Изи и остальными братьями, Эдмонд нанял Жаки Сафра, старшего сына Изи, в 1968 году для работы по обмену валюты.
Эдмон обучал своих младших родственников примерно так же, как Якоб обучал его, - отправляя их в Европу в поисках возможностей финансового посредничества с низким уровнем риска. Интересы Сафра в Бразилии стали пионерами в клиринговом бизнесе между Центральным банком Бразилии и странами Восточной Европы, где доминировали коммунисты, обменивая кофе на промышленные товары. Эдмонд звонил Эзи из Женевы и отправлял двадцатидвухлетнего парня в Белград или в советский Центральный банк для проведения клиринговых операций. Эрнест Сассон, который покинул Бейрут в июне 1966 года и начал работать помощником Эмиля Саадиа в Женеве, был направлен на свое первое задание в Чехословакию, а затем в Восточную Германию и Польшу. Двадцатью годами ранее подросток Эдмон путешествовал по послевоенным столицам Западной Европы в поисках золота. Теперь он отправлял следующее поколение молодых сефардов в мрачные министерства финансов и центральные банки за железным занавесом, получая скидку на перемещение бразильских кофейных зерен, золота, текстиля и промышленных товаров.
Расширяющиеся операции Эдмонда не позволяли ему навести порядок. В первые годы в Republic царил некоторый хаос, поскольку он рос с огромной скоростью и без формальных функций. В 1966 году Фреду Богарту, зятю Дэвида Брака, давнего друга Эдмонда, предложили работу в банке. Он хотел получать 200 долларов в неделю, и Эдмонд предложил ему 100 долларов. Через год он вернулся, и Эдмонд сказал: "Мы разделим это посередине: 135 долларов". Когда в марте 1967 года Богарт начал работать над сбором федеральных средств, он сидел с группой из четырех человек на просторном четвертом этаже. "В то время каждый выполнял семнадцать заданий, - говорит он. Разумеется, никакой организационной схемы не было.
Тем не менее Эдмонд оставался дотошным, даже одержимым некоторыми деталями. Показывая людям Республику, он был в ярости от того, что у одного из сотрудников, Фреда Каттенберга, на столе уже был ожог от сигареты. "Вы даете неряхе красивый стол, и посмотрите, что он с ним делает". Эдмон отправлял Сирилу Двеку записки о состоянии займа или о покупке у месье Поссолло в Лиссабоне предметов для резиденции на девятом этаже, таких как банкетка в стиле ампир или кровать и кресло в стиле Людовика XVI. Но его метод держать все в курсе дел заключался не в составлении списков обязанностей и чтении еженедельных отчетов. Скорее, он собирал по вечерам суд в своей квартире на вершине Republic. Он созывал Джошуа Йедида, Сирила Двека и многих других, усаживался за стол, наслаждаясь напитком, и рассказывал о том, как прошел день.
Этот метод оказался непростым. Поскольку он не был гражданином, Эдмонд был ограничен в том, сколько времени в год он мог проводить в США. Как правило, он приезжал дважды, часто на три месяца за раз. По мере роста и расширения империи телефон стал для Эдмонда еще более важным инструментом, чем раньше. Он звонил сотрудникам по всему миру в течение рабочего дня, ночью, по воскресеньям. (Отчасти потому, что хотел быть в курсе событий, а отчасти потому, что ему нравилась постоянная связь с другими людьми. Сем Альмалех, работавший в TDB в Женеве и Кьяссо, вспоминает, что Эдмонд звонил по выходным. "Что нового?"
"Эдмонд", - ответил он. "Сегодня воскресенье. Ничего нового". Но, вспоминал Альмалех, "вы могли полтора часа говорить с ним по телефону о том, что делает этот человек и тот человек". Если он не мог дозвониться до кого-то, он звонил Жаку Тавилю и просил его найти этого человека, а затем обращался к четырем или пяти другим людям с тем же сообщением, и несчастного адресата забрасывали несколькими звонками.
Движение не было односторонним. Эдмонду нравилось работать с отдельными людьми, но он был и тем, кого без колебаний искали другие. В свои тридцать с небольшим лет Эдмонд уже был известен как человек, к которому обращаются еврейские организации. В 1965 или 1966 году двадцатиоднолетний Клемент Соффер, секретарь египетской еврейской общины, которая намеревалась построить новую синагогу в Бруклине, пришел просить у Эдмонда ссуду в 100 000 долларов. Эдмонд ответил, что предоставит деньги, но сказал: "Мне также нужна ваша гарантия, что эта сумма будет возвращена". Соффер запротестовал, отметив, что он едва вышел из подросткового возраста. "Дело не в гарантии, а в принципе", - сказал ему Эдмонд. Когда лидеры еврейской общины Сан-Паулу приехали в Нью-Йорк, чтобы попросить Эдмонда о крупном пожертвовании на строительство Hebraica de São Paulo, он сказал им, что одолжит им деньги под очень низкий процент. Когда они ответили, что у них нет средств, чтобы вернуть заем, Сафра сказал им, что им придется платить только проценты, но он хочет, чтобы они немедленно взяли на себя обязательство внести эту небольшую часть. Затем он велел своему секретарю выписать чек на оставшуюся сумму.
Эдмон продолжал жить в Женеве, теперь в доме 56 по улице Мойльбо, откуда можно было быстрее добраться до аэропорта. Но в 1968 году он провел там всего шестьдесят восемь дней. Поскольку у него все еще не было своей личной нуклеарной семьи, его жизнь по-прежнему была в значительной степени посвящена банку. В случае с Republic в Нью-Йорке банк буквально стал его домом. В 1966 году, когда его коллега Роландо Ланьядо приехал в гости из Бразилии, они пошли поужинать. "На этой неделе я не вылезал из банка", - сказал ему Эдмонд. Руководители высшего звена, многие из которых состояли в дальнем родстве, были для него чем-то вроде семьи. Для Мориса Бенезры, сына Альберта, выросшего в Женеве в 1960-х годах, он был "дядей Эдмондом", который подарил ему на бар-мицву сертификат акций TDB и однажды явился с восемнадцатью птицами в двух клетках в качестве подарка. Идентификация между его самовосприятием и его деловыми предприятиями была очень сильной. Не раз Эдмонд заявлял: "Мои банки - это мои дети".
Общительный, с сотнями контактов и большим количеством родственников, Эдмонд постоянно находился в разъездах и никогда не оставался один на еврейские праздники. Друзья и соратники постоянно колесили по разным городам, где он бывал. И он путешествовал вместе с ними. Когда в 1968 году Симон Алуан провел несколько месяцев в Кении, Эдмон отправился в Найроби, где они были гостями одного из адвокатов, эксцентричного человека. Эдмонд совершил короткое сафари, пережив полет на маленьком самолете и близкое знакомство со слоном . Более личное общение с дикой природой произошло в доме адвоката, где к домашнему шимпанзе Сэму относились как
