гнев на бывшую свекровь, но стараюсь этого внешне не показывать, чтобы не упиваться этим чувством. Несмотря на то, что Гордей поставил ей ультиматум, она мне не звонит и не приходит ко мне, чтобы извиниться за содеянное.
Впрочем, даже если бы это произошло, я не уверена, что могла бы ее простить. Не после того, как она порвала снимок УЗИ, который так много для меня значил. Конечно, я понимаю, что это всего лишь бумажка, но она значит для меня слишком много.
Она символ того, за что мне в этой жизни стоит бороться и для чего жить. И пусть Дима и есть живое воплощение этого, это не отменяет того факта, что этот клочок бумаги мне важен.
Мне удается его склеить с помощью скотча, и я снова ношу его в своей сумочке, но в этот раз кладу его во внутренний карман и закрываю его каждый раз, когда выхожу на улицу. Конечно, мне бы стоило оставлять его дома, но за последние годы это стало традицией, от которой я не желаю отказываться.
К счастью, Гордей никак не показывает, что между нами что-то изменилось, и не напоминает мне о том поцелуе, моменте моей слабости, и это облегчает мою жизнь. Он никак не дает понять, что между нами вообще что-то было, и постепенно это меня успокаивает, позволяя жить дальше и не думать о прошлом.
Он по-прежнему забирает Диму на выходные, гуляет с ним, возвращает его обратно к вечеру, периодически забирает его и из детского сада, когда я задерживаюсь на работе допоздна. Отцом он является образцовым, поэтому с этой стороны у меня претензий к нему нет.
Я же, наконец, выхожу на такой доход, что могу нанять помощницу, чем занимаюсь последнюю неделю, чтобы выкроить себе свободное время и наконец заняться чем-то помимо работы. Я даже подумываю о танцах, чтобы сбросить напряжение, скопившееся в моем теле.
Через неделю поисков мне удается найти выпускницу кулинарного техникума, которая специализируется на выпечке. Она довольно сообразительная, так что проблем с обучением у меня не возникает, и я чувствую, что жизнь наконец начинает налаживаться.
Вот только я забываю о том, что это я живу дальше, а некоторые до сих пор помнят обо мне. Так что в один из дней, когда я отпускаю помощницу домой, вдруг звучит дверной колокольчик.
— Прошу прощения, но мы уже закрыты. Приходите завтра, — говорю я, поднимая голову, а затем замираю, видя перед собой знакомое лицо.
— Я пришла не за выпечкой, хотя и от нее не отказалась бы. В последнее время сильно стрессую, а я пошла в мать и заедаю проблемы сладким.
Передо мной стоит Анфиса, бывшая жена Гордея, о которой я уже успела забыть. Конечно, где-то на задворках памяти постоянно крутились мысли о ней, так как я не понимала ее, но я не думала, что мы когда-нибудь еще раз встретимся.
— Что тебе нужно? — говорю я резко и без церемоний, так как она не моя гостья, а та, кто похитила моего сына из детского сада и нанесла ему тем самым психологическую травму.
— Да так, просто хотела поговорить.
Она лениво осматривается, словно удивляется увиденному.
— Отец говорил мне, что ты у нас бизнесвумен заделалась, но я не думала, что это что-то серьезное. Хотя кондитерская — не такое уж и большое дело.
— Пришла меня оскорблять? Можешь не стараться, твой Гордей мне даром не нужен, так что убирайся, а тебя я обслуживать и разговаривать с тобой не собираюсь.
Я указываю ей грубо пальцем на выход и жду, что она уйдет, но вместо этого она подходит ближе к прилавку, от чего мы буквально сталкиваемся нос к носу. Нас разделяет всего метр, который с легкостью можно было преодолеть, и это меня беспокоит.
— Ты до сих пор злишься на меня, что я забрала твоего сына и привела его к нам, познакомила с Гордеем?
Она вздергивает бровь и смотрит на меня так, словно ничего плохого не сделала и это был пустяк. Впрочем, я не особо удивляюсь, зная, кто ее отец. Наверняка, глядя на него, она в свое время решила, что ей всё сойдет с рук.
— Ты считаешь, что у меня нет права злиться? А ты не знала, что даже по закону это не одобряется? Разве ты не под домашним арестом сейчас?
— Так он закончился, — пожимает она плечами и морщится, показывая, что наказание ей не понравилось.
— Тогда что ты от меня хочешь? Чего пришла?
— Не могу отказать себе в любопытстве, знаешь ли. Посмотреть на ту, кто так привлекает Гордея, что он идет против моего отца. Не каждый бы на такое пошел.
— Так ты правда пришла просто поговорить? — усмехаюсь я, немного успокоившись, понимая, что она не собирается выкатывать мне никаких претензий и устраивать скандалы, как это сделала бы наверняка моя бывшая свекровь. — Я думала, ты бросишься на меня с ножом.
— С чего бы?
— Гордей развелся с тобой из-за меня, ты ведь так считаешь. И пришла, чтобы вернуть его и заставить меня держаться подальше?
Я делаю предположение, которое возникло в моей голове первым делом. Анфиса же, услышав это, смеется так, словно я сморозила глупость.
— Ты и правда думаешь, что я хотела воспитывать чужого ребенка?
Она смотрит на меня так, словно пытается понять, правда ли она поняла меня правильно. Я же хмурюсь, начиная осознавать, что изначально она вела двойную игру, а я совершенно не знала, какие цели она преследовала. Мне даже казалось, что никто в этой истории никогда не знал ее настоящую. От этого у меня мороз по коже.
— Тогда зачем всё это? — спрашиваю я, прищурившись и глядя на нее изучающе.
Я вдруг начинаю понимать, что не вижу в ней никакой любви. И дело даже не в Гордее, а в том, что она вообще не похожа на женщину, которая когда-либо любила какого-либо мужчину. И вскоре она подтверждает мои слова.
— Я не люблю Гордея, а отец никогда не позволил бы мне с ним развестись. Но если развода требует Гордей, от меня мало что зависит.
Я молча смотрю на нее, и она продолжает, отличаясь невероятной словоохотливостью.
— Ты ведь уже знаешь, что я не дочь своего отца. Он меня, конечно, любит, но когда у него есть свой сын, биологически родной ему по крови, с чего
