стать свободными, нужно лишь искренне захотеть сбросить с себя ярмо..... Твердо решите больше не быть рабами - и вы свободны! Откажите тирану в помощи, и он, подобно колоссу, с которого свалили пьедестал, рухнет и распадется на куски.101
Ла Боэти перешел к формулировкам Руссо и Тома Пейна. Человек по природе своей жаждет свободы; неравенство судьбы - случайность, и на счастливчиков возлагается обязанность служить своим ближним; все люди - братья, "созданные из одной формы" одним и тем же Богом. Как ни странно, именно чтение этого радикального заявления привлекло обычно холодного и осторожного Монтеня к Ла Боэти и привело (1557) к одной из самых известных дружб в истории. Монтеню было тогда двадцать четыре года, Этьену - двадцать семь; возможно, Монтень был тогда достаточно молод, чтобы проникнуться радикальными настроениями. Их дружбе вскоре положила конец смерть Ла Боэти в возрасте тридцати двух лет (1563). Монтень описывал последние дни, словно вспоминая рассказ Платона о смерти Сократа. Он так остро ощутил потерю сердечного юноши, что семнадцать лет спустя говорил об этом с более глубоким чувством, чем о чем-либо другом из своего опыта. Он не одобрял печатание "Discours" и скорбел, когда один женевский пастор опубликовал (1576). Он приписывал это сочинение щедрому духу юности и относил его к шестнадцати годам. Это был почти голос Французской революции.
IX. РАМУС И ФИЛОСОФЫ
Не менее романтичной была жизнь и более жестокой смерть Петра Рамуса - Пьера де ла Раме, который взялся свергнуть тиранию Аристотеля. Это было единоличное правление, длившееся три столетия и более, причем не над одним народом, а над многими, и не над телом, а над разумом, почти над душой, ибо разве не языческий мыслитель был сделан официальным философом церкви? Гуманисты Возрождения думали заменить его Платоном, но Реформация - или страх перед ней - задушила гуманизм, и в протестантской Германии, как и в католической Франции, аристотелевская схоластика все еще была в седле, когда умер проклявший ее Лютер (1546). Свержение Стагирита с его трона казалось интеллектуальной молодежи самой законной формой тираноубийства. Поступив в 1536 году в Парижский университет на степень магистра, Рамус в возрасте двадцати одного года взял в качестве своей диссертации, которую должен был защищать целый день перед преподавателями и всеми претендентами, недвусмысленное утверждение: Quaecumque ab Aristotele dicta essent commentitia esse - "Все, что было сказано Аристотелем, ложно".
Карьера Рамуса была одой образованию. Он родился недалеко от Кальвина в Нуайоне, в Пикардии, и дважды пытался добраться до Парижа, жаждая его колледжей; дважды ему это не удавалось, и он с поражением возвращался в свою деревню. В 1528 году, в возрасте двенадцати лет, он добился успеха, пристроившись слугой к богатому студенту, обучавшемуся в Наваррском коллеже - том самом, который ограбил Вийон. Служа днем, учась ночью, Пьер в течение восьми лет пробивался через тяжелую учебную программу факультета "искусств". В процессе обучения он едва не потерял зрение, но нашел Платона.
Приехав в Париж, я попал в хитросплетения софистов, и они обучали меня гуманитарным наукам с помощью вопросов и диспутов, не показывая мне никакой другой пользы или выгоды. Когда я окончил университет... я решил, что эти споры не принесли мне ничего, кроме потери времени. Удрученный этой мыслью, ведомый каким-то добрым ангелом, я наткнулся на Ксенофонта, а затем на Платона и познакомился с сократовской философией".102
Сколько из нас в юности совершили такое же волнующее открытие, счастливо встретив в Платоне философа, у которого вино и поэзия были в крови, который услышал философию в самом воздухе Афин, подхватил ее на крыло и отправил в века, все еще хранящие дыхание жизни, все эти голоса Сократа и его учеников, все еще звенящие от жажды и экстаза споров о самых волнующих предметах в мире! Какое облегчение после прозаических страниц Аристотеля, после трудов средней и не очень золотой середины! Конечно, мы - и Рамус - были несправедливы к Аристотелю, сравнивая его компактные конспекты лекций с популярными диалогами своего учителя; только белые волосы могут оценить Стагирита. Аристотель, которого знал Рамус, был главным образом логиком "Органона", Аристотелем школ, едва выдержавшим испытание переводом на схоластическую латынь, превращением в доброго христианского ортодоксального томиста. Три года, говорит Рамус, он изучал логику Аристотеля, но так и не смог найти ей ни одного применения ни в науке, ни в жизни.103
То, что Рамус получил степень магистра, - заслуга парижского факультета, а также его образованности, мастерства и мужества; возможно, профессора тоже устали от логики и умеренности. Но некоторые из них были скандализированы и чувствовали, что в результате дневного диспута пострадал их товарный запас. Началась вражда, которая преследовала Рамуса до самой смерти.
Его диплом давал ему право преподавать, и он сразу же начал читать в университете курс лекций, в которых смешивал философию с греческой и латинской литературой. Его занятия росли, доходы увеличивались, и он смог возместить своей овдовевшей матери сбережения, которые она пожертвовала, чтобы оплатить его выпускной экзамен. После семи лет подготовки он выпустил в 1543 году (annus mirabilis Коперника и Везалия) две работы, которые продолжили его кампанию по ниспровержению аристотелевской логики. Одна из них - "Аристотелевские враждебности" - представляла собой лобовую атаку, иногда выраженную в бурных инвективах; другая - "Разделы логики" - предлагала новую систему взамен старой. Она переосмысливала логику как ars disserendi, искусство ведения беседы, и объединяла логику, литературу и ораторское искусство в технику убеждения. Университетские власти вполне простительно видели в таком подходе некоторые опасности. Более того, они с подозрением относились к некоторым положениям Рамуса, которые попахивали ересью, например, "Неверие - начало знания".104-картезианское сомнение до Декарта; или его призыв заменить тома схоластов более глубоким изучением Писания - это имело протестантский оттенок; или его определение теологии как doctrina bene vivendi- что грозило свести религию к морали. А также раздражающие манеры Рамуса, его гордость и драчливость, его яростный противоречивый тон, его догматическое превосходство над догмой.
Вскоре после публикации этих книг ректор университета представил Рамуса парижскому прокурору как врага веры, нарушителя общественного спокойствия, развратителя молодежи опасными новинками. Суд проходил перед королевской комиссией из пяти человек - двое были назначены Рамусом, двое - его обвинителями, один - Франциском I. Недовольный процедурой суда, Рамус отозвал своих назначенцев. Оставшиеся трое приняли решение против него (1544), и королевский мандат запретил ему читать лекции, публиковать или нападать на Аристотеля в дальнейшем. Уведомление об осуждении было расклеено по всему городу и разослано в другие университеты. Студенты ставили бурлески, высмеивающие
