к королевскому двору. В четырнадцать лет он влюбился в новую королеву Фердинанда Католического, Жермену де Фуа; когда со временем его посвятили в рыцари, он выбрал ее своей "Королевой сердец", носил ее цвета и мечтал получить кружевной платок из ее руки в качестве приза на турнире.27 Это не мешало ему участвовать в случайных любовных связях и драках, которые составляли половину солдатской жизни. В простой и честной автобиографии, которую он надиктовал в 1553-56 годах, он не пытался скрыть эти естественные выходки.
Его беззаботной юности пришел конец, когда он был направлен на действительную военную службу в Памплону, столицу Наварры. Четыре года он провел там, мечтая о славе и просыпаясь от рутины. Появился шанс отличиться: французы атаковали Памплону, Иньиго услаждал оборону своей храбростью; враг все же захватил цитадель, а Иньиго пушечным ядром перебило правую ногу (20 мая 1521 года). Победители обошлись с ним по-доброму, вправили ему кости и отправили на носилках в родовой замок. Но кости были вправлены неправильно, их пришлось переломать и вправить. Вторая операция оказалась еще более некомпетентной, чем первая, так как из ноги торчал обрубок кости; третья операция вправила кости, но нога стала слишком короткой, и несколько недель Иньиго терпел пытку ортопедическими носилками, которые делали его беспомощным, слабым и постоянно испытывающим боль.
Во время изнурительных месяцев выздоровления он попросил принести ему книги, желательно какую-нибудь захватывающую историю о рыцарстве и неуязвимых принцессах. Но в замковой библиотеке было всего две книги: "Жизнь Христа" Лудольфуса и "Flos sanctorum", повествующая о жизни святых. Сначала солдату было скучно читать эти тома; потом фигуры Христа и Марии стали ему нравиться, а легенды о святых оказались столь же прекрасными, как эпосы о придворной любви и войне; эти кавалеры Христа были ничуть не менее героическими, чем кабальеро Кастилии. Постепенно в его голове сформировалась мысль, что самая благородная война из всех - это война христианства против ислама. В нем, как и в Доминике, интенсивность испанской веры сделала религию не тихой набожностью, как у Томаса а-Кемписа, а страстью конфликта, священной войной. Он решил отправиться в Иерусалим и освободить святые места от власти неверных. Однажды ночью ему было видение Девы Марии и Ее Младенца; после этого (позже он рассказывал отцу Гонсалесу) его уже не посещало искушение распутства.28 Он встал с постели, преклонил колени и поклялся быть воином Христа и Марии до самой смерти.
Он читал, что Святой Грааль когда-то был спрятан в замке Монтсеррат в провинции Барселона. Там, как говорится в самом известном из всех романов, Амадис совершил ночное бдение перед образом Богородицы, чтобы подготовить себя к рыцарскому служению. Как только Иньиго смог передвигаться, он сел на мула и отправился к далекой святыне. Некоторое время он все еще думал о себе как о воине, снаряженном для физической борьбы. Но у святых, о которых он читал, не было ни оружия, ни доспехов, только самая бедная одежда и твердая вера. Прибыв в Монтсеррат, он очистил свою душу трехдневной исповедью и покаянием, отдал свою дорогую одежду нищему и облачился в одеяние паломника из грубой ткани. Всю ночь с 24 на 25 марта 1522 года он провел в одиночестве в часовне бенедиктинского монастыря, стоя или стоя на коленях перед алтарем Богоматери. Он обязывался к вечному целомудрию и бедности. На следующее утро он принял Евхаристию, отдал своего мула монахам и на хромых ногах отправился в Иерусалим.
Ближайшим портом была Барселона. По дороге он остановился в деревушке Манреса. Старая женщина направила его в пещеру, где он мог укрыться. На несколько дней он сделал ее своим домом; там, стремясь превзойти святых в аскетизме, он совершал аскезы, которые привели его почти к смерти. Раскаиваясь в горделивой заботе о своей внешности, он перестал мыть, стричь и расчесывать волосы, которые вскоре выпали; он не подстригал ногти, не мыл тело, не омывал руки, лицо и ноги;29 Он жил на той пище, которую мог выпросить, но никогда не ел мяса; постился по нескольку дней подряд; бичевал себя трижды в день и каждый день проводил часы в молитве. Одна благочестивая женщина, опасаясь, что его аскезы убьют его, взяла его к себе домой, где выхаживала его до полного выздоровления. Но когда его перевели в келью в доминиканском монастыре в Манресе, он возобновил самобичевание. Воспоминания о прошлых грехах приводили его в ужас; он вел войну со своим телом как с виновником своих грехов; он был полон решимости изгнать из своей плоти все мысли о грехе. Временами борьба казалась безнадежной, и он подумывал о самоубийстве. Затем приходили видения и укрепляли его; во время причастия он верил, что видит не облатку, а живого Христа; в другой раз ему явились Христос и Его Мать; однажды он увидел Троицу и в одно мгновение понял, вне слов и разума, тайну трех лиц в одном Боге; а "в другой раз, - рассказывает он, - Бог позволил ему понять, как Он сотворил мир".30 Эти видения исцелили породивший их духовный конфликт; он оставил позади все переживания по поводу своих юношеских глупостей; он ослабил свой аскетизм; покорив свое тело, он мог теперь очистить его без тщеславия. На основе опыта этой борьбы, длившейся почти год, он разработал Духовные упражнения, с помощью которых языческая плоть могла быть покорена христианской воле. Теперь он мог предстать перед священными святынями Иерусалима.
Он отплыл из Барселоны в феврале 15 2 3 года. По пути он пробыл две недели в Риме, сбежав оттуда прежде, чем языческий дух смог отвратить его от святости. 14 июля он отплыл из Венеции в Яффу. Прежде чем он достиг Палестины, его постигло множество бедствий, но постоянные видения поддерживали его. Иерусалим сам по себе был страшен: турки, контролировавшие его, разрешили посещение христиан, но не прозелитизм; когда Иньиго предложил обратить мусульман в свою веру, францисканский провинциал, которому Папа поручил поддерживать мир, велел святому вернуться в Европу. В марте 1524 года он снова был в Барселоне.
Возможно, теперь он чувствовал, что, хотя и владеет своим телом, но подчиняется своим фантазиям. Он решил усмирить свой разум с помощью образования. Хотя ему уже исполнилось тридцать три, он вместе со школьниками стал изучать латынь. Но зуд учить оказался сильнее желания учиться. Вскоре Игнатий, как его называли схоласты , начал проповедовать в кругу набожных, но очаровательных женщин. Их любовники осуждали его как баловня и жестоко избивали. Он переехал в Алкалу (1526) и занялся философией и
