и фактическое свержение иностранных правительств? Разве Кеннеди не удалось свергнуть другое правительство, и его приветствовали за эту попытку? Когда в 1963 г. Джонсон вошел в Белый дом на волне скорби по поводу убийства Кеннеди и доброжелательного отношения к себе, можно было сделать вывод, что президентство всесильно: он может продолжать применять, как говорилось в документе СНБ-68, "любые меры, открытые или тайные, насильственные или ненасильственные", которые будут способствовать продвижению американского дела в холодной войне, не ставя под угрозу "целостность нашей системы". Но к тому времени, когда Джонсон покинул Белый дом в 1969 г., это предложение выглядело гораздо менее правдоподобным: то, как он вел войну во Вьетнаме, привело к тому, что американская система, как за рубежом, так и внутри страны, оказалась в глубокой беде.
Авторы NSC-68 предполагали, что в этих двух сферах могут существовать отдельные стандарты поведения: американские лидеры могут научиться "не быть хорошими", ведя холодную войну, и при этом оставаться "хорошими" в рамках своего внутреннего демократического общества. В годы Эйзенхауэра и Кеннеди было достаточно сложно сохранить это разделение: оба президента были вынуждены признать, что их "опровержения" в инцидентах с U-2 и "Заливом свиней" не были "правдоподобными". С началом войны во Вьетнаме грань между тем, что разрешено за границей, и тем, что разрешено дома, исчезла вовсе. Администрация Джонсона не могла планировать и вести войну, не скрывая своих намерений от американского народа, и, тем не менее, принимаемые ею решения оказывали глубокое влияние на американский народ. Не оправдав, как надеялся Кеннан, "своих лучших традиций" в борьбе с холодной войной, Соединенные Штаты в ходе войны во Вьетнаме, похоже, пожертвовали своими лучшими традициями конституционной и моральной ответственности.
IV.
РИЧАРД НИКСОН унаследовал эту ситуацию, а затем значительно ухудшил ее. Один из самых искусных в геополитическом отношении лидеров современности, он оказался также американским президентом, менее всего склонным уважать ограничения, налагаемые на его собственную власть. После всего, что произошло в годы правления Джонсона, он по-прежнему считал, что требования национальной безопасности, как он их определял, перевешивают любые обязательства по подотчетности и даже законности, которых требовало президентство. Действия Никсона выходили далеко за рамки идеи о том, что могут существовать отдельные стандарты поведения в стране и за рубежом: вместо этого он превратил саму страну в поле боя холодной войны. Однако там он столкнулся с противником более мощным, чем Советский Союз или международное коммунистическое движение. Им оказалась Конституция Соединенных Штатов Америки.
"Я могу однозначно сказать, - писал Никсон после ухода с поста президента, - что без секретности не было бы ни открытия Китая, ни соглашения SALT с Советским Союзом, ни мирного соглашения, завершившего войну во Вьетнаме". Вряд ли есть основания сомневаться в этом утверждении. Если бы перед поездкой Киссинджера в Пекин в 1971 г. были проведены консультации с Государственным департаментом и Департаментом обороны, ЦРУ, соответствующими комитетами Конгресса и всеми союзниками, чьи интересы могли быть затронуты, это только гарантировало бы, что она не состоится. Попытка переговоров о контроле над вооружениями с Москвой в отсутствие "черного канала", позволяющего проверить позицию до ее принятия, вероятно, гарантировала бы неудачу. И единственный способ, который видел Никсон для выхода из затянувшегося тупика в мирных переговорах по Вьетнаму - без принятия требований Ханоя о немедленном выводе американских войск и отстранении от власти южновьетнамского правительства - заключался в усилении военного и дипломатического давления на Северный Вьетнам при одновременном ослаблении давления со стороны Конгресса, антивоенного движения и даже бывших членов администрации Джонсона в пользу принятия условий Ханоя. Для этого также требовалось действовать как открыто, так и незаметно.
Никсон ошибся не в том, что использовал секретность для проведения внешней политики - дипломатия всегда требовала этого, - а в том, что не смог провести различие между действиями, которые он мог бы оправдать в случае разоблачения, и теми, которые он не мог оправдать никогда. Американцы оправдывали ложь Эйзенхауэра и Кеннеди, потому что операции, которые они прикрывали, оказывались оправданными, когда их раскрывали. Так же как и методы, с помощью которых Никсон добился открытия Китая, заключения соглашения SALT и прекращения огня во Вьетнаме: результаты в этих случаях заставляли полагаться на секретность и даже обман.
Но как быть с тайной бомбардировкой суверенного государства? Или попытка свержения демократически избранного правительства? Или прослушивание американских граждан без законного разрешения? Или кражи со взломом, совершенные с санкции президента? Или организация заговора внутри самого Белого дома с целью сокрытия произошедшего? Никсон допускал все это в течение своего первого срока; его зависимость от секретности стала настолько навязчивой, что он использовал эту тактику в ситуациях, для которых никогда не могло быть правдоподобного оправдания. И когда правдоподобное отрицание стало невозможным - во многом потому, что Никсон, используя секретную систему прослушивания Овального кабинета, подслушивал даже самого себя, - конституционный кризис стал неизбежным.
Этот процесс начался весной 1969 г., когда Никсон отдал приказ о бомбардировках Камбоджи с целью пресечь проходящие через эту страну и Лаос маршруты, по которым северовьетнамцы в течение многих лет перебрасывали войска и грузы в Южный Вьетнам. Это решение было оправдано с военной точки зрения, но Никсон не предпринял никаких усилий для его публичного объяснения. Вместо этого он разрешил фальсифицировать отчеты ВВС, чтобы скрыть факт бомбардировки, и в течение нескольких месяцев после этого настаивал на том, что Соединенные Штаты соблюдают нейтралитет Камбоджи. Очевидно, что бомбардировки не были секретом ни для самих камбоджийцев, ни для северовьетнамцев, ни для их китайских и советских союзников. В неведении оставались только американцы, и причина, как позже признал Никсон, заключалась в том, чтобы избежать антивоенных протестов. "Моей администрации было всего два месяца, и я хотел в самом начале спровоцировать как можно меньший общественный резонанс".
Однако так возникла "брешь в доверии" у Джонсона, а вскоре она возникла и у Никсона. Используя хорошо поставленные источники, газета New York Times быстро сообщила о бомбардировках Камбоджи, а также о планах администрации начать постепенный вывод американских войск из Вьетнама. В ответ на это разгневанный Никсон приказал прослушивать телефоны нескольких помощников Киссинджера, которых Министерство юстиции и Федеральное бюро расследований подозревали в утечке информации. С одобрения Киссинджера прослушка сохранялась даже после того, как некоторые из них покинули правительство, а вскоре она была распространена и на журналистов, которые не могли быть причастны к первоначальной утечке информации. Грань между оправданной и неоправданной секретностью, уже размытая в администрации Джонсона, теперь стала еще менее четкой.
Затем в октябре 1970 г. к власти
