– Смотри, Асандр, ты втянул нас в опасную игру, – заключил Флегонт.
– Я могу освободить того, кто боится! – вскричал Асандр. – Только запомните – боги не любят робких! Они награждают смелых, способных на риск!.. Давайте разделимся: кто со мною – тот останется за столом, кто против – переходит вот к этому окну! Согласны?
Все участники предстоящей церемонии, задуманной Асандром, взглянули на белые жреческие хитоны, развешанные по стенам. Их взял Асандр в храме Афродиты Пандемос напрокат. Зеленые венки и жезлы, обвитые стеблями лавра, заготовлены сообща и свалены у дверей пиршественного зала. Тут же прислонены к закопченной стене шесты с круглыми щитами наверху, расписанными наподобие огромных монет, с изображением головы бога Диониса и надписью: «Митридат Евпатор Дионис, великий царь и живой бог».
Эти щиты-монеты изготовила для Асандра юная золотоволосая художница Икария в городе Нимфее, где Асандр бывал и пользовался уважением общины. Он любил этот уютный приморский городок, расположенный южнее Пантикапея, привязался душой и к юной художнице, жившей в маленьком домике над морем. Свободная женщина, Икария не была гетерой, она не принимала гостей, источником ее существования было искусство. Икария расписывала стены и храмы, лепила бюсты нимфейских богачей, писала картины на сюжеты греческих мифов. Она пользовалась при этом методом энкаустики – писала горячими восковыми красками – и говорила, что является скромной последовательницей некогда жившего Апеллеса из Колофона. Этот знаменитый художник жил и творил во времена великого Александра, он писал восковыми красками портреты царя-завоевателя. Говорят, он изобразил Буцефала, коня прославленного полководца, с такой силой, что живые кони при виде этой картины поднимали головы и издавали призывное ржание!..
Асандр, заказав художнице щиты-монеты, помогал ей разогревать восковые краски, а когда она работала, любовался движениями ее тонких рук, испытывая при этом небывалое душевное умиротворение. Икария сидела у большого окна, лучи солнца падали ей на голову, причем золотистые волосы казались окруженными сияющим ореолом. Все в домике нравилось ему. Даже казалось, что там, среди цветов, в провинциальной тишине, можно отказаться от суровой и безалаберной жизни, какую он вел в столице, перестать вести бесплодную борьбу за богатство и знатность, уйти от ненависти сильных пантикапейского мира, забыться от всего в маленьком домике! И когда он уезжал обратно в столицу, то взял своими сильными руками ее розовые пальцы и приложил к губам.
– Оставайся здесь, – просто сказала она, смотря ему в лицо любящими глазами, – я буду для тебя если не Аспазисй, то и не Ксантиппой!.. Я буду – твоей Икарией!
– Увы, – ответил он, поддавшись чарам этой слабой и болезненной на вид, но обладающей невидимой силой женщины. – увы!.. Я далеко не Перикл и совсем не Сократ!.. Но если вернусь – а я мечтаю об этом, – то стану просто твоим Асандром! А сейчас – я должен вернуться в Пантикапей, там меня ждут дела, поджидают друзья и враги!
Конечно, он мог бы не ездить в Нимфей и заказать щиты в Пантикапее, благо здесь нетрудно найти недорогих художников, как свободных, так и рабов. Но дело было тайное, Асандр всячески скрывал его от преждевременной огласки. Простившись с художницей, он ночью с преданными друзьями доставил щиты в столицу.
И вот теперь, когда все готово и день настал, находятся сомневающиеся, которые могут испортить задуманное.
– Итак? – повторил он свой вопрос, указывая жестом руки на окно в противоположном конце зала. – Кто поражен страхом, да перейдет туда! Кто имеет мужественное сердце, верит мне и жаждет успеха, останется за столом!
Друзья уже под хмельком, ибо пир приближался к концу. Асандр хотел, чтобы эранисты были слегка навеселе, это придало бы им решительности. Но только слегка! Пьяная компания – комос – уже не может успешно выступать на площади с торжественными песнопениями.
На столах пустые блюда. Тут же куча костей от двух козлов, заполеванных самими участниками пира, остатки дешевой рыбы и много ракушек от съедобных мидий, служивших обычной пищей для бедных рыбаков и малосостоятельных боспорян.
И вино уже выпито, пузатый пифос опустел. Его горлышко наклоняли все ниже, пока вместо розовой струи не потекла коричневая гуща осадка.
Но Антигона уже в дверях. Она с трудом несет еще два кувшина кислого дешевого вина. Ее встречают веселыми возгласами. И хотя вино по вкусу напоминает уксус, его пьют охотно, заедая лесными орехами.
– Что ж, – философски замечает Асандр, усмехаясь с добродушным лукавством, – отступить от клятвы тоже нужна смелость! Но повторяю, братство наше добровольное, и неволить вас я не собираюсь. Я только утверждаю – боги любят отважных!.. Еще раз говорю вам – разделимся! Кто смел – остается за столом, кто боится – переходит в окну!
– Что ты, что ты, Асандр! – зашумели эранисты. – Не обращай внимания, если мы порою скулим, как собаки перед грозой! Мы готовы идти за тобою все как один!.. Веди нас опять на лед пролива, и мы пойдем! Да и Флегонт только бурчит, а предан тебе и твоему делу.
– Я знал, что вы так ответите, – удовлетворенно отозвался Асандр, – ибо тогда, на льду, вы доказали, что сердца ваши тверды, как железо! Я горжусь вами!.. Мы – «ледовые братья», и разлучить нас может лишь смерть!
– Истинно так! – хором ответили все, поднимая кружки.
– А Гиерон где? – спросил Асандр через плечо, обращаясь к рабыне.
– Где же еще ему быть, – ответила толстая Антигона, – трется среди толпы в порту!
– Если его заметят, не миновать ему порки на рыночной площади, – спокойно заметил Асандр. – Неоптолем приказал устроить рабам пир, но запретил им появляться в порту!
– Он скользкий, как морской угорь, его не так просто схватить!
– К тому же, – добавил со смехом один из присутствующих, обладатель курчавой черной бороды, – как я заметил, он надел твои плащ и петаз!
– Да?.. Ах, всыплю я ему за эти проделки!
– Он сказал, – поспешила вмешаться Антигона, – будто ты, господин, разрешил ему побывать на пиру рабов там, на рынке!
