волосы удивительно красиво падали на плечи, но не успел он налюбоваться, как огонь вдруг погас.
«Какая досада!» – подумал Митиёри, и в душе его вспыхнула решимость добиться победы во что бы то ни стало.
– Ах, какая темнота! Ты говорила, что к тебе пришел твой муж. Иди к нему скорей!
Голос девушки, такой нежный, красивый, пленял слух…
– К мужу пришел гость, а я пока побуду с вами. Дома почти никого не осталось, должно быть, вам страшно одной, – ответила прислужница.
– Мне часто бывает страшно. Я уж привыкла.
Когда Митиёри вышел из своего тайника, меченосец начал его поддразнивать:
– Ну, что скажете? Проводить вас домой? А где же ваша шляпа? Изволили забыть ее с перепугу?
– О! Ты человек пристрастный, ведь ты без памяти влюблен в свою жену, – усмехнулся в ответ Митиёри. А сам в это время думал: «Какое старое, изношенное платье у бедняжки! Ей будет совестно передо мной…» – Позови свою жену поскорей и ложись-ка спать, – нетерпеливо приказал он.
Меченосец пошел к себе в спаленку и позвал Акоги.
– О нет, эту ночь я проведу возле госпожи. А ты ложись поскорее спать или в нашем закутке, или где сам знаешь, – начала было отнекиваться Акоги.
– Я только хочу передать тебе то, о чем рассказал мне мой гость. Это очень важное дело. Выйди ко мне хоть на минутку, – попросил он снова через служанку Цую.
Наконец Акоги отодвинула в сторону дверь и крикнула в сердцах:
– Ну, в чем дело? Что ты здесь буянишь?
Меченосец обнял ее:
– Гость сказал мне: «Не спи один в такую дождливую ночь». Идем со мной!
Акоги засмеялась:
– Послушайте его! Вот нашел важное дело!
Но меченосец насильно заставил ее лечь с ним рядом и, не говоря ни слова, прикинулся спящим.
Сон не шел к Отикубо. Полулежа на своей постели, она стала перебирать струны цитры и тихо запела:
Когда весь мир земной
Мне кажется печальным,
Хочу средь горных скал
Убежище найти,
Навеки от людей укрыться.
Митиёри устал ждать и, подумав, что сейчас настала удобная минута – поблизости никого нет, – ловко при помощи кусочка дерева приподнял верхнюю створку решетчатого окна и пробрался в комнату.
Отикубо в испуге хотела было бежать, но он крепко сжал ее в объятиях.
Акоги, спавшая вместе с меченосцем в соседней комнате, услышала, как стукнуло окно. «Что там такое!» – в испуге подумала она и попыталась было вскочить с постели, но меченосец силой удержал ее.
– Пусти меня! Там створка окна стукнула. Пойду посмотреть, что случилось.
– А, пустое! Это собака. Или крыса. Нечего бояться. С чего ты так всполошилась? – уговаривал он жену.
– Нет, что-то неладно. Уж, наверно, ты подстроил что-нибудь. Оттого меня и не пускаешь.
– С чего бы это я стал строить козни! Успокойся, ляг! – Крепко обняв жену, он заставил ее лечь снова.
В страхе за свою госпожу Акоги горько плакала и сердилась, но вырваться так и не смогла.
– Ах, несчастье! Ах ты, бессердечный!
Между тем Митиёри, держа девушку в объятиях, распустил на ней пояс и лег рядом с ней на ложе. Вне себя от ужаса и отчаяния Отикубо заливалась слезами, дрожа всем телом.
– Вы так грустны! Мир кажется вам обителью печали. Вы хотите скрыться в глубине гор, где вас не настигнут вести о земных горестях, – попытался заговорить с ней Митиёри.
«Кто это так говорит со мной? – подумала Отикубо. – Ах, наверно, тот знатный юноша!»
И вдруг она вспомнила, что на ней старое платье и заношенные хакама! Девушке захотелось тут же умереть на месте со стыда, и она зарыдала. Вид ее печали невыразимо трогал сердце. Митиёри в душевном смятении не находил слов утешить ее.
Акоги была рядом, за стеною, и до нее донесся звук приглушенных рыданий госпожи. «Так и есть!» – подумала она и в тревоге хотела было бежать на помощь, но меченосец снова не пустил ее.
– Что же это! Погубил мою госпожу, а меня держишь силой! О, недаром мне почудилось что-то неладное, жестокий ты, низкий человек! – Акоги, не помня себя от гнева, вырывалась из рук меченосца.
А тот лишь посмеивался:
– Знать ничего не знаю, зачем зря меня винить! Вор не мог сейчас забраться в опочивальню твоей госпожи. Значит, там любовник. Какой толк бежать туда сейчас, подумай сама.
– Нечего прикидываться, будто ты здесь ни при чем, – рыдала Акоги. – Говори сейчас, кто этот мужчина? Ах, ужасное дело! Бедная моя барышня!
– Что за ребячество! – потешался меченосец.
Акоги еще сильнее рассердилась на него.
– И я доверилась такому бессердечному человеку! – воскликнула она с горечью.
Меченосцу стало жаль ее.
– По правде говоря, молодой господин пожаловал сюда, чтобы побеседовать с твоей госпожой. Что здесь дурного? Зачем так шуметь? Видно, их союз был заключен еще в прежней жизни [14]. Против судьбы не поспоришь.
– Ты мне и словом не обмолвился, а госпожа моя подумает, что я с тобой в сговоре, вот что мне горько! Ах, зачем только я покинула ее нынче ночью! – сетовала Акоги, негодуя на мужа.
– Не тревожься, она поймет, что ты ни о чем не знала. За что ты так сердишься на меня? – И, не давая ей времени опять разразиться упреками, меченосец снова заключил жену в объятья.
Митиёри тихо говорил девушке:
– Отчего вы так бесчувственны к моей любви? Пусть я человек ничтожный, но все же, мне кажется, вам незачем приходить в такое отчаяние. Сколько раз посылал я вам письма, а вы ни разу не удостоили меня ответом! Я решил было не утруждать вас больше, раз я так вам противен. Но не знаю сам почему, с тех пор как я начал писать вам, вы мне сделались очень дороги. Ах, должно быть, ваша ненависть ко мне предопределена еще в прошлой жизни, и потому я не питаю чувства горечи за то, что вы ко мне так жестоки.
Отикубо казалось, что она умрет со стыда. На ней было только одно тонкое платье и хакама, изношенные до того, что местами сквозило нагое тело. Не описать словами, как ей было тяжело. По ее лицу струился холодный пот, еще более обильный, чем слезы. Заметив, в каком она состоянии, Митиёри проникся к ней жалостью и нежностью. Он начал всячески успокаивать ее и утешать, но Отикубо не в силах была вымолвить ни слова.
Сгорая от стыда, девушка в душе винила во всем Акоги.
Наконец кончилась эта грустная ночь. Раздался крик петуха.
Митиёри воскликнул в
