можно было спасти только одно здание, мы бы выбрали это. Филипп Август возвел его первую форму около 1191 года как крепость-замок для защиты Парижа от вторжения по Сене. Карл V добавил два новых крыла (1357), внешнюю лестницу, которая, возможно, напоминает драгоценный камень в Блуа. Посчитав это средневековое строение, наполовину дворец, наполовину тюрьму, неподходящим для проживания и развлечений, Франциск снес его и поручил Пьеру Леско (1546) возвести на его месте замок, подобающий французскому королю эпохи Возрождения. Когда через год Франциск умер, Генрих II приказал продолжить строительство.
Леско был дворянином и священником, сеньором де Кланьи, аббатом Клермона, каноником Нотр-Дам, художником, скульптором, архитектором. Именно он спроектировал чердак церкви Сен-Жермен-л'Осерруа (разрушена в 1745 году) и дворец, который сейчас является отелем Карнавале. В обоих случаях он привлек к помощи своего друга Жана Гужона для создания декоративной скульптуры, а когда работа над новым Лувром немного продвинулась, он попросил Гужона приехать и украсить его. В 1548 году Леско возвел западное крыло дворцов, которые теперь окружают Корре, или Квадратный двор Лувра. Стиль итальянского Возрождения диктовал фасад от земли до крыши - исключительно, как сказал бы Рабле: три яруса прямоугольных окон, ярусы разделены мраморными карнизами, окна - классическими колоннами; три портика, поддерживаемые элегантными классическими колоннами; только покатая крыша была французской, и там лепнина тоже была классической. Общий вид был бы слишком суров, если бы Гужон не вставил статуи в ниши портиков, не вырезал изысканные рельефы на фронтонах и под карнизами, а также не увенчал центральный выступ эмблемой Генриха и Дианы. В крыле Леско Гужон построил Зал Кариатид - четыре величественные женщины, поддерживающие галерею для музыкантов; и снова Гужон украсил свод большой лестницы, ведущей в королевские покои, где спали короли Франции от Генриха IV до Людовика XIV. Работы над Лувром продолжались при Карле IX, Генрихе IV, Людовике XIII и XIV, Наполеоне I и III, всегда верные стилю, заданному Леско и Гужоном, и до сегодняшнего дня раскинувшееся здание представляет собой конгломерат 350 лет цивилизации, превратившей труд народа в великолепие искусства. Был бы Лувр возможен, если бы аристократия была справедливой?
Для Генриха II и Дианы де Пуатье Филибер Делорм создал архитектурные эдемы. В юности Филиберт изучал и измерял остатки классического Рима; он любил их, но, вернувшись во Францию, объявил, что отныне французская архитектура должна быть французской. Его дух классического идолопоклонства и французского патриотизма как раз и был программой Плеяды. Он спроектировал подковообразную лестницу в Дворе приемов в Фонтенбло, камин и кессонный потолок в Галерее Генриха II. Для Дианы он построил в Анете (1548-53) настоящий город дворцов и формальных садов; Челлини поместил на фронтоне свою Нимфу из Фонтенбло, а Гужон превзошел флорентийца своей группой Дианы с оленем. Большая часть этого дорогостоящего рая была разрушена; во дворе парижской Школы изящных искусств сохранились невыразительные ворота. Для той же триумфальной хозяйки Делорм достроил Шенонсо - небольшой подарок от очарованного короля; именно Филипп придумал расширить дворец за Шер. Когда Екатерина де Медичи отобрала замок у Дианы, Делорм продолжал трудиться в нем, пока шедевр не был завершен. На некоторое время его слишком математический стиль перестал нравиться, и он ушел на покой, чтобы написать энциклопедический "Трактат об архитектуре". В преклонном возрасте он был вновь призван к работе Екатериной и спроектировал для нее новый дворец Тюильри (1564-70), который был разрушен Коммуной 1871 года. От всех своих покровителей он получал богатые вознаграждения. Он стал священником и занимал несколько плодотворных постов. Он умер (1570) каноником Нотр-Дама и в своем завещании обеспечил двух незаконнорожденных детей.9
Жан Буллан завершил блестящее трио архитекторов, украшавших Францию во времена правления мужа и сыновей Екатерины. В тридцать лет в Экуэне он прославился, спроектировав для Анны де Монморанси замок, совершенно совершенный в своих классических линиях. В шестидесятилетнем возрасте он сменил Делорма на строительстве Тюильри и продолжал работать до самой смерти - de jour en jour en apprenant mourant, как он говорил - "изо дня в день, учась умирать".
Сейчас модно сожалеть об импорте итальянских стилей во французское строительство и предполагать, что родная готика, оставшись без этого влияния, могла бы превратиться в гражданскую архитектуру, более подходящую для французского изящества, чем относительно строгие линии классических ордеров. Но готика умирала от старости, возможно, от старческого маразма и фламбированных старых кружев; она исчерпала себя. Греческий акцент на сдержанности, простоте, стабильности и четких структурных линиях хорошо подходил для того, чтобы умерить французскую пылкость до дисциплинированной зрелости. Некоторая средневековая причудливость была принесена в жертву, но и она уже отжила свой век и кажется живописной именно потому, что умерла. По мере того как французская архитектура эпохи Возрождения вырабатывала свой национальный характер, сочетая мансардные окна и покатые крыши с колоннами, капителями и фронтонами, она на три столетия дала Франции стиль зданий, которому завидовала Западная Европа; и теперь, когда он тоже уходит в прошлое, мы понимаем, что он был прекрасен.
2. Вспомогательные искусства
Тысячи художников-ремесленников украшали французскую жизнь в этот яркий век Франсуа Премьера и Анри Дё. Деревообработчики украшали резьбой хоровые кассы Бове, Амьена, Ауша и Бру, осмеливались украшать готические постройки ренессансной игрой фавнов, сивилл, вакханок, сатиров, даже, время от времени, Венеры, Купидона, Ганимеда. Или они делали - для нашей безумной погони - столы, стулья, рамы, придиры, подставки и шкафы, украшая их, возможно, множеством орнаментов, а иногда инкрустируя металлом, слоновой костью или драгоценными камнями. Мастера по металлу, достигшие теперь вершины своего мастерства, прославляли утварь и оружие дамаскировкой или гравировкой, создавали решетки - поэмы в железной ажурности - для капелл, святилищ, садов и гробниц или делали такие петли, как на западных дверях Нотр-Дама, столь прекрасные, что благочестие приписывало их ангельским рукам. Челлини, у которого после удовлетворения собственных потребностей оставалось мало похвал для других, признавался, что в изготовлении церковных тарелок или таких домашних тарелок, какие Жан Дюре гравировал для Генриха II, французские ювелиры "достигли такой степени совершенства, какой больше нигде не встретишь".10 Витражи в капелле Маргариты Австрийской в Бру, в Сент-Этьенне в Бове или в Сент-Этьенн-дю-Мон в Париже возвещали о еще не ушедшей славе. В Фонтенбло Франциск основал фабрику, на которой гобелены ткались одним куском, а не делались, как раньше, отдельными секциями, а затем сшивались вместе; золотые и серебряные нити пышно смешивались с крашеным шелком и шерстью. После 1530 года узоры и сюжеты французских гобеленов перестали быть готическими и рыцарскими, а стали повторять итальянские образцы и темы эпохи Возрождения.
В
