперь я цепляюсь за него изо всех сил, словно это драгоценная тростинка, а я болтаюсь над обрывом:
"Пока есть невежество, есть и надежда!"
Ваш племянник в неоплатном долгу,
Федор
Послание XIX
Дорогой дядя Пастернак,
Отчитываться особо не о чем. Прогресса нет, но и не предвидится, так что я могу прекратить менее полезное занятие - бесполезно пялиться в стену - и перейти к более приятному - ответить на ваше письмо.
В настоящее время все выглядит относительно безрадостно. Пиньолиус замечает, что наши суждения о достоинствах мира чаще всего являются отражением нашего привычного настроения - иногда даже не привычного настроения, а того, что мы чувствуем в данный момент. Это контринтуитивно. И все же, размышляя над собственным опытом, я должен признать, что он прав. Например, я помню, насколько подавленным я себя чувствовал, когда впервые приехал сюда, в ту темную ночь пару месяцев назад, и как резко улучшилось мое настроение к следующему утру. Что же изменилось? Уж точно не структура мира или его различные балансы и уравнения. У меня не было никаких новых озарений или новых доказательств. Нет, немного солнца и морковки сделали то, чего не смогли бы добиться никакие философские аргументы: мир снова стал
