поселились в отеле Imperial - комплексе, главное здание которого было спроектировано соотечественником со Среднего Запада Фрэнком Ллойдом Райтом, - и использовали его в качестве базы для изучения Хонсю, главного острова Японии. Эддичан познакомил их со своей подругой, необычайно высокой японкой, которая пригласила их остановиться в их доме в городе Камакура, расположенном на берегу океана. Они видели человека в доспехах, проезжавшего мимо на огромном белом коне, - эксцентричный сосед, объяснил Эддихан, который любил наряжаться в самурайскую одежду своего отца. Впечатленная добротой хозяев, Хелен назвала предупреждения, которые им давали на Гавайях, о том, что не стоит так доверять японцам, "яблочным пюре". Единственный признак чего-то зловещего исходил от омерзительных таможенников, которые заставляли их заполнять бесконечные анкеты и с преувеличенным подозрением осматривали книги в багаже. Если представители NYK так и не объяснили, почему "Чичибу Мару" не поплывет в Китай, то для сестер хотя бы нашлось место на борту "Шанхайской почты". Это была маленькая грязная ванна, но им придется провести на борту всего одну ночь.
По прибытии в Шанхай их встретил пароход, который переправил их и багаж на расстояние двух миль от пристани NYK Wayside в районе Янцзепу до Бунда; Вангпу, как объяснил кают-компания, слишком заилена, чтобы большие корабли могли встать на якорь ближе к центру Международного поселения. По дороге Микки все больше разочаровывалась в Хелен. Она предпочла бы остаться в Токио или отправиться в Африку, где, как она узнала, ждал ее возвращения Матопе, мальчик-пигмей, которого она "усыновила" в Конго.
Маленькая шлюпка причалила к открытым навесам Таможенного причала. Потрепанные грузчики перекинули веревки через кнехты на набережной. Пока разгружали чемоданы, Микки осматривала набережную. Она видела кирпичные стены, каменные фасады, переполненные трамваи; справа от нее возвышался элегантный небоскреб с пирамидальной крышей - знаменитый отель "Катай", предположила она. На часовой башне куранты, как на Биг-Бене, отбивали четверть часа. Если не считать рикш, которые ничем не отличались от тех, что она уже видела в Японии, здесь не было ничего такого, чего турист Кука не мог бы увидеть в Нью-Йорке или Лондоне.
Спустя годы она вспомнит, что именно было у нее на уме, когда она впервые увидела Шанхай: "Так же, как я нахожу достаточно приятное место" - под этим она подразумевала Японию.
В то время как меня, бездельника и любителя почитать, снова утаскивают, чтобы провести несколько неудобных дней в таком вульгарном, шумном городе, как этот. Я не знаю и мне все равно, кто эти китайцы, но все знают, что японцы - единственные тонкие восточные люди. Китай - это пестрота. Китай красный, золотой, большой - все, что мне не нравится. Винни-Пух.
На пирсе их ждала женщина весьма необычной внешности. Из ее ушей свисали огромные нефритовые серьги, а голову обвивал искусно сложенный шелковый тюрбан. Бернардина Шольд-Фриц, старая подруга из Чикаго, горячо приветствовала сестер Хан.
Пока Бернардина усаживала их на заднее сиденье своего лимузина и называла водителю адрес кантонского ресторана Hung Fah Loh на Фучоу-роуд, она безостановочно болтала. Она договорилась, что на ужин к ним придут несколько интересных гостей: французский граф и его итальянская жена, поляк, натурализованный как француз, один из лучших молодых китайских эссеистов и китайский таможенник, который позаботится о том, чтобы сделать заказ по меню. Ресторан, добавила она загадочно, известен тем, что в нем подают лучшие в Китае лунные пирожные.
Графы, писатели, лунные пирожные. Возможно, призналась себе Микки, Шанхай все-таки окажется забавным.
Микки Ханн прилетела в Китай в удачное время, и прилетела удачно. Единственный человек, которого она знала в Шанхае, также оказался человеком, который, казалось, знал практически всех в Шанхае.
Бернардина Шолд-Фритц, женщина, встретившая сестер Хан на таможенной пристани в Шанхае, родилась в семье венгерских евреев из высшего слоя общества в Пеории, штат Иллинойс. Впервые она встретила Микки в Чикаго, где устроилась работать в газету Evening Post. После того как ее первый брак с газетчиком распался, у нее были приключения, которые соперничали (а часто и пересекались) с приключениями Микки: во время работы репортером в Нью-Йорке она подружилась с Дороти Паркер, а в Европе познакомилась с Ф. Скоттом и Зельдой Фицджеральд, Гертрудой Стайн и Айседорой Дункан. Во время путешествия по Дальнему Востоку в 1929 году она вышла замуж за неразговорчивого англичанина по имени Честер Фритц. Это был провиденциальный союз: Фриц, сколотивший состояние на торговле серебром, был другом сэра Виктора Сассуна, а его брокерская контора располагалась прямо над вестибюлем отеля Cathay.
На средства мужа Бернардина стала опытной свахой, поставив перед собой задачу объединить мультикультурную богему Шанхая и купеческую элиту Международного поселения.
Увидев ее за работой в светской обстановке, Микки писала - проводя аналогию с университетским образованием в области химии и геологии, - что у Бернардины "душа диоксида марганца или какого-то подобного катализатора". Может быть, платина? Это была редкая душа".
Об экстравагантности Бернардины ходили легенды*. Она любила путешествовать с тремя сундуками драгоценностей и придерживалась богемного восточного стиля, который не имел ничего общего с тем, что на самом деле носили женщины в Китае - или где-либо еще на Дальнем Востоке. Помимо замысловатых шелковых тюрбанов, она могла появиться с парой огромных черепаховых вишен, свисающих из ушей, и бляшкой из балийского серебра на груди. Презирая бридж, теннис и другие развлечения таити - жен иностранных бизнесменов-тайпанов, - она проводила время после обеда в своей красно-черной квартире во Френчтауне, используя телефон с абсурдно длинным шнуром для организации фуршетов, чаепитий и встреч своей любительской драматической труппы, Международного театра искусств. В своем салоне Бернардина собирала таких разных персонажей, как Моррис "Двустволка" Коэн, ученый дилетант Гарольд Актон и тройной агент Требич Линкольн.
Последний особенно заинтриговал сэра Виктора. Бернардина представила его как буддийского аббата, но это была лишь последняя из многочисленных личностей этого человека. Урожденный Требич Игнац, сын венгерского раввина, в разное время был пресвитерианским миссионером среди евреев Монреаля, членом парламента в британской Палате общин, организатором правого путча в Веймарской Германии и торговцем оружием для самых жестоких военачальников северного Китая. Чао Кунг, как теперь называл себя Требич, на носовом среднеевропейском языке рассказывал о том, что двенадцать звезд, вытатуированных на его лбу, представляют собой "спицы на Колесе Становления". Ходили слухи, что он продает секреты немцам. В своем дневнике сэр Виктор выделил необычное имя красным цветом - его код для нового знакомого, синее подчеркивание означало, что он уже знаком с кем-то, - отметив при этом: "Требич производит
