увеличился процент незаконнорожденных).61 Жалобы поступали и от помещиков из дворянских усадеб, которые, естественно, возмущались необоснованным вмешательством в дела крестьян, составлявших их рабочую силу.
Несмотря на эти проблемы, между полками и общинами сложился своеобразный симбиоз. Хотя на самом деле призывалась лишь часть мужского населения (около одной седьмой), почти все мужчины в сельских общинах были внесены в полковые списки; в этом смысле кантональная система была основана на принципе (хотя и не на практике) всеобщей воинской повинности. Исключения делались только после призыва. Все резервисты обязаны были носить в церкви полную форму, и таким образом они были постоянным напоминанием о близости армии; нередко призывники добровольно собирались на городских и деревенских площадях, чтобы поупражняться в строевой подготовке. Гордость, которую многие мужчины испытывали по поводу своего военного статуса, возможно, усиливалась тем фактом, что система освобождения от воинской повинности имела тенденцию концентрировать призывников среди менее обеспеченных слоев населения, так что сыновья безземельных сельских рабочих могли служить, а сыновья зажиточных крестьян - нет. Таким образом, солдаты и резервисты постепенно стали представлять собой весьма заметную социальную группу в деревне, и не только потому, что форма и определенная (аффектированная) военная выправка стали определять их чувство значимости и личной ценности, но и потому, что призывники, как правило, набирались из числа самых высоких представителей каждой возрастной группы. Мальчики ростом ниже 169 см иногда призывались на службу в качестве носильщиков и носильщиков багажа, но для большинства низкий рост был бесплатным билетом от военной службы.62
Повышала ли кантонная система боевой дух и сплоченность полков ? Фридрих Великий, который знал прусскую армию как никто другой и наблюдал за работой кантонной системы в течение трех изнурительных войн, считал, что да. В своей "Истории моих дней", законченной летом 1775 года, он писал, что коренные прусские кантонисты, служащие в каждой роте армии, "происходят из одного и того же региона. Многие из них знают друг друга или состоят в родстве. [...] Кантоны подстегивают соперничество и храбрость, а родственники и друзья не склонны бросать друг друга в бою".63
ОТЕЦ VS СЫН
Если проследить внутреннюю историю династии Гогенцоллернов после Тридцатилетней войны, то внимание привлекают две противоречивые черты. Первая - это удивительное постоянство политической воли от одного поколения к другому. Между 1640 и 1797 годами не было ни одного царствования, в котором не были бы реализованы территориальные завоевания. Как показывают политические завещания Великого курфюрста, Фридриха I, Фридриха Вильгельма I и Фридриха Великого, эти монархи рассматривали себя как участников кумулятивного исторического проекта, каждый новый правитель принимал как свои собственные нереализованные цели своих предшественников. Отсюда последовательность намерений, которая прослеживается в схеме расширения Бранденбурга, и долгая память этой династии, ее способность вспоминать и возобновлять старые претензии, когда это казалось правильным.
Однако эта кажущаяся преемственность поколений скрывала реальность постоянных конфликтов между отцами и сыновьями. Эта проблема возникла в 1630-х годах, в конце правления курфюрста Георга Вильгельма, когда кронпринц Фридрих Вильгельм (будущий Великий курфюрст) отказался возвращаться из Голландской республики, опасаясь, что отец планирует выдать его замуж за австрийскую принцессу. Он даже поверил, что граф Шварценберг, самый влиятельный министр Георга Вильгельма, замышляет его смерть. В конце концов кронпринц воссоединился с отцом в Кенигсберге в 1638 году, но ущерб, нанесенный их отношениям, так и не был восстановлен, и Георг Вильгельм не пытался вовлечь сына в государственные дела, относясь к нему как к совершенно постороннему человеку. В своем "Политическом завещании" для своего преемника великий курфюрст позже написал, что его собственное правление "не было бы таким трудным в начале", если бы отец не отстранил его от дел таким образом.64
Мудрости опыта не хватило, чтобы предотвратить подобную напряженность в конце правления великого курфюрста. Великий курфюрст никогда не был в восторге от кронпринца Фредерика - его фаворитом был старший брат Карл Эммануил, умерший от дизентерии во время французской кампании 1674-5 годов. В то время как Карл Эммануил был талантливым и харизматичным человеком с природной склонностью к военной жизни, Фредерик был очень взвинченным, чувствительным и частично искалеченным из-за детской травмы. Мой сын ни на что не годен", - сказал курфюрст иностранному посланнику в 1681 году, когда Фредерику было уже двадцать четыре года.65 Отношения осложнялись холодностью и взаимным недоверием между Фредериком и второй женой курфюрста, Доротеей Гольштейнской. Фредерик был любимым ребенком своей матери, но после ее смерти мачеха родила курфюрсту еще семерых детей и, естественно, отдавала им предпочтение перед отпрысками от первого брака мужа. Именно под давлением Доротеи великий курфюрст согласился обеспечить своих младших сыновей путем завещательного раздела своих земель - решение, которое было скрыто от Фредерика и которое он успешно отменил после своего воцарения.
Таким образом, последнее десятилетие жизни великого курфюрста было омрачено все более напряженной семейной ситуацией. Низшая точка была достигнута в 1687 году, когда младший брат Фредерика скоропостижно скончался после приступа скарлатины. Подозрения переросли в откровенную паранойю: Фредерик считал, что его брат был отравлен в рамках заговора, призванного открыть путь к трону старшему сыну от второго брака, и что следующей жертвой станет он сам. В это время он страдал от частых болей в желудке, вероятно, из-за множества сомнительных порошков и снадобий, которые он принимал для защиты от действия яда. В то время как двор кипел слухами и контрслухами, он бежал в дом семьи своей жены в Ганновере и отказался возвращаться в Берлин, заявив, что "ему небезопасно находиться там, поскольку очевидно, что его брат был отравлен". Великий курфюрст пришел в ярость и объявил, что вычеркнет кронпринца из престолонаследия. Только после вмешательства императора Леопольда и Вильгельма III Английского удалось примирить двух мужчин, причем всего за несколько месяцев до смерти отца.66 Само собой разумеется, что в таких условиях было совершенно невозможно обеспечить кронпринцу надлежащее введение в курс государственных дел.
Фридрих III, впоследствии коронованный как король Фридрих I, не хотел повторять ошибок своих предшественников и постарался обеспечить своему наследнику как максимально полное обучение управлению государством, так и квазинезависимую сферу деятельности, в которой он мог бы развивать свои способности. Еще в подростковом возрасте он был тщательно изучен во всех основных ветвях власти. Юный Фридрих Вильгельм был трудным, упрямым ребенком, доводившим своих учителей до бешенства (о его многострадальном воспитателе Жане Филиппе Ребёре говорили, что он был бы счастливее в качестве галерного раба, чем в качестве воспитателя Фридриха Вильгельма), но он всегда был прилежен и почтителен по отношению к своему отцу. В данном случае кризис 1709-10 годов стал причиной напряженности в отношениях, поскольку кронпринц открыто выступил против
