еще очень большой вопрос, уши развесили. Вот и оставайтесь с внуком от шлюхи, я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь ей или… вам!
Я вытер слезы с лица. Мне было паршиво и горько, что родители таким образом в мою жизнь влезть решили.
— Через час я приеду к себе и увижу на телефоне номер телефона и все контакты человека, который «решал» вопрос с Настей, — я мрачно посмотрел на отца. — Если этого не будет, разорю те бизнесы, которыми ты еще сам управляешь. У меня такая доказательная база роскошная. Любой мент мне за это подмахнет радостно. Отправишься на старость лет на нары, позорище, а ты… — посмотрел на маму. — Молчи. Детей моих вы не увидите. И ноги моей здесь больше не будет. Никогда, — плюнул на пол.
***
Я и половины пути до дома не преодолел, как на мой телефон пришло требуемое.
Отец струсил и решил не испытывать мое терпение. Следом за его сообщением пришло еще текстовое сообщение от мамы:
«Мы хотели как лучше. Прости!»
Как лучше они хотели.
Вот как так, а? Ну как… Я ведь и не подумал на них.
Ни тени сомнений у меня не возникло!
Ни одной гребаной тени сомнений.
Так паршиво на душе: мое настроение плескалось на дне, я совсем забыл, что хотел устроить нам с Настей праздник.
Призвал себя собраться, заехал за цветами, свернул в ювелирный и долго стоял у витрины. Девушка предложила помочь, заглядывая в глаза:
— Если вы не знаете размер пальчиков своей девушки, можете сравнить с моими, — протянула свою кисть. — Все говорят, что у меня изящные пальчики.
Второй рукой она смахнула волосы, отправив их через плечо, провела острыми коготками по ключице, как бы предлагая не только колечко примерить, но и себя заодно. Посмотрел в ее личико — куколка, лет двадцати-двадцати трех от силы, а уже умеет себя предложить, вместе с товаром.
— Спасибо, здесь мне ничего не надо! — разозлился и вышел.
Благо, ювелирный ряд бесконечный, а модных витрин — очень много! Не все же себя предлагают, далеко не все, есть и нормальные люди.
Просто когда вляпываешься в грязь, потом кажется, будто она тебя всюду преследует, а мне самому еще очень и очень долго придется отмываться и замаливать свою вину перед Настей и Яной.
Выйдя из ювелирного с кольцом, я позвонил Хелен.
Набрал ее номер, пришлось послушать изрядное количество гудков, прежде чем роковая, какой она себя считала, мадам соизволила ответить. Гадина набивала себе цену даже в мелочах, и как только я с ней сексом занимался. Хоть целовать не додумался, и все время в резинке был, и на том спасибо. Я был более чем уверен, что она мою сперму из резинки в себя усердно засовывала, чтобы нарочно залететь — какая все-таки дрянь.
— Добрый вечер, Богдан. Давно не слышала тебя. Соскучился?
— А ты?
— Очень, — выдохнула она.
— Я не о том хотел спросить. Соскучилась ли ты по борделю?
— Не понимаю, о чем ты, Богдан.
— Давай не будем. Я о твоем прошлом наслышан. О шлюханском притоне с приставкой «Элит» тоже знаю. Даю тебе сутки на то, чтобы ты просто и тихо без шума покинула город. Иначе о твоих подвигах на эротическом поприще и о том, как и сколько ты мужчин за один раз можешь обслужить, все узнают. Все те люди, которые считают тебя приличной. Не хочешь плохой славы, просто сваливай! И бизнесы свои сверни по-тихому, я им жизни не дам, обанкрочу. Останешься, я тебе такую славу обеспечу, придется имя менять и внешность!
— Богдан, что ты такое говоришь.
— Не изображай дуру, Пушненко. Сваливай.
Она
Кто-то позвонил в дверь.
Я почему-то поняла, что это Богдан, даже не видя, кто стоит за дверью.
В моей душе просто щелкнуло понимание, что это он — и все.
Открыла дверь и сделала шаг назад, пропуская его в съемную квартиру. Он вошел и занес с собой аромат цветов.
В руках Богдана красовалась огромная корзина, нежный букет, по гамме похожий на те, что раньше он любил дарить мне — нежно-розовые, кремовые и чайные розы соседствовали с тонкими соцветиями гипсофил.
— Это лишнее, — вспыхнула я, но было сложно оторвать взгляд от букета.
— Прошу давай хотя бы сегодня, перед важным событием забудем о разногласиях? — попросил Богдан. — Кстати, я так и не поужинал. Может быть, сходим куда-нибудь?
— Думаешь, стоит? — усмехнулась я. — Боюсь, мне кусок в горло не полезет.
— Брось, нам это нужно. Прогуляемся, развеемся.
— Вот только я никак не готовилась для заведений твоего уровня.
Внезапно Богдан шагнул ко мне и обнял, прижав к стене. Его пальцы зарылись в мои волосы, приводя их в беспорядок, перебирали прядь за прядью. Губы мужчины медленно и горячо скользили по лицу, зацеловывая меня так, как никогда до этого.
Каждый поцелуй — как важная, неотъемлемая часть меня.
Горячее прикосновение его губ к моим было стремительным, требовательным и в то же время очень нежным, он как будто спрашивал разрешения, и у меня в буквальном смысле подкосились колени. Я вцепилась в широкие плечи Богдана, чтобы не упасть, часто дышала, всхлипывала. Мы дышали друг другу в рот, касаясь губами изредка.
— Богдан… — прошептала я, теряясь в ощущениях.
Голова кружилась.
— Люблю тебя. Жизнь без тебя не имеет смысла. Ты для меня все самое лучшее. Самое-самое лучшее, — его голос дрогнул.
Он прикрыл глаза, и я заметила, как по щеке скользнула скупая мужская слеза. Богдан снова коснулся моих губ, и я ответила на его поцелуй. На этот раз без всяких сомнений.
Меня такая решимость обуяла и желание быть счастливой, что даже если бы тысяча таких наглых прошмандовок, как Хелен, ломились в нашу дверь, я бы каждую за волосы оттаскала и спустила с лестницы. Это мой мужчина… Только мой! Я обняла его крепче, коснулась языка, чувствуя потрясающий вкус.
Никому его не отдам… Хочу быть с ним.
Поцеловала жарко.
— Ох, черт… Я сейчас с ума сойду от желания.
— Я… Я тоже. Может быть, ужин немного подождет?
Богдан кивнул. Я крепко взяла его руку в свою и повела за собой. Мы очутились в зале и не пошли дальше, принялись целоваться, ласкать друг друга, помогая раздеться. Он
